Времена, до которых мы доживем
Нет, никого не назовут Дар Ветер,
Но будет легкий ветер в темноте
Настолько радостен, настолько светел,
Что крылья прикрепить – и полететь
Над синим полем жизни. А по полю,
Что головы разбросаны года
Труда тупого, горестей, неволи…
Они не повторятся никогда.
Ничто не повторится. Волны пляшут,
Сминая, как бумагу, континент.
Покоя отхлебнуть от черной чаши,
От синей - жизни. Блеск змеиных лент
В траве – прохладен и хорош. Осветит
Луна сову, и камыши, и мышь.
Нет, никого не назовут Дар Ветер,
Мы просто будем долго жить, малыш.
Иерусалимский трамвай
Звенит, гремит и пляшет
По рельсам помидор.
Размытей простокваши
В тумане очерк гор.
Звенит, гремит, смеется
По рельсам апельсин.
Выходит с рынка солнце,
В кофейный магазин
Ныряет… А по рельсам
То груша, то арбуз
То мандарин. Надейся
На крепость прежних уз,
Но не плошай. Вон, видишь
Оранжевый трамвай,
Бежит, бежит, звеня…
Я буду веселой старушкой с руками
Без гелиевых ногтей и колец,
Ты будешь подтянутым, и между нами
Все будет по-старому. Наконец
Мы станем свободными с тросточками
И кодаками, мы встанем
Выпьем горячего кофе по-йеменски
Сядем в трамвай
И поедем на рынок за бубликами,
И в облаках над нами
Все будет по-старому: вечер, акация, май.
И будет Киев
Нам гребешок Днепра, зеленый с белым,
С прожилкой синих нитей по нутру.
С годами станет суше, легче тело.
Кузнечиком поскачешь поутру
В кофейню на Крещатике. Я вспомню:
Ночной Крещатик, кофе предрянной,
Бушующее море, свет, жаровни
С каштанами, а глупый торг с весной
Которое десятилетье длится.
–Не уходи. -Но мне давно пора.
–Не уходи. –Не вечно хмелю виться.
Не уходи. –Но тут – нора, дыра,
Скучища. -Но не уходи, послушай,
Поедем в Киев, в Ужгород, во Львов.
-Смотри, вон под руку гуляют души,
Свободные от счастья и оков.
Смотрю. Но точно знаю: будет Киев
И волны гребешком, и звонари,
Софии белой каменная выя,
Да, будет Киев, что ни говори.
Пикник в лесу Лахиш
Я с утра суетлива, как старая мышь.
-Ты ведь знаешь, наш Негев в цвету.
Не поедем мы в Негев, поедем в Лахиш,
Чертовщину ловить налету,
Вместе с липкой пыльцой. Мы пожарим шашлык
И картошки в золе напечем…
Вот нарост на сосне, будто чертов кадык.
Черт нас слышит, а нам нипочем.
В чахлом белом стаканчике тёмно вино,
Как в земле растворенная кровь.
У стаканчика мятое нежное дно,
Бутербродов в траве наготовь,
С ветчиною, с тоскою и с брынзой. Ничем
Наше прошлое не заглушить.
Вон на старой дороге, прозрачен и нем,
Остов призрака. Болью прошить
было нам суждено и любовь. Все прошло.
Вспомним тихо. Чернеет вино.
Вон стрекозами чертов кадык замело.
Из пустыни дохнуло весной.
Шаттл до храмовой ограды
Шаттл до храмовой ограды
Весь день – кроме праздников и субботы
Не говори, что тебе не рады,
Здесь проявляют любовь и заботу.
Втридорога продадут апельсины,
Пейзажики, снятые с вертолета.
Здесь пахнут потом чайханщиков спины,
А чай – шафраном и бергамотом,
И кардамоном, и мятой перечной…
Кофе с лимоном, мой господин?
Жизнь у ограды, жизнь без истерики,
Полная смеха и ранних седин.
Шаттл до храмовой ограды.
За оградой – выпрошенное – как река.
Вымоленная, выплаканная,
Туда не надо.
Его коснутся устами лишь облака.
Свидетельство о публикации №111031808234