Попытки ноктюрна

I

Ты за столом. Белеет лист. Сюжет невинен.
Вот за стеклом скелет дождя оделся в ливень.
А за дождем в погоню бес с конвоем скачет.
Ну, подождем – догонят, схватят, срок назначат.

Как приведут – забьют в колодки, бросят в будни,
Как зашипит окурок, ткнутый в блюдо студня…
Ну-ка, теперь попробуй выпить из стакана
Краску, которой мазал скулы океана.


II

На пустынном мысу меж каменьев и дюн,
Словно эхо в лесу затерялся колун.

В эту ночь трепетала над мысом луна,
Отражаясь волшебно в торце колуна.

Той же ночью грачиною, гневен и юн,
Белоглазый мужчина искал свой колун.

Хмурый ветер, разбуженный зовом весны,
Беспрестанно раздергивал юбки луны,

И шипя, наплывала на берег волна,
Безвозвратно смывая следы колуна.


III

Старого пламени ломкие листья желтеют в тумане.
Светит ли, греет – костром невзначай назовешь и обманешь.
Видишь хрустящую груду средь заиндевевшего пепла?
Что ты стоишь на ветру? Подойди, пока ночь не ослепла.

Светло-лиловый репейник беззлобно цветет на прощанье.
Сонный напиток не пей – не расслышишь его предвещанье.
Из-за бугра выползает дорога и к старому мосту сбегает.
Кто ей навстречу? Слеза набежавшая мне разглядеть помогает.


IV

Чернолаковая скрипка своей проволочной лапкой
Разрезает на квадраты темной комнаты объем.
Это музыка ночная белозубою арапкой
Норовит завесить окна и остаться с ним вдвоем.

Но насупленный счастливец отступает в дальний угол.
Он щекой прижался к скрипке, и щека его горит.
Он охватывает гриф ее, как раскаленный уголь
И привязанной чаконе – «начинаем», – говорит.

Аккуратные рулады выпевают суше, суше
Бесконечные уставы на линованных листах.
Настороженные нотки, как подвешенные уши,
Что не надо, не услышат в огороженных местах.

Скачет к финишу музыка, маскируясь флажолетом,
Режет угол кантилены – благо, в комнате темно.
А смычок манжете шепчет, – «не жилец он, не жилец он»,
И ответный шелест слышит, – «не жилец, но все равно...»

Утро. Маятник со свистом рассекает воздух серый,
Раздирает на полоски розовато-серый флаг.
Утро. Висельник, колени подогнув, теряет меру
И, взмахнув смычком, шагает в разверзающийся мрак.



V

Чудо этого нареза
мою душу бередит
и мерцает бесполезнее,
чем имя Венедикт,
беспредметнее, чем ровность
припорошенной черты,
безнадежней, чем бескровность
истаскавшейся мечты,
взгляд, притупленный укором,
выдохшееся вино,
псалм, пропетый правым хором,
сквозь высокое окно...
Только вдруг движеньем точным
приподнимешь белый плат,
выступит цветком полночным
на груди моей стигмат –
ночь моя, созвездьем поздним
ты в окно ко мне глядишь,
наградишь сердечной рознью,
перед дверью наследишь...