Телескопическая поэма

* * *
Я думал, что утрачен день
И легкость бытия к расплате
Меня склоняет в мор понятий
Среди полей и деревень.
Зачатки мыслей били градом,
Двоили ум… и вот уж рядом
Шагают: человек и тень,– 
На жизнь? на смерть? во крест? под терн?   

И я был тенью устремленной
За человеком утомленным
От странствий в поисках покоя.
Покой – да что же ты такое!?
Когда бы знал то человек –
Не тратил так бездарно век.
1
Он шёл, крестился и молился…
И выклянчил! Ему явился,
В доспехах с пламенным отливом,
Могучий воин с сиротливым,
Младенца милого, лицом: –
Как смел ты, говорить с Отцом?

В тот день, утраченный из бездны,
Когда поверил ты в полезность
Существования вне дома
С отцом вы больше не знакомы.
Но слышу я твою мольбу:
Во всем винишь теперь судьбу.

Идешь и плачешь, вечно смятый,
Скиталец холодом объятый,
Вокруг ты видишь только горе,
Когда вокруг и лес и море,
Что видишь ты, то мир и есть,
Твой мир – твой выржавленный крест!

И путник замер. Стал молиться.
Ещё сильнее! Лбом уж биться
Он начал о дорожный камень.
Прополз пластунски. Крикнул: – Амень!
Архангел над землёй паря,
Сдержал свой смех богатыря.

– Безумец перестань, мне тошно,
Молитв и дел твоих дотошных,
Стыжусь пред богом и пред чёртом.
И все ж приставленный эскортом
К тебе велением Отца
С тобою буду до конца.

Не смей клянуть судьбу, упрямый,
Твой выбор, твой – так прыгай в яму!
Грызи, царапай тело мира,
Мой просветлённый странник, сирый!
Бездействуй, впрочем, то ли прок,
Внедрять в умы пустой урок!

 Дрожа и головой качая
Вначале странник жал плечами,
Смущался – раскалились уши,
Гром слов и точность врылись в душу…
И вот настал черед дерзать,
И поднял человек глаза…

– Прости великий, дух победный,
Я бога звал, и шел по следу,
С надеждой обрести свободу,
И мудрость пил и лил как воду,
По образу того Христа,
Что древность всем кладет в уста.

Не мог я ждать расцвет любовный,
Не мог я строить дом и в сонмах
Не мог проникнуться дыханьем,
Успокоенный колыханьем…
Влекло желание – познать
Всю глубину и благодать!

Порывом чудным упоенный,
Наполненный и вдохновенный
Однажды вышел на дорогу,
И слышал голос… Голос Бога?
Иль может бесов вечный зов,
Из недр земли, с самих низов?

О, кто ты, Рыцарь с грозным видом?
Неужто все мои обиды,
Услышал сам Отец Небесный
И мне послал тебя телесным,
Позволь просить тебя убей,
Меня, несчастного в судьбе…
 
– Как можешь, человек, ты клянчить,
Что Бог тебя обязан нянчить?
Все знаю я! Твои напасти
В моих руках и Бога власти.
Ты человек и, вправду, глуп:
Мнишь Мира пуп в себе… и труп!?

Зашел ты в дебри самомненья,
Что избран ты для провиденья!
Тебя бы раздавить как мошку,
И плошкой вывернуть обложку   
Да поднести на ней тебя,
Чтоб ты сожрал себя любя.

Слегка помявшись и краснея,
Скиталец стал вещать яснее…

– Ой, что ты, что ты, страж небесный!
Своё я точно знаю место,
Я – раб, и лишь природы прыщ,–
Тщедушен, сир, уродлив, нищ…


– Ты глуп! Вот пика оправданий.
Твой глупый ум – мошна страданий.
И алчность в уме бессмертна.
Ты не противник, ты есть жертва!
Поверю. Ибо вера щит
Для тех, кто сердцем не грешит.

Уходит воин вглубь пространства,
Мечом разрезав постоянство,
Шагает в мир иных материй,
Спокойно, точно через двери,
Чей жизни цикл, ценз и быт,
Сокрыт разумностью орбит.

Исчез. И странник ухмыляясь,
Бубнил себе под нос, свыкаясь,
Негоже быть ему болваном,
По крайней мере, постоянно…
И вот уже приходит срок
Прибавить новый завиток. 

Сиял, охваченный фортуной,
 Недвижимую тискал думу,
И забавлялся той удаче,
Тому, что Бог ему назначил,
И гордость разорделась в нем,
Испепеляющим огнем.


2
Сгустились тени. Новолунье.
Сочится морок златострунный
Под каждым деревом и камнем,
Как шелест змей в движеньи плавном,
И проникает в душу ночь,
Что ж смену дня не превозмочь.

Сквозь тьму небес сверкнули звезды.
 Явились силуэты, позы...
Дорога вилась и пылилась,
Шел человек и в нем копилась,
Невиданная ныне твердь –
Шагал и трепетала смерть.
 
И вот пред ним уснувший город.
Витает дух как свежий солод.
Но в темноте не чует путник,
Ни огурцов, ни звуков лютни…
Он в город броситься готов,
Он в этом городе никто…

Проходит улицу, другую…
Вот площадь, здесь народ торгует,
Здесь совершаются обмены,
Здесь все приобретает цену…
Клонится путник на углу,
И засыпает на ходу…

Покой. Услада. Безмятежность.
Прохлада. Зной. Любовь и нежность.
Сияет радуга над морем,
Порхают бабочки, и вскоре,
С попутным ветром он летит
В сокрытый быт иных орбит.

Над ним плывут саамы, нойды,
Армады стражей-астероидов,
Безмолвные планеты-боги,
Хвостатые кометы-дроги,
Несущиеся на погост,
На милость государей-звезд.

Вселенная пред ним раскрылась,
И чудным видом проявилась,
Постиг он суть, нутро материй –
Законы сердца, вен, артерий… 
Как в тот же миг  над ней один
Владыка он и Господин.

В экстазе он на пик блаженства
Восходит повеленьем жеста,
И растворившись в чудной неге,
Себя ласкает сам, на бреге
У моря с радугой до звезд,
Во весь его бескрайний рост…


– Ну, что же странник, ты доволен?
Теперь сиянием ты болен,
Мирская жизнь глупа, банальна,
В ней всё отныне виртуально,
Хотел ты вынести обет,
Так вот тебе! Весомей нет!

Узнай несчастный: после смерти,
Уже не будет круговерти,
Один такой доступен опыт,
Прожить, пройти, постигнуть тропы!
Нельзя живым войти назад,
Из мира мертвых в дивный сад!

И вместе с телом всё растает,
Земля тобою снова станет,
Таков закон твоей природы,
Однажды выпить миг свободы!
И за собой оставить тень:
И жизнь, и смерть, и крест, и терн.

Всплеск света тысячей квазаров!
Очнулся он уж на базаре…
Вокруг него шумит вся площадь,
И пучеглазый мальчик тощий,
Глядит пугливо из толпы,
Лишенный всякой суеты…

 
 3
Порою нам такое снится
Что, кажется, могло бы сбыться…
Но странник весь в волненьи жутком
Ослаб и на вторые сутки
Он как святой был ликом бел
По той причине, что не ел…

Теперь его терзал тот голод,
У древних он был назван хором,
Неугасимый пульс внедряться
В умы и земли разных наций
Простой пример его гамбит –
Подножка тем, кто будет бит.
 
Однако был момент в начале,
Что рядом тень, что жал плечами,
Просил, безумолку молился,
Что дух святой ему явился!
Во сне спиною слышал глас...
Продолжим всё-таки рассказ.








4
Мальчишка все глядел недвижно,
Ошеломленный и бесстыжий,
Он словно видел через тогу,
В дремавшем незнакомце Бога,
Как будто чувствовал союз
Ума, движения и чувств.

Он побежал в рядах прохожих,
Крича навзрыд одно и то же: –
Настало время – город сгинет!
Вернутся Боги и Богини!
Он здесь! Он здесь! И рядом тень!
В его руках Судьбы кистень!

Народ шарахался… Вся площадь
В какой-то миг умолкла в рощу,
Застыли люди как деревья,
Врасплох застигнутые жребьем,
Где ветерок среди дубов
В известной степени суров,
Когда огонь схватил отребье
Живьем сгорят не хуже дров!

Оцепенение, однако,
Сменилось скоростную дракой,
Ведь все пришли на эту площадь
Свой голод утолить, а больше
Не нужно людям ничего,
Известный факт спокон веков.

Стремился булочник к напиткам,
А винодел к морским улиткам,
Толпа снесла прилавок специй,
Что значит в жизни мало перца!
Мальчишка бегал вереща,
Что время – верить и прощать!

Безумие царило в людях,
О нем рассказывать не будем.
Спасая детскую невинность,
Им в опыт отдадим причинность,
Во всём они увидят связь
Во взрослых чудаков вглядясь.

6
События кружились в танце
С экспрессией протуберанцев,
А он стоял недвижный телом,
Ум замолчал, душа летела.
И реки крови потекли
Коснувшись странника руки…

И боль вселилась в его сущность
И стала жрать его и мучить.
Двоился ум, двоились мысли,
Он шел сюда ни без корысти,
Ему бы голод утолить,
Кровь зачерпнуть и в рот залить…

Вдруг перед ним промчались кони.
На всадниках гербы, погоны,
Доспехи грозны и искусны,–
Один их вид внушает чувство…
Прищурился насколько смог
От блеска кожаных сапог.

В толпу беснующихся граждан
Они влетели: каждый дважды
Успел махнуть своей нагайкой,
Очнулась площадь и по стайкам
Народ пустился наутек,
Подавлен гнев – взошло нытье…

Один из всадников подмышкой,
Держал крикливого мальчишку,
А тот никак не унимался,
Словами сыпал, хоть и мал сам,
Они ж смеялись все над ним,
Мол, мир немыслим без руин…

Напротив, в луже пива с кровью,
Стоит и смотрит исподлобья
На конных стражников порядка,
В расшитых золотом перчатках,
И в аметистовом плаще
Сам Аве Цезарь, сам Кощей.
Сам ужас человечьей скорби,
Тот самый истинный поборник,
Мерила совести и правды,
В духах жасмина и лаванды
Провозглашенный Князь всея,
Земной владыка бытия!

Едва его заметив, стража
Умолкла и приникла даже,
Мальчишке рот заткнули тряпкой,
И рассчитавшись по порядку
Пред ним построились все в ряд,
Солдатским хором говорят: –

Мальчишка пойман! Бунт подавлен!
Отчет убытков будет вставлен
В вечерний результат проверки.
Сейчас ведутся акты сверки.
Что делать дальше Государь,
Дозволь узнать и не ударь.

Доволен князь, бородку гладит,
Блестит и сам с собою ладит.
И в миг, откинув плащ руками,
Чтоб обдуваемый ветрами
Он воспарил как дым за ним…
Как есть – Болид – неутомим!

– Сыны мои. Я вижу много,
Как вы старательны и строги
К моим делам и порученьям.
Такое будет заключенье:
Мальчишку к судьям на допрос,
Вам – серебро, коням – овес.
 
7
Спокойно площадь опустела.
Несли солдаты чье-то тело.
Торговцы бросили товары.
Народ боялся княжьей кары.
А странник, сидя на углу,
Перебирал в костре золу…

В остатках мусора и пепла,
Горела месть и ярость слепла,
Освобождая дух от тлена,
Дышал он тихо, постепенно, 
Обняв все то, что есть вокруг,
Энергией природных мук.

И боль его пронзала сердце…
Во всех произошедших зверствах,
Во всем безумии народа,
Виновна ли одна природа,
Раз так отчетливо видна
Его конкретная вина…


Жизнь беспощадна к виноватым,
И к страннику идут солдаты,
Их лица скрыты, маски грозны,
Они сильны и грациозны.
Хватают, вяжут и в тюрьму,
Перед судом предстать ему…

(Заметка на полях: у меня есть предчувствие, что для моей поэмы, сперва следовало бы хорошенько заучить Данте «Божественная комедия», Гете «Фауст», внимательно почитать стихи Рабиндраната Тагора, Шиллера, перечитать как в первый раз Эдгара По; освежить сонеты Шекспира, продолжить детальное ознакомление со стихотворениями Леонида Губанова, Саши Черного, Павла Когана)