Псковский бестиарий

Псковский бестиарий

***
Понять бы вой,
несущийся из леса.

Нет горечи непознанного мира
и не от голода отчаянные крики.

Луна блестящим шаром катится во тьме,
зовет ли памятью далеких предков
иль бередит волнение в крови?

Была бы я волчицей серой,
инстинктом заполняя сердце,
капкана ужас обходя,
подняв глаза, ушами прядая,
ловя небесных струй
неясное шептание,
касаясь ноздрями летящих волн,

музыкой – что любви лишь уступает,
заполнила б молчащее сознанье.


***
Красавице лошади
и кляче усталой
ветер гриву шевелит
ласкательно.

Скакун, умчавшийся в поля,
преград не заметив,
с ветром на спор гривой играет.

Пауза.

Кобыла стреноженная
смотрит пристально в даль,
рядом жеребенок игривый.

Свобода в ветре,
несущимся за жеребцом.
Где-то касательно
идеи разносятся.

И смотрит устало кентавр
из недалеких далей.


***
Назвали лаской.

Ласкаться нет времени и места.

Пересновать основу бега,
перехлестнуть ограду,
перехохлатить птицу.

С азартом хищницы
вцепиться в шею глупенькой гусыни.

Своею бусинкой пронзительного взгляда
за человечье яблоко скатясь вовнутрь,
мне видно блеклое его сознанье,
расслабленность реакции
на хлопающую жизнь свою.

Наровистости нет.


***
А если б я была зайчихой,
чихала бы на все несчастья.

Отпрыгнув в сторону,
несясь вперед,
не слыша сердца стук,
зигзаг – мой путь.

Перебирая лапами пути разметку,
почти летя через поля
до видимого леса,
собрав себя в комок,
назад по диагонали,
зароюсь в снег, замру, затихну.

Летящий штрих ноздрей.
несправедливости волненье.

Покой как редкостное наслажденье.


***
Хороши деревни летом.
Цыплята хороводят у несушек.
Лисице в прошлогодней шубе
не хочется усугублять правдивость сказок.

Охота съесть общипанную куру,
лежать на солнце,
хвоста изъяны не замечать.
Норы замысловатость,
дети, мусор, блохи.

Вот, если бы обвив точеную фигурку,
с бриллиантами в соседстве
блистать на рауте и во дворце.
мех золотится, волнуется самец.

Мечты отрадные,
вдыхая аромат обглоданных костей,
                улавливаешь суть.



***
Коровы, телки, пастухи,
луга, забывшие стада.

Охаенная коровья мудрость.

И не кормилица,
и не домашний оберег,
и тот, единственный,
сорвав кольцо
не мчится по дороге.

В свирельной памяти
я подойду к реке,
напившись облаков кудлатых,
заставлю детство вспомнить вас
мычанием протяжным.


***
Коза, по имени Роза,
натуры сложность,
горящую в глазах зелёных,
ресницами густыми прикрывая,
жуёт в садочке хризантемы.

В её рогах
и вздорность нрава,
и примадонны превосходство.

Но вдруг, о чём-то вспомнив,
отдаст младенцам молоко,
как будто Бог её на это надоумил.

Но, в основном,
гуляла бы в лугах,
позволив ветру вымя гладить.


***
Разнежившись
                с колен стекает кошка
в косые тени, стерегущие пространства.

На липе аист ангельски топорщит крылья
на демонов, на дьяволов,
на тёмные предчувствия ночи,
куда уходит зверь пушистый
зрачки сужая, вытягивая тело,
с хвоста сгоняя лень, уют тепла,
родство с домашней утварью,
и тварью хищной
живую плоть терзает.



***
Готическая золотоглазка
с хрупкой зеленью
на крылышках прозрачных
на раннем холоде весны
в горячей печке оказалась.

С нелепой элегантностью,
нежная и хрупкая,
красивая,
гарцует истово в огне.

И жизнь её, и смерть
мелькнувшей капелькой,
как пошатнувшееся время,
как бесконечности виток,
утрат лавина, где всё едино.
***
Вздохнул,
на лапы голову сложив,
дрожит …
                и взвыл.

Нежданным рыком
мозг рискованным рефлексом
по мышцам силу прежнюю послал.

Возможно по приказу
застопорится бег.

Но воздух нос щекочет,
хвост на отлете,
а уши слышат ветра зов.
Ну, и умру.
Собачья жизнь сложившись с человечьей
в неравном равенстве лежит.


***

Жабий жребий прост
и в замирании не весел.

Фурфыря бородавки,
придерживая каменные веки,
пронзительно глядя из глубины веков,
на почве распластавшись,
молниеносным выбросом
в изыске тонком языка
порхающим и легковесным
липучесть низменную
ехидно преподносит.


***
Безногое гибкое тело
скрутится в кольца,
как вокруг головы
коса девицы,
мечтающей соблазниться.

Менять стареющую кожу, но не натуру.

Напрягшись,
из переживаний прежних,
не защищенная,
с нездешней нежностью,
сгрызая
                чешую с хвоста,
я понимаю вечности
                закрытость.









***
На снеговом поле
белизны ровной
следы вороны черной.

Рисунком тонким
моих сапог колодцы
обхохотала, каркнув,
заковыляла важно.

Кося глазом карим,
взлетела в воздух,
повергнув в мрачность
человека гордость.

***
Одинокий Цезарь
(самец цесарки)
гарцует перед отражением в стекле.
Невстреча до изнеможения доводит,
он рядом спит, во сне трепещет.

Дружил он с курицей рябою,
её не стало. К гусиной стае
прибиваться стал, его не принимали,
вспорхнул однажды на сук повыше,
вскричал, вопил …
                и умер.

Тут все плачут.


***
Перепелка с выводком
подобрались на ночь
к еще державшему
огонь в  печи домишке,
где кошки нет, и нет собаки.
Собравшись в кучку,
                переночевали.

Утром в окно
кто-то смотрел,
как рассыпается ком
на теплую маму,
на молекулы птичьей породы.

Засеменили к полям.

Как беззащитны,
                они понимают?














***
Кто чувствует себя защищенным?

Держа щит у груди,
понимаешь:
                удар будет сзади.

Лежа на вспаханном поле,
слышишь
поцвенькивание позвонков,
совпавшее с линиями
судеб планеты.

Варикозное расширение
шара земного растет,
падает уровень доброты человечьей.

Кого больше жаль?

Травинку стоптанную,
слона загнанного,
себя униженного?


***
В кружеве зелёном липы старой
аистов гнездо который год гниёт.

Жизнь семейная текла в обычном русле.
Здесь птенцов растили,
обучали крылья распускать,
повзрослевших, следующей весною
прогоняли в собственную жизнь.

Вдруг звезда любви скатилась.

Аистиха наверху,
запрокинув голову,
клацкала и клацкала,
головой крутила, приседала,
всё ждала, звала, не улетала.

А когда решилась молодая пара
гнездо занять,
ринулась на них,
отстаивая право быть вдовицей
в родовом гнезде.

Этот дом на липе
и собственный мой дом
печаль сверяют.











***
Гордыня, роскошь, искушенье,
жара, веселье, ненасытность –
все это для кого-то, который где-то,
влекущий, как золотой телец.

А я же Мелузина –
                и не змея, не рыба.

На голове корона,
а чрево так зверино,
округлая хвостина
в драконовских  извивах,
 и в блестках чешуя.

На холоде водицы
с слезами серебра
на тайне знания
боясь огня,
гадаю, вопрошая:
- «Где смысл, где причина?»

И не сплелись две нити.
И не понять Творца.