Спасение

   Он висел на самых кончиках пальцев, плотно прижимаясь к серой базальтовой стене, покрытой пятнами мха.  Ободранная щека и разбитый нос обильно кровоточили. Тёплые капли тонкой струйкой текли с подбородка на толстый шерстяной свитер.
   «Пожалуй, не отстирать», - подумал он и нервно хихикнул, реагируя на эту глупую мысль. «Потенциально жив! Великолепно звучит. Жаль, некому увековечить мой юмор. Сколько я ещё смогу продержаться?»
   Пальцы предательски дрогнули. «Ну-ну», - мысленно приказал он им, - «нечего расслабляться. Вам всего-то нужно малость поработать, затем отдохнёте», - и поправился, - «навсегда отдохнёте».
   Он представил свой труп, лежащий глубоко внизу этой расщелины. Получалось что-то среднее между бифштексом и отбивной. «Если найдут – отправят в запаянном гробу в Москву. Министерство похоронит. Интересно, что напишут на памятнике. Родился – умер, или на эпитафию раскошелятся? Какая дурь в голову лезет. Помолиться что ли? Отче наш и что-то на небесах. Хлеб дай и избавь от лукавого. Чёрт, а ведь должен знать. Врут гады, что перед смертью всё в деталях вспоминаешь! Ни фига не вспомнил, хотя много раз слышал».
   Вдоль стены слева от него упала толстая верёвка с узлами. Осторожно работая ногами, он несколько раз перекрутил спасительницу вокруг левой  лодыжки и, крепко переплетя ноги, перекинул руки на верёвку. Повис на ней всей своей массой в девяносто семь килограмм, с трепетом ожидая, что вот сейчас, в последний момент, что-то случится: верёвка не выдержит и порвётся или то, что держит ее, выскочит из крепления, или тот, кто бросил, передумает его вытаскивать. Страх смерти, показав зыбкость надежды, навсегда овладел его разумом.
   Медленно, но уверенно верёвка поползла вверх. Он закрыл глаза и начал считать: «раз, два, три…». На счёте пятнадцать сильные руки подхватили его и, приподняв, положили на узкий скальный выступ. Хлёсткая пощечина заставила его открыть глаза. Рядом стояли три горца.
- Богатый? Деньги есть? – по-русски спросил один из них, выглядевший постарше.
- Да, я богат! Квартира в Москве приватизированная. Сто семьдесят тысяч стоит. Долларов, - добавил он, широко улыбаясь.
- Хорошо. Иди с нами…

   Последующие пятнадцать лет, присматривая за разросшейся отарой хозяина, он продолжал всё также широко улыбаться, ежеминутно радуясь своему спасению.