Мертвец

  Чего только не выкинет жизнь, чтобы показать лишний раз, что не первелись в её арсеналах чудеса: есть у нас человек, который не знает, например, что умер. В своё время при скоплении народа был он торжественно похоронен, однако на другой день явился, как ни в чём не бывало, и теперь живёт.
  С первого дня было ясно, он, хотя двигается и говорит, на самом деле труп, холодный и бесчувственный, как кочерыжка. Обнаружилось, что дыхания у него нет, а ногти и волосы растут с дикой скоростью, и он вынужден постоянно обстригаться. Всё другое оставалось у него от обыкновенного человека, так что страха у нас не возникло  никакого, будто всю жизнь мы разговаривали и обедали с мертвецами. Выяснилось, правда, что он сделался туговат на ухо, стал скован в движениях и, что самое странное, употребляет такое количество пищи, какого хватило бы на хорошую семью.
  Разумеется, женщины наши, в отличие от нас, пришли от него в неописуемый ужас, и с визгом разбегались кто куда, как от медведя (женщины наши, давно научившиеся командовать и преуспевать, почему-то никак не бросят старой привычки пищать по всякому поводу). Тут же выяснилось, что мертвец женщинами не интересуется, ничего недоброго не замышляет и даже, вполне возможно, не видит их физически. Вообще, парень оказался на редкость простой и покладистый, совсем не то, каким мы его знали, когда он был полон сил и живой энергии. Работать, например, он тоже принялся за троих, чем приятно нас удивил, ибо прежде без надобности и палец о палец не ударил бы. Теперь же, закончив одно, усердно брался за другое, отлично справлялся и с этим, и не успокаивался до тех пор, пока всё не переделает.
  Я, признаться, с первых шагов его в новом качестве больше удивлялся не ему, а нам, так легко и весело принявшим воскрешение ничтожного по сути человека. Но наши безответственные души, видимо, настолько свыклись с ожиданием чуда, настолько истосковались по нему, что увидев его перед собой, встретили как доброго знакомого.
Да и стоит ли требовать от нас другого, если беспричинное веселье у нас в крови и, благодаря ему, мы всё ещё испытываем вкус к жизни. К тому же женщины наши скоро пришли в себя, и сам он освоился среди нас лучше прежнего. Дело здесь не только в том, что он выполнял за нас нашу работу и плевать хотел на интриги. Попробуйте вообразить себе человека начисто лишённого желания отнять у вас гордость, достоинство, ваши любимые мысли, деньги, в конце концов - жизнь, и вы без труда оцените редкое счастье иметь такого человека товарищем. Скажем прямо, мы давно отвыкли от таких товарищей.
  Что уж говорить о наших начальниках, ведь для них честный работник манна небесная, и будь их воля, они одних мертвецов нанимали бы. А, кажется, кому как не им бить тревогу:«Нарушен порядок вещей!» Но нет, они только потирали руки: наконец хоть один не жаждет подачек и не изнывает от постылого труда. Всё, что они сделали – снова привили его от оспы, и теперь имели полное право ставить его нам в пример. Да мы и сами непрочь были что-нибудь перенять у него. Нам, кстати, зачастую не хватает хладнокровия: мы слишком многого ждём от судьбы, чтобы оставаться спокойными, и если нам удаётся сохранить лицо, то это потому, что мы иногда умеем прикинуться бесчувственными.
  Прежде звали его Пётр, мы же, не сговариваясь, дали ему имя Чубук - имя неприглядное, но таковы уж мы, и это наша благодарность ему за труд. Женщины, в свою очередь, нарекли его Ланселот, ибо, неизвестно как, жива в наших женщинах память о благородном служении, и пусть он всего-то наводил порядок на столах, да поднимал за ними фантики, они сочли его достойным звания рыцаря. А ведь недавно они едва выносили его, требовали отсадить за перегородку, теперь же рассыпались в любезностях, но он и ухом не вёл, и если кому-то из них удавалось сжать его руку в своей, он аккуратно отгибал чужие пальцы так, что едва не отламывал.
  В конце концов мы полюбили его бескорыстной любовью, поверьте, нам это нелегко - мы не алчны, но чтобы переносить жизнь, с нас требуют столько сил и средств, что их не остается на широкие жесты. Мы и понятия не имели, как умеем любить - слепо, жертвенно, точно собаки. Но что мы могли дать ему? Мы, у кого за душой не осталось ничего кроме еды и мебели.