Часть седьмая - Высший пилотаж

      Подводя черту между прошлым и будущим на данном этапе, хочется выделить три основополагающих момента моего выхода из петли. Хотя, по мнению китайских мудрецов выйти из петли, значит, смириться. У меня же все получилось с точностью наоборот – выйти из петли, значит, как в авиации – выйти из фигуры сложного пилотажа. Итак, первым шагом к спасению было вручение мне летательного аппарата, который в литературе принято называть, как в стародавние времена, Пегасом. Хотя эволюция его налицо, и мощность двигателя превышает одну лошадиную силу и размах крыльев подобен дирижаблю. Это летательное средство позволило подняться мне на высоту птичьего полета и увидеть просторы жизни. Мои книги покупали учителя и ученики нашей школы с легкой руки классного руководителя моего старшего сына, работники ДК помогали мне организовывать творческие встречи, и на душе стало гораздо легче. А дома я по-прежнему была для своего муженька домработницей с амбициями графини. Хотя теперь я четко вижу, что в желании меня унизить  проявлялась его защитная реакция, ну уж больно не хотелось ему признавать мое превосходство. И все, чтобы я ни предпринимала для нахождения консенсуса, не имело положительного результата. И хотя я списывала его нервозность на «нервенную дрожь», вызванную тяжелыми физическими и психическими нагрузками, реальность эти акты списания отработанных материалов не признавала. Так, вторым событием, способствующим моему потоплению Титаника, послужила поездка в Италию.

      Узнав о том, что он едет туда в командировку со своей подругой по работе, я возмутилась стихотворными строками  - «Вот стучат как набат и тревожат слова – почему ты опять нарушаешь права...» И ему ничего не оставалось, как взять меня с собой. Тем более что, где бы он ни работал, начальство всегда относилось ко мне с обожанием. А в данном случае на работе, куда его устроили наши друзья, благодаря моим хлопотам, в данное время был генеральным директором хороший знакомый моего отца, хотя жизнь нас и ранее связывала морским узлом, потому и отказа я получить не могла. А финансировал поездку другой наш приятель. Конечно, я благодарна им всем за ту роскошь и материальную и культурную, в которую мне пришлось окунуться, но в той стране я в лишний раз убедилась, насколько мне дорог родной язык и родная земля. Я ощущала себя деревом без корней. И даже красота внешнего мира не смогла внести в мое душевное состояние яркие краски. Отдыхали мы там как Швейцарские подданные, но поведением все же походили на русских. И когда мой муж проявлял там свои командирские способности, мне было особенно тяжело. И самое ужасное заключалось в том, что вел он себя по отношению ко мне далеко не по-человечески, истеря и матеря меня практически на каждом шагу, что я приписать могу только одному – моему внедрению в чужие планы. Сделав вывод, что «на горькое и несвежее приправы нет», я по возращению собрала чемоданы и стала ждать у моря погоды. Третьим моментом, выведшим меня из ступора, была случайная встреча с полковником милиции при обмене водительских прав.

      Находясь в окружении лиц мужского пола, попав таким образом в чужую среду обитания, я отключила земное питание, и  подключилась к автономному, сочиняя такие строки -  «Белая, белая в стае черноты, робко несмелая в небо смотришь ты. Где же подобные? Нет их на земле…» И в этот момент  зашел в аудиторию тот полковник и попросил всех покинуть помещение, а меня, вспорхнувшую птахой, как Штирлица Борман, он попросил остаться. Я не могла понять, в чем я провинилась и пыталась выяснить причины задержания. На что он дал мне понять, что не хочет причинять мне неудобства. Этот случай меня потряс до того, что я осознала, до какой же степени я привыкла жить на войне, что простая теплота человеческих отношений кажется мне хоть и очевидным, но чем-то маловероятным. На следующий день был мой концерт на Родине, и там поклонники тоже согрели мое сердечко теплом любви и надежды. Это было последней каплей переполнившей чашу смирения. И началось новой жизни покорение.

     Зная, что случайность - производная  закономерности, я с особым вниманием прислушивалась к любым колебаниям воздуха относительно моих перспектив. И когда некто предложил отдать сына в Суворовское училище, я тут же согласилась. Это решало многие проблемы, и на моем возу мужиков становилось меньше, и характер ему надо было мужской закалять и воспитание отцовское путем вызывания на борцовский ковер не предвещало ничего приятного. Вторым пунктиком в плане мероприятий по вызволению меня из мертвой петли был тот факт, что родовое поместье после смерти тетушки оставалось бесхозным, и я с удовольствием принялась его обживать при активной помощи всех моих родственников.  С огромным энтузиазмом мы восстанавливали ветхое хозяйство. Там все было пропитано стариной русского быта и духом наших предков. И хотя я не была там ровно 20 лет, все было до боли близко и знакомо.  Я ходила по усадьбе, как по музею и приговаривала: «Вот на этой кровати бабушка рассказывала мне сказки, а здесь стояло веретено, и мы пряли пряжу, а тут была русская печь, куда так хотелось залечь, а там речка завитушка, а вот часы с кукушкой, которая, к сожалению, не дожила до нашего  появления». Там мы завели мини- фермерское хозяйство и к моменту экскурсии эстетика пешеходных дорожек не отвечала требованиям санитарных норм, что очень не понравилось моему меньшому, в чем он сразу же заявил нам ультиматумом. На что мы ему привели деревенскую поговорку, про то, как хорошо в деревне летом. Но сейчас не об этом, ибо очень скоро он вписался в этот колорит и даже освоил местный  алгоритм и диалект, что в его 5 лет было сродни инфекционной болезни. Но вместе с тем эти наши начинания были увенчаны мало-мальски сытой зимней жизнью, ибо отец в выплате алиментов нам отказал, предав нас воле Божией. Так началась наша новая жизнь трудная физически и легкая и приятная энергетически.

Примечание: на фото малышу 2,5 месяца