Спящие вечно в поле

Мы идем по прогнившей траве
И под ногами лицезреем мечту.
Она умирает в неопознанном сне
Бабочками на наших щеках.
Солнце поджигает котелки на ветру -
И хочется вырвать цветы в уголках
Комнаты длинного неба.
А в сырости белой земли поутру
Вытерта рукопись бледных следов
«Во сне засмеяться. Эх, мне бы…»
Стеклами мертвых домов.
Но снег там так бесполезен,
Что хочется закричать.
Ёё не спасти… Она замерзает.
Помнишь? – мы гуляли. Мы – трое,
Когда еще хамелеоны умели летать
Когда беднягам было можно, без боя.
На крылышки к ним залезаем:
Ты,  я, слушателей силуэты
Мокрым роем.
Ловили их сны, мрачные соло в безногом балете,
Вдохи и взмахи, над травой пируэты
В осенних колпаках, на свежей поляне –
Да, мы были там! – Это не скроем.
Черви голодной весны уползали
Оживая в волосах наших рьяно,
Одевали свои руки в букеты
- Мы правда поймали ее! –
Но дни наши случайно отпеты.
А в зимней темнице они тесны незнамо…
В деревянном, подземном пакете
Залиты смрадом белых дней, целлофаны,
Поедали мы желтое тесто для лета.
Потом снова все жить будем где-то –
- Там, где смеха нет, щерби, изъянов.
Далеко. Где-то там,
Без скользкой милости чистых паркетов
 И пойдем возлагать свои могилы к цветам.
Будем с треском сгибаться, нелепо,
И предстанем пред миром в пижамах…
Мы носили морковь толстым, синим кротам.
Судьи наши, помнишь?
Они преклонялись сырым колпакам,
С мокрыми чулками вместо голов.
Разглагольствовали на крыше ведь днем лишь,
А под платьицем прятали жала. -
- На восьмерых одно, бедные ткань не держали.
Жили с нами в яме между коров,
И как бы умышленно избавлялись от снов.
Не терпели  длиннозубых пижамы…
Ведь давно было вроде,
Как же мало тогда нам мечталось…
А они не любили цветных фонарей,
Но дряблых свечей против ничего не имели.
И мы слизывали кислоту
С их немножечко теплых зубов.
Гербарий сжигая в каждом мертвом теле, -
Поселились бы бабочки в нашейном рту
И кормили мокрой травою слепки следов,
Бледной рукописью, совсем еле-еле.
Но только усталость съедалась…
Собирали мы им паутину.
А зимой возьмут и найдут наш сломанный лук.
Да сачок с Небом - в сарае утерян
Зимой или летом.
Сорвут головы всей дерзостью рук
Днем. Седым, гнилым светом
И осадит саван наш ослепленный звук
Незрячего крота пируэтом.
Коридоров подземельных потери
Рвали наши легкие.
Лиственным дымом
Письма-крылья не слали.
Мы же ждали ответы.
Пролетали трех забеганных мимо…
Справки свои только сжигали
И мух обезглавленных.
А они шифер наш тем временем смяли.
Липовые дни подводили
И в темницу новых дней провожали:
Там букеты бедным в тело вводили,
Там поспешно  розы стены съедали
Через рот в шее. Ветра мотыли же кусались
А твои засохшие мысли
В котелочке самом синем скрывались,
Среди белых осенних листьев
На сырых, серых ветвях,
Теплой осени еще с лета предались,
В дырах месяца только повисли.
Но под старым дождем незаметно
Смылись с волос чисто
Для кротов. Одуванчиков пылью,
С колпаков наших выжженных былью,
Тремя из поляны жженой травой мылью.
Биение слов на снегу повторяли
И рукавами черных лапок из платья
Кусали
Мой снежный гербарий,
Худощавую кошку.
Глаз горячим паром
Стучались мерзло в окошки
Над стеклянными днями
Из земли. Пластмассовым, длинным даром
Сумка-комната. Букеты и ложки
Хамелеона моего сразили ударом…
Но чернила осталось немножко,
И половник мой протертый, домашний…
На чердаке одним было нам страшно.
Помнишь ту ночь?
Ты не хотел открывать трем:- Вы ужасны,-
Прогонял шляпы прочь.
Не считая мои воспаления,
Угрызения чая, кофе раненья,
Захотел рот на шее утопить мой в варенье.
Ну, а где тараканы?
Ты даже не пытался читать.
Замыливал медом все,
Все залеплены травой его раны.
Коль желаешь, вырывай мои ноги.
Но почему темно в палате и очень твердая кровать?
А под нею уж готовы саваны…
Могу и желудок, если надо, отдать.
Кишки почки и печень…
Снова хочу в наше поле сбежать.
За мечтою с сачком втроем вечно летать,
В нашу яму. На наши пороги.
Наши бабочки, луки. Стоять.
В белый пластилиновый дом:
До чего же кроты были строги,
Прикрывая жала черным хвостом…
Но прикованы к простыне мои ноги.
В белом бархате тлею пластом,
А бинтованное листвой тело
Будет вечно в пакете лежать
Деревянном.  Ведь помнишь, мы куда-то летели.
Туда, где сачок под крыло – и мечтать.
Где паркет не устроит нам тени,
А синий котелок будет солнце сжигать.
Нас поймали слепыши в целлофаны,
Платья влаги начали одевать…
Нас дарили букетам: трех, одетых в саваны.
Приказав глухо спать,
                Глухо спать,
                Глухо спать.