Как же ты хороша!

Как же ты хороша! Смесь из синего кобальта,
Цинка белого, капель ультрамарина –
Глаза твои! Сколком раннего облака
Из расщелин век вынырнут, талые льдины.

Отчего же они голубые? Страшно, но сказано –
Моря чёрного блюдечко носишь в глазах, как икону,
По окладу которой словно мирром помазано;
Бог и чёрт над тобой убивались – тщетно, не тронули.

В аватаре смотрю – под бровями дугой, удивлённые
Незаметные взору сварливому тени наивные.
Ты ж ребенок ещё! Как же я пропустил – сны нескромные –
Все изгибы твои. До чего же изгибы сложились игривые!

Как найдемся теперь? Ты спешишь, но как будто ничуть не торопишься.
Никуда и куда-то, уходишь нарочно, упрямишься.
Прославляешь свою – точь-как-вточь – сотню лет одиночества,
Ни о чем не жалеешь, не плачешь, от ветра румянишься.

В животе яркий пульс. Это бьется сердечко неспелое.
Бьется там как подарок, как груз изумрудный, таинственный.
Ты сама как ребенок! Но всё же легка и… умелая.
Не умела бы – ты б не шептала: «единственный».

Он один (это ОН!), и навеки одним и останется.
Первый сын, как любовь, что свалилась нежданно-негаданно,
Ничего не спрося. Так бесстыдно прорваться старается
Жизнь на волю. Зачем? И до смерти не будет разгадано.


© Johansson, 23 September 2009