Часть пятая - Роскошь бытия

      Отсидев высший срок (15 лет) в замужестве, я наконец-то вздохнула полной грудью, ощутив благодать свободы. Теперь я могла общаться с кем хочу и когда захочу и не подстраиваться под чужие интересы и настроения. Оказавшись  взаперти, причем практически в деревне, я согласилась с Экзюпери в том, что общение, действительно, роскошь. После бурного детства и юности жизнь домохозяйки, не имеющей выхода в свет, была монотонно-утомительной. И даже частые балы, которые устраивала местная знать, не могли мне дать того заряда, который я получала, гоняя  во дворе мяч или во время студенческой жизни. Но свобода была пока духовной, но не территориальной. Объявив мужу о моем решении развестись окончательно и бесповоротно, я услышала в очередной раз его мнение по этому вопросу. А оно было мамоническим. По законам его совести я не нажила ничего в браке, и все, что мы имеем, принадлежит исключительно ему. И если я такая набожная и правильная, то должна жить Святым Духом и ждать милостей от природы. И поделили мы наш капитал таким образом, что ему досталось все материальное (дома, квартиры, машины, дачи, деньги и прочие основные и оборотные средства), а мне все духовное – дети, книги, стихи. В связи с чем мне захотелось еще раз окунуться в то забавное прошлое и побродить по тропинкам бытия.

      Конечно, я всегда старалась по мере сил и возможностей ни в чем не отставать от своего добытчика – мужа и вносить посильный вклад в дело обустройства нашей жизни. Как молодой специалист я получила должность, правда ниже по статусу распределения и не совсем по специальности, но и это меня не огорчило, поскольку люблю новые и трудные задачи, это стимулирует процессы эволюции. Работая экономистом в Райсоюзе, я привлекалась к выполнению довольно таки смешных, на мой взгляд задач, что не могло не оставить рытвин в моем мозгу, как от ударов боевых снарядов, ибо вызывало определенное негодование. А спровоцировано это было тем, что мне в строгом порядке без права обжалования приказывалось ехать по деревням и заниматься закупкой яиц у населения, поскольку в этот период куры плохо неслись и потому яйца на сдачу в магазин не неслись. Приехав в Тьму- Таракань я выяснила, что правильнее было бы ее назвать Тьма-Мышинец, ибо там мыши уничтожили все в магазине вконец и подъели не только крупу и прочие продукты, но деньги и документы. Разумеется, я по всей строгости бухгалтерского закона спросила с нарушительницы порядка, за что она мне клятвенно обещала собрать нужное для отчета количество яиц. Ходить по домам и  отбирать у людей последние яйца, я считала наивысшей глупостью, а устраивать шоу, мне там не хотелось. К великому моему счастью мне была мужем выделена его служебная автолавка, и потому пробираться через сугробы краев «непуганых идиотов» мне не пришлось. А счастье мое заключалось еще и в том, что в то время я уже была беременна моим первенцем, и неизвестно еще чем мог закончиться такой променад. Для нагрузок мне вполне хватало того, что мы жили в домике в лесу, построенным когда-то предриком для проведения разного рода развлекательных мероприятий. Место было шикарное, но не очень удачно расположенное, ибо до работы было порядка 12 км, которые мне зачастую приходилось преодолевать на перекладных. Но ситуация сразу изменилась, когда наш начальник увидел мое интересное положение. В течение очень короткого срока нам была предоставлена двухкомнатная квартира.

      Но холодно там было не только от того, что муженек нависал надо мной тучей, закрывая солнышко благодати. Так уж сложилось, что кочегары местной котельной кочегарили не в прямом, а в переносном смысле. А муж, показывая свою хозяйственность, во время моего пребывания в роддоме, выбросил последнюю спасательную шлюпку, коей был в той ситуации титан. И потому мы с малышом зачастую ходили по дому в валенках и шубах, особенно к такому обмундированию приходилось прибегать в праздники, в частности в Новогоднюю ночь. Аборигены того района давно приспособились к такому климатическому поясу коммунального хозяйства и потому у многих были в квартирах печки и даже не буржуйки, а аристократки, поскольку по своему виду напоминали деревенские самогрейки. И потому роскошь нашего жилья напоминала мне хоромы  Снежной Королевы и в прямом и в переносном смысле.

      Единственным утешительным моментом было то, что районная больница находилась в нескольких шагах от наших трех домов на «Плющихе». И потому в роддом я пошла на своих двоих, как только почувствовала недомогание. Но, правда, близость территориальная не означала близость по церковным понятиям. И это я поняла, сразу переступив порог больницы. Девочкой я была скромной, и не стала привлекать к себе излишнего внимания и просить нашего друга главврача помочь в решении моей проблемы. Мне тогда казалось, что я легко справлюсь сама, помня опыт предков. Но к моему недоумению в ту ночную смену дежурили 18-летние девчонки - близняшки, одна была акушеркой, другая детской медсестрой. Увидев рожениц слоняющихся в разных умопомрачительных позах по коридору, я поняла, что и меня не минует эта жудость и попросила срочно принять у меня роды. Но им моих мучений казалось маловато и они показали мне на женщину, корчившуюся от боли в плательном шкафу. «Ну нет, не дождетесь», - сказала я, вспомнив  укоры бабули, с которой я лежала в палате после операции по поводу перитонита.  «Я рожала, ни разу не пискнула, а ты тут охаешь на всю палату всего от какой-то операции», - шипела она на меня. А я только чудом была тогда спасена, поскольку люди умирают на вторые сутки после инцидента, а я все терпела и ждала, когда мне поставят  правильный диагноз.  В последнем случае я была более напористой, поскольку тут речь шла уже не только о моей жизни и велела вести меня в родовую. Там после диких мучений я разрешилась от бремени при помощи скальпеля, но самое ужасное оказалось впереди, когда меня стали шить на живую, без анестезии. Вот тут только я поняла, насколько  себя не люблю. Ведь могла оставить мужа и уехать рожать к маме, но дух жены декабристки не позволил мне сделать этого даже после родов. Ко всем прочим неприятностям девчонки-практикантки еще и занесли моему малышу инфекцию, бороться с которой оказалось хлопотно.
 
    Но с Божьей помощью к месячному юбилею мы справились уже со всеми проблемами кроме арктического холода. И потому через пару лет я с радостью приняла предложение о перемене места работы в связи с повышением по службе, ибо там нам предлагался дом. И даже то, что мне, городской девчонке, придется самой обогревать его углем и дровами, нисколько меня не смутило, по крайней мере, климат там целиком и полностью зависел от моей расторопности. И к тому же я в то время была уже беременна вторым ребенком. Муж уехал осваивать новую территорию, а я со своими малышами – одним земным, другим утробным преодолевала перипетии  нового тяжелого положения. А усугублялось оно тем, что моя начальница была жуткой карьеристкой, и изо всех сил рвалась в лидеры. И мне, как экономисту Заготконторы, требовалось давать ежедневные сводки о сколоченных яблочных ящиках. Если мне не удавалось дозвониться до «тружеников тыла», то гром и молнии, посылаемые ею на беременную женщину, были слышны даже в преисподней. А я стойким оловянным солдатиком принимала удары ее гарькавости, понимая, что уже в фамилии – Гарькавая- заложена ее непростая сущность, да и жизнь ее подтверждала все эти факты.

    Родив второго малыша, я также вышла на работу и старалась делать накопления на черный день, понимая, что рано или поздно уйду от своего сатрапа на вольные хлеба. Но их съел жутчайший монстр под названием «Перестройка». Тогда я решила пойти другим путем накоплений и стала откладывать деньги уже в стеклянную банку, не доверяя железобетонным. Меня, конечно, смущало то обстоятельство, с какой роскошью возводились новые здания Сбербанка вместо того, чтобы по крохотулечке выплачивать обворованному населению их убытки. Но сетовать на слона бессмысленно, потому я и не стала уподобляться моське. И те деньги, что муж преподносил мне  в качестве компенсации морального и физического ущерба в авоське, я откладывала на светлый день – день, когда я начну новую жизнь.

         Но демон не дремлет, его око зорко. И потому был послан мне вымогатель в лице одного несчастного молодого человека, работавшего у моего мужа водителем. Он был очень обходителен, помогал мне в разного рода делах, ездил со мною на рынок, на дачу, присматривал за детьми и так вошел в доверие, что стал для меня практически членом семьи. И потому, когда он сообщил о тяжелых жизненных обстоятельствах, я с легкостью птахи простилась со своими сбережениями, одолжив ему нужную сумму. Отдавать он ее не собирался и более того, видя, как жестоко муж обращается со мной и моими детьми, решил эти деньги все равно прикарманить, заявив, что потерял их, хотя мне стало известно, что он купил машину. Погоревав пару минут, я решила выпустить негатив на даче при помощи физических нагрузок, что тут же отразилось на его здоровье. Но он не осознал своей вины, мотивируя это тем, что «берешь чужое, а отдаешь свое». Через пару лет он ушел из жизни в расцвете лет, сгорев от непонятной многим болезни. А мне было ясно, что волк заел овечку, в данном случае демон добился своего, извратив человеческую сущность вполне адекватного человека. Воздаяние не заставило себя ждать.

     Этот случай навел на меня на воспоминание о другом тождественном этому наказанию. О чем я упомяну вскользь. Живя в том самом доме, мы были объектом зависти у местного мирного населения и предметом нападений у криминального. Случаи всяких нелепых вторжений в райские пределы я опущу, ибо атаки отбивались сразу же по первому писку ворот, и дело принимало для нарушителей благопорядка печальный оборот. А вспомню тот случай, когда рэкетирам захотелось пошантажировать моего муженька кражей его дражайшей половинки. На мою удачу то письмо- страшилка попало именно в мои руки, ибо в ином случае мне даже о нем не сообщилось бы. Потому как единственное в чем мне муж смог помочь, так это в предоставлении средства защиты, коим являлся газовый баллончик. Деньги за мою персону он, естественно, платить бы не стал, да у него на тот момент таких денег и не было. Я в тот же вечер заметила на своей голове прядку седых волос, ибо испугана, прежде всего, была за своих детей, представив, как на их глазах маму запихивают в чужую машину и увозят невесть куда. И я в очередной раз вспомнила свое главное жизненное правило о спасении утопающих. И попыталась методом дедукции  разложить все факты по местам. И очень ярко в моем сознании нарисовалась картина, в которой я увидела себя, идущую сказочной феей на работу, и мужиков - строителей, лежащих на травке у забора, вспомнила их присвисты в мой адрес и даже увидела нужное мне лицо. Этого человека я встречала по дороге в детский сад, но он не знал, что за барышня ему встречалась. Оценив обстановку, он решил, что за такую принцессу муж отдаст все свое состояние и надеялся таким образом решить свои жизненные проблемы. Но я очень скоро дала ему знать, что в курсе его планов, встретив его у своего офиса и рассмеявшись ему в лицо, показывая свою силу и смелость, хотя рука сжимала в кармане газовый баллончик, и сердце отплясывало чечетку. После этого угроза нападения была снята, а парень через полгода был снят с крюка, на котором он повесился.

    Таким образом, получилось, что единственным моим защитником всегда и везде является Создатель, благодати податель. И потому я всегда и во всем прислушиваюсь к голосу души, а не разума. И когда пришлось делать выбор между духом и материей, я естественно, выбрала первое. Хорошее расположение духа было дороже всех благ мира.  Так получилось, что мне пришлось отказаться от всего земного, ибо в противном случае меня обещали потопить в болоте, предварительно ампутировав  голову. Такая печальная участь моего тела была для меня весьма огорчительна, тем более что наша совместная жизнь в последние годы напоминала корриду и сомневаться в жестокости противника не приходилось. Потому я решила не рисковать своей красотой и распрощаться с ложной роскошью той.