Галечке

Сквозь лёд пробивается серый асфальт,
И каждой улицы, тобою пройденной, в конце
Твоих духов ещё ощутимый альт
В моей душе разыгрывает концерт.

И если бы принимали такой закон
(Вообще, если бы такой вопрос возник),
Я б голосовал, чтоб на каждой из икон
Был изображён твой обожествлённый лик.

Если б из любви уводила лестница,
Разве правильно было бы лезть по ней?
Ведь я люблю тебя, моя прелестница,
И рядом быть всего естественней.

Пускай любовь к тебе напоминает шторм,
Чем сидеть на берегу, лучше идти ко дну.
Зачем мне карта, и звёзды на что?
Из всех ориентиров я вижу лишь тебя одну.

И плевать на то, что говорил Заратустра,
Короткие гудки так напоминают расстрел.
Но, видишь, не занимаются мои к тебе чувства,
Не дымятся на расстоянии меж нами костре.

Какой рационализм, какой, к чёрту, Кант?
Мягкую любовь не обуешь в сабо.
Я б закопался в землю, если б был великан,
Лишь бы быть только вровень с тобой.

Мысли о тебе - это так же естественно,
Как патроны, заряжаемые в наган.
Знаешь, любимая, ты словно песенник,
Поставленный на сердца моего оргАн.

Иногда кажется, что даже голос твой слышу,
Несмотря на все расстояния и дали.
И даже двойной щелчок компьютерной мыши
Выщёлкивает для меня твоё имя, Галя.

Я не весть какой в поэзии мастер,
Никому и никогда не посвящал поэм,
Но, знаешь, любимая, какое счастье,
Знать, что Москва священней, чем Вифлеем.

И ты для меня олицетворяешь звезду,
Что озарила выжженную во мне Хатынь.
Видишь, мыслей моих паломники идут
Приложиться к каждой из твоих святынь.

Вот и я не знаю, куда бреду,
Словно Бродский, сочиняющий сборник молитв.
В каком по счёту сне, и в каком бреду
Я не буду глазами твоими к любви прибит?

Но ты не думай, я не хочу свобод.
Хочу пожить подвешенным на купидоновской стреле.   
У меня одно желание только вот:
Чтобы ты была счастливее всех на Земле.

Я с тобой не знаю, что такое лесть,
Все слова мои чище июньских рос.
Ты лишь изредка позволяй мои пальцы вплесть
В ароматное разнотравье твоих волос.