Эволюция обличительного жанра

            Шли вместе с наступающими частями писатели, способные нести фронтовую службу. Из сатириков в редакции работали лишь Д. Бедный и С. Маршак, вынужденные по возрасту и состоянию здоровья оставаться в Москве  Но как раз на это время и припадает активизация их творческой работы. В каждом номере газеты появляются их сатирические стихи. Они же в эту пору являются единственными поэтами-сатириками, выступающими на страницах главного печатного органа правящей партии.

            Как и Д. Бедный, вместе со всем воюющим народом в боевом строю чувствовал себя и С. Маршак. Почти в каждом номере печатались его неистощимо остроумные сатиры. Политически важную мысль Маршак произносит открыто, с плакатной прямотой. Но он умел выразить мораль стихотворения и в форме презрительной, ядовитой насмешки, которая сразу придавала глубокий смысл нарисованной им сатирической картине. Сатирические стихи Маршака включали в себя и грозный бичующий смех, и лирическое раздумье, и прямой публицистический призыв. Живой сплав сатиры и лирики в стихах Маршака правдиво передавал мироощущение, чувства и мысли советских людей в годы войны. Сатира Маршака вместе с советской Армией громила немцев у озера Ильмень, освобождала станцию Дно, участвовала в прорыве вражеского кольца вокруг Ленинграда. Вместе с советскими бойцами она штурмовала Берлин.

           Слово в сатирических стихах Маршака весёлое и злое. Поэт чувствовал его внутренние возможности, придавал ему то гневный, то насмешливый, то дразнящий оттенок, соединял в одной строфе и даже в одной строке разные, но сходные по звучанию слова, использовал в разных значениях, играя их смыслом («носить трудней, чем доносить, и легче красть, чем красить»), создавал чёткий и выразительный по своему ритмическому рисунку стих. Интересна в этой связи эпиграмма Маршака «Жалоба фрица» (28 января 1943 года), в которой он издевается над немецким мародёром, объедавшемся раньше птичьим мясом и жареными поросятами, а теперь вынужденным есть кошек:

В письмах жалуется фриц:
Я когда-то резал птиц.
Доставались мне когда-то
Деловые поросята.

А теперь я, либе фрау,
Ем к обеду мяу-мяу.
Мне осталось жить не долго…
Дейтчланд-Дейтчланд! Волга-Волга!

            В этих словах слышится тонкая ирония и такая же издёвка над противником. И враг уже не враг, а какое-то жалкое, плачущее в предчувствии близкой гибели существо. Читая эти стихи, не злобствуешь, а скорее – смеёшься над завоевателем.

            Комическое достигается умелым изображением всей нелепости пути захватчика, довоевавшегося до голодной смерти, говорной интонацией стихотворения, передающей плаксивое настроение «фрица», включением в текст иноязычных слов «либе фрау», «Дейтчланд-Дейтчланд», заменой существительного «кошки» междометием «мяу-мяу». Ироническая интонация, искусное соединение русской лексики с иноязычной, замена назывательного слова «кошки» звукоподражанием «мяу-мяу» составляют стилевую доминанту стихотворения.

            Сатирическим пером бичевал Маршак и разграбление гитлеровцами культурных ценностей в нашей стране, и тотальную мобилизацию в Германии, и бегство от расплаты марионеточных «квислингов».

            По поводу поражения немцев на Восточном фронте и пессимизма в Германии Маршак написал фельетон-обозрение «Немецкие болезни»    4 сентября 1943 года. Делая обзор событий на фронте, он прибегает к оригинальной форме изложения. К больному немцу пригласили «известного доктора Лея». «Профессор гестаповский Лей» устанавливает диагноз. Немец оказывается безнадёжно больным: у него по меньшей мере пять болезней, носящих название тех городов, где немецкая армия потерпела или терпит поражения:

… Взглянув на больного сурово,
Он сел и спросил: -  Что болит?
Потом, осмотревши больного,
Нашёл ТАГАНРОГСКИЙ колит.

Ощупал и грудь и колени,
Дрожащие с прошлой зимы,
И вскоре нашёл воспаленье
Какой-то сердечной СУМЫ.

… Мне дорого ваше здоровье.
У вас нахожу я кисту.
И БЕЛГОРОДСКОЕ белокровье,
И ГЛУХОВСКУЮ глухоту.

Пред смертью примите-ка брому…

            Последняя строфа не оставляет противнику никакой надежды на «выздоровление»; его ожидает неминуемая гибель.

            В стихотворении «Конечный маршрут» (23 сентября 1944 г.), делающем последние штрихи к образу Гитлера, Маршак в характеристике врага достаточно прямолинеен, он смело пользуется методом «лобовой атаки» Д. Бедного. Стихотворение звучит гневной инвективой по отношению к фюреру:

В тенистом парке Берхтесгадена
Его теперь нельзя найти.
Забронированная гадина
Всегда находится в пути.

            Маршак в своих стихах последовательно доказывает, что и немецкую армию, и самого Гитлера постигнет вскоре неизбежный крах:

Кочует Гитлер по Германии,
От всех скрывая свой маршрут,
Но всё равно без опоздания
Прибудет к станции Капут.
              («Конечный маршрут»)

             В оригинальной форме сатирического диалога написано одно из последних произведений сатирико-публицистического жанра стихотворение Александра Жарова «Берлинский разговор»   28 января 1945 г. Оно как бы подводит итог всему, о чём говорили поэты-сатирики на страницах «Правды». Двое немцев – герр Шульц и герр Шванке ведут разговор о том, что в Берлине роют рвы и сооружают валы против русских танков, что их уже рыли и в Ельсе, и в Оппельне и в Намслау, да никакой пользы – танки прошли. «Стоит ли их рыть вообще?»   таков вывод из беседы.

             Предрекая гибель фашизму на первых порах войны, поэты на завершающих её стадиях рисуют эту гибель с документальной достоверностью. Теперь необходимый материал им даёт сама действительность.

             Вспомним фельетон Маршака «Фашистская псарня» (14 августа 1941 г.), напечатанный в ранний период войны. Для того, чтобы можно было сравнить, какую эволюцию претерпел образ врага на протяжении всей войны, приведём полный текст этого стихотворения:

Гитлер вымолвит в Берлине:
 - Муссолини, куш! –
Ляжет на пол Муссолини,
Толст и неуклюж.

Если фюрер скажет резко:
 - Мой трезор, ату!
Мчится вихрем Антонеску
С плёткою во рту.

Если Гитлер палку бросит,
Говоря: «апорт!» 
Маннергейм её приносит,
Радостен и горд.

У  стола сидят собачки,
Образуя круг.
Ждут какой-нибудь подачки
Из хозяйских рук.

Но обещанные кости
Ест хозяин сам,
Только плети, только трости
Оставляя псам.

            Перед нами образ сильного, властного и эгоистичного правителя «третьего рейха». Он окружён самодовольными, верными союзниками. Каждое слово, каждый оклик фюрера является законом для марионетки, которая сразу выполняет любую прихоть Гитлера.

            Итак, в начале войны Гитлер располагает огромной силой, единолично пользуется огромной властью и значительной поддержкой сателлитов. Это коварный и опасный враг, несмотря на то, что карикатурно и снижено изображается сатириками. В конце войны – это жалкий, презренный трус, который спрятался в бронепоезд и не знает, в каком конце Германии найти себе убежище и спасение.

            Таким образом, советские сатирики, последовательно доказывая на страницах «Правды» антинародную, разбойническую сущность фашизма, приходя к закономерному выводу о несостоятельности империализма и одной из самых реакционных, человеконенавистнических его идеологий.

            Л. Ф. Ершов в своей статье «Сатира на войне» («Литературный Ленинград в дни блокады». Л., «Наука», Ленинградское отделение, 1973, с. 140 – 167) рассматривает три основных этапа развития сатиры, каждый из которых «свидетельствовал о её дальнейшем сближении с задачами и целями общенародного дела».

            Если в первые месяцы войны, -  пишет он, -  господствовала обнажено-публицистическая манера, отвлечённо-схематические способы изображения врага, то уже в начале 1942 года сатира становится несравненно более действенной и разящей. Не отказываясь от крайних степеней выражения негодования и презрения (сарказм, гротеск, гипербола), она обогащается элементами психологического анализа, в её структуру всё смелее и органичнее входит героическое начало, олицетворённое в образах смелых, находчивых, неунывающих советских воинов.

            (В этой статье Л. Ф. Ершов рассматривает сатиру и юмор на страницах армейских газет, которые изображали в своих «сатирических уголках» кроме образа врага также и художественный лик советского воина. Особенность газеты «Правда» заключается, с нашей точки зрения, в том, что она рисовала в основном негативное обличье противника. Образ же советского воина прямо не изображается. Он просматривается лишь в опосредствованных связях – Н. К.)

            Следующий этап становления сатиры совпал с переломом в ходе войны, с необходимостью углубленного социально-политического рассмотрения фашистского фронта и тыла, выяснения коренных причин близящегося поражения гитлеризма и неотвратимости справедливого возмездия. Этими обстоятельствами вызвано обращение сатириков к таким жанрам, как памфлет и обозрение, позволяющим создавать обобщённые картины развала «тысячелетнего рейха».

            Наконец, на завершающем этапе войны в 1944 – 1945 годах в сатире, хотя и доминирует мотив расплаты, всё сильнее пробиваются ликующие тона, открыто мажорные краски.

            Сатира Великой Отечественной войны – новый, качественно иной по сравнению с предшествующими периодами этап развития искусства обличения смехом. Глубочайший оптимизм, несокрушимая вера в победу – вот что питало и окрашивало даже в самые трудные времена нашу сатиру. А обращение к истории, к национальным истокам патриотизма придавало ей особую мощь.

            Эти мысли в принципе применимы также и к характеристике сатирико-публицистической поэзии на страницах «Правды».

            Лучшие образцы русской стихотворной сатиры военных лет в «Правде» были подлинно реалистическими и основывались на тех же гуманистических принципах, что и патетическая героика искусства социалистического реализма.