Перечитывая Венедикта Ерофеева

1. Пригородный сюжет

Ты едешь в душной и сырой
сиротской русской электричке.
В вагоне пир стоит горой:
все распивают по привычке.

Вон там пьёт пиво молодежь,
вот здесь – «Синопскую» крестьяне.
И не задушишь, не убьёшь –
всем хорошо по пьяни.

Вот пьёт коньяк интеллигент,
джин-тоник пьют студенты
и, важный будто Президент,
текилу пьёт чиновник.

А сам ты – нищенский портвейн
употребляешь спозаранку.
Уже набрался до бровей
и продолжать не в силах пьянку.

И гопник на тебя глядит
глазами полными бессилья,
как Ерофеев Венедикт –
непризнанный Христос России…

05.03.2011


2. Памяти поэта

По старинной ментальной привычке
от ударов Судьбы и тягучей тоски
ты трясёшься в сырой продувной электричке
вечным русским маршрутом Москва – Петушки.

В чемоданчике – верная горькая влага,
за спиною невидимых ангелов хор,
и бумага, которая стерпит, бумага,
на которой ты с Богом ведёшь разговор.

У Никольского выпьешь вторую бутылку,
у Купавны закуришь дрянных сигарет
и почувствуешь, как откатила к затылку
боль, которой возможно в природе и нет.

Но она бередит твою грешную душу
и бессвязно зовёт: «В Петушки! Ко Кремлю!»
Но она разрушает всё, что можно разрушить,
заставляя тебя прохрипеть «Я лЮблЮ!»

Эта смутная боль ледяного пространства
под названием Русь, этот хмурый венец
из колючего тёрна и горького пьянства
предвещают тебе близлежащий конец.

Выйдешь вон на конечной, но рыжая сука
и младенец не встретят тебя у ворот.
Ты поймёшь ещё раз – жизнь зловещая штука.
Только четверо с шилом, а не русский народ

и имеют права превратить тебя в грохот
электрички по рельсам всенародной тоски,
пусть другой, но такой же невнятной эпохи
вечным русским маршрутом Москва – Петушки.

13.02.2011