Тетрадь с чердака
Стихи или не стихи, музыка или не музыка, - некие слова и мелодия одновременно возникали в 60-е гг. прошлого столетия, и предназначались шумной, бестолковой компании друзей - студентов, газетчиков, геологов, летчиков, художников, начинающих поэтов и проч. Место действия: Хабаровск, Южно-Сахалинск. Потом некоторые из этих песен распевались и в других местах, главным образом вдоль транссибирской магистрали, друзьями друзей, знакомыми знакомых. Впрочем, для публики и тем более для опубликования все это не предназначалось. Тем более, что сам я пел их или под звон граненых стаканов или под первое попавшееся пианиано; с некоторого времени незабвенный друг, поэт Вильям Озолин разносил их по городам и весям вместе со своими собственными песнями, с песнями на стихи своего учителя Ильи Сельвинского ("Молодой, золотой, загорелый,// Он рванул и оскалил коня..."), Мих. Голодного... Пелось это под гитару, свою, звучавшую не слабей знаменитой тогда окуджавской.
Но хватит предисловий. Вот несколько песен. То есть - только тексты. Полувековой давности. Без изменений.
***
Выньте головы из петель,
Господа самоубийцы,
Отведите пистолеты от растрепанных висков.
Я открыл, что в эту землю
Можно все-таки влюбиться,
В эту землю с этим солнцем,
Вставшим в небе высоко.
Ах, не надо горячиться
И выкладывать причины,
Все равно вам не поверю, лучше мне поверьте вы:
Я открыл, что на планете
Еще водятся мужчины
Из породы не предавших,
Не склонивших головы.
Я открыл, что эту землю
Очень щедро одарили,
Я открыл, что есть на свете
с кем сражаться, с кем дружить.
Я открыл, что твои губы на земле неповторимы
И что всех моих открытий
честь тебе принадлежит.
Солдатская песенка
А я служу еще первый год,
А ты меня, может, ждешь.
А я говорю ему: - Стой, кто идет?
А он отвечает: - Дождь.
В руках автомат, холодный, как лед,
Прерывист времени бег.
И я говорю ему: - Стой, кто идет?
А он отвечает: - Снег.
А новый год, а второй уже год
Приходит в эти края,
И я говорю ему: - Стой, кто идет? Стой, стрелять буду!
А он: Ты что? Это ж я...
Песенка бравого улана
Ту-руру-ру, ту-руру-ру, любимая, пока!
Солдатское прощание мгновенно.
Ту-руру-ру, ту-руру-ру, труба хрипит слегка,
Но это от волнения, наверно.
А ваши ласки, видно, не про нас,
И губы не про нас, и руки.
Пока! Команда подана: - Равняйсь! -
Равненье в сторону разлуки.
Ту-руру-ру, ту-руру-ру, а может, где-нибудь
Ты снова встретишь бравого улана.
Ту-руру-ру, ту-руру-ру, его ты не забудь,
А если позабудешь - ну и ладно!
Ведь ваши ласки, видно, не про нас,
И губы не про нас, и руки.
Пора! Команда подана: - Равняйсь! -
Равненье в сторону разлуки.
Ту-руру-ру, ту-руру-ру, не надо слез больших.
Ты помаши мне ласково и нежно.
Ту-руру-ру, ту-руру-ру, сигнал слегка фальшив,
Но это волнения, конешно.
Нет, ваши ласки, видно, не про нас,
И губы не про нас, и руки.
Пора! Комнда подана:
- Равняйсь! Равняйсь! Ррравня-айсь! -
Равненье в сторону разлуки.
Грустная песенка
Умри я, убей, разбейся я,
Смолчат друзья и враги.
Хожу, как шпион на пенсии,
Подслушивать свои шаги.
Я шапку надел ушастую,
Я комнату смеха искал.
Могу смешно размножаться я
При помощи кривых зеркал.
Милиции общества хочется.
Один меня подозвал.
Он имя мое-одиночество,
Фамилию он записал.
Умри я, убей, разбейся я,
Смолчат друзья и враги.
Хожу, как шпион на пенсии,
Подслушивать
свои
шаги.
Пиратская
Брильянты, брильянты, караты, караты,
Каррамба и - лево руля!
Не бойся девчонка, мы просто пираты
С придуманного корабля.
Не раз мы встречались с Летучим голландцем,
И шквалы неслись по пятам.
Не бойся, девчонка, мы будем галантны,
Ведь так приказал капитан.
Нам смертью грозятся пространство и время,
Мы все задолжали судьбе.
Не бойся, девчонка, нас вздернут на рее,
И мы улыбнемся тебе.
А боцман грохочет, а мачты раздеты,
А молнии хлещут подряд.
- Не бойся, девчонка, мы просто студенты, -
Сказал самый старый пират.
День
Солнце, точно шляпу, гонит солнце с востока.
Льется, хлещет горлом у цветов роса.
Я тебя не видел от заката до восхода,
Двести сорок лет и два часа.
Без тебя на свете почему-то безлюдно.
Без тебя весною облетел лесок.
Я тебя не видел от заката до полудня,
Двести сорок лет и семь часов.
Солнце закатилось, ушло виновато.
Вспомни обо мне, разгони эту темь.
Я тебя не видел от заката до заката,
Двести сорок лет и целый день.
Зимний автобус в Хабаровске
Автобус бежит темносиний,
И вот мы уже вдалеке.
На окнах морозных подушками иней.
Катают, котами в мешке.
Водитель, разбойник, ответствуй,
Куда нас доставить спешишь.
Везешь ли нас в бане помыться в Освенцим,
Везешь ли развлечься в Париж?
Водитель небрит и запущен,
Подъем нескончаем и крут.
Должно быть, автобус давно уж запущен
На окололунный маршрут.
Вот я ощутил невесомость...
Да нет, невесомость не та.
Скорее уж знакомая мне невесёлость
Ионы во чреве кита.
Страна Москва
Страна Москва с трамваем "Аннушка",
Со спутником над головой.
Ты в памяти моей останешься,
Асфальт, поросший трын-травой.
Страна Москва собою занята -
Забот, хлопот под миллион.
С Москвою Русь граничит с Запада,
Россия с трех других сторон.
Страна Москва сумела вымахать,
В ней день и ночь двоякий свет,
Но для одних тут нету выхода,
А для других тут входа нет.
Страна Москва не обняла меня
Своей Садовою петлей.
Я отбываю в загранплаванье
Со взездами над головой.
Божья коровка
У меня есть девочка знакомая,
Из-под спичек есть у ней коробка.
И живет в коробке насекомое,
Молодая божия коровка.
Божья коровка,
улети на небо,
дам тебе хлеба...
Что ж ты не летишь?
А коровке и не надо большего,
Так просторно в спичечной коробке!
И бычка не требуется божьего
Божьей удивительной коровке.
Божья коровка,
не летай отсюда,
насморк и простуду
Схватишь в небесах!
Как монахиня, она бездетная,
Ни снегов не знает, ни капели.
От ужасно долгого бездействия
Крылышки к лопаткам прикипели.
Божья коровка,
улети на небо,
дам тебе хлеба...
Ну что ж ты не летишь?!
Ау, друзья
Ах, друзья, как мы спеться хотели,
Так неужто по нашей вине
Понесли мы с годами потери
Как на самой жестокой войне?
Ау, друзья, ау!
В каких вы там трех соснах?
Ау, пока не поздно,
Пока я вас зову!
Ау!
Разберись, кто бедней, кто богаче,
Кто там прав, догадайся, когда
Одного подкосили удачи,
А другого колотит беда...
Ау, друзья, ау!
В каких вы там трех соснах?
Ау, пока не поздно,
Пока я вас зову!
Ау!
Бьет судьба, как поручик, наотмашь.
А из тех, кому жизнь по плечу,
Слишком холост один, как посмотришь,
А другой - тот женат чересчур...
Ау, друзья, ау!
В каких вы там трех соснах?
Ау, пока не поздно,
Пока я вас зову!
Ау!
Мы пока - за одними столами,
Но незримо и плотно сидят
Световые года между нами,
И мурлычем мы все про себя:
Ау, друзья, ау!
В каких вы там трех соснах?
Ау, пока не поздно,
Пока я вас зову!
Ау!
Открытка
В эфире такая прелестная ария,
Певица поет с выражением.
Послал я в Помпею
открыточку по авиа,
А там уже идет извержение!
И надо же было на марки мне тратиться,
И надо ж писать было, мучиться.
Художник Ка Брюллов
этюд рисует начисто
С Помпеи, как с голой натурщицы.
Этюд вашу... Ах, обижайтесь на здравие,
Но я-то со всем уважением
Послал было в Помпею
открыточку по авиа,
А там уже идет извержение!
Два царя
Вокруг торжественно и пусто,
А ветер в небе тучи скомкал.
Молчит за стенами царь-пушка.
Молчит за стенами царь-колокол.
Не ходят годы на попятный,
Века из времени не вычесть.
Мне не близка, зато понятна
Тоска Их Бронзовых Величеств.
Царям ночами снится утро:
Царь-пушка извергает пламя,
И правит милостиво, мудро
Царь-колокол колоколами.
Но вот заря блеснула тускло,
А ветер снова тучи скомкал.
Когда же выстрелит царь-пушка?
Когда же зазвонит царь-колокол?
Снежный вальс
Снег первый, белая ворона,
Он так нечаянно красив.
Что в этот раз он похоронит,
Что в этот раз он воскресит?
Не осенний и вовсе не зимний,
Он будто бы мостик зыбкий
Между летом и зимой,
Между небом и землей.
Ах, номер Севера коронный,
Ах, первый снег, он так спесив!
Он ничего не похоронит.
Он никого не воскресит.
Не осенний и вовсе не зимний,
Он будто бы мостик зыбкий
Между летом и зимой,
Между небом и землей.
Он сто чудес наобещает,
Он посулит любой успех.
Но не секрет, что он растает,
Что он умрет, не преуспев.
Не осенний и вовсе не зимний,
Он словно бы мостик зыбкий
Между летом и зимой,
Между небом и землей.
Похороны
Было все необычайно:
Завещав жене добро,
Вдруг преставился начальник
Похоронного бюро.
Хоронить его решили,
И с утра к нему домой
Грустный зам прислал машину
С черной траурной каймо-о-ой.
Едут с гробом шатко-валко,
Вдруг вокруг свистят, орут.
- Пьян водитель катафалка, -
Подойдя, сказал ОРУД.
И могильщики - веселый,
Разухабистый народ
Гроб, весьма-таки весомый,
Тащат, плача, от ворот.
Спи, начальник наш прекрасный,
Спи в расцвете сил.
Скольких граждан понапрасну
Ты похоронил.
Скольких свел ты, друг, в могилу,
Скольким яму рыл!
Сладко спи, начальник милый,
Ты все это заслужил!
Крикнул зам: "Алё, спокойно!
Эй, начальника под кран!"
Оказалось, что покойный
Просто был мертвецки пьян.
Взялся за дела начальник.
Зам пошел считать ворон.
Не встречалось мне печальней
И смешнее похорон!
Молитва
Мы с Богом утратили связь.
И матери в Бога не верят,
И бабушки тихо левеют,
Прогрессу наук изумясь.
А я на любом берегу,
В провинции или в столице
Ищу, на кого б помолиться.
Ищу, да найти не могу.
Осенняя песенка
Клены разбазаривают листья,
Им нещедрость чужда.
Осень, безголосая солистка,
Напевает с чувством:
Я осень, я очень
Вам чем-то сродни.
Пора вам листочки
С ветвей уронить.
Листья убывают. Убивают
Их дожди и ветры.
Старая вещунья напевает
Медленно и верно:
Все это не весело нимало,
Грустно, братцы, это.
Осень, почему ты посчитала
Нашу песню спетой?
Я осень, я очень
Вам чем-то сродни.
Пора вам листочки
С ветвей уронить.
Добавлю еще своей перевод из латышского поэта, Иманта Зиедониса. Сделан он лет 30 назад, и больше 20 лет назад на этот текст, оказывается, А. Мисин сочинил песню, тогда же враз сделавшую его знаменитым. Ниже, между прочим, встретится упоминание о жабе, пьющей коровье молоко. Это у латышей такое поверье, очень древнее. Если жаба, которая на их языке не "она", а "он", угощается молоком вашей коровы, надои будут богатыми. Вообще-то комментарий внутрь стиха или песни не вставишь, большинство и не спрашивает композитора, по какой такой причине в его песне присутствует жаба...
Так вот, Зиедонис.
Странным шагом, неверным, как голос в тумане,
В странном платье из странной, неведомой ткани
Мимо наших ворот человек проходил.
Словно лес можжевеловый, взгляд его был.
И сказала ты: - Что у него за душой?
Почему он тут бродит так поздно, чужой?!
Но собака признала нежданного гостя.
Он ей кинул болотный огонь вместо кости.
-Пьет ли жаба в хлеву молоко по утрам?
Кстати, как ее звать? - обернулся он к нам.
И сказала ты: - Что у него за душой?
Отчего он тут бродит так поздно, чужой?!
- А горят ли концы ваших пальцев свечами?
Мое сердце из золота. Поделиться ли с вами?
И которую вам половину отдать?
Ту, что вам непонятна? Ту, что можно понять?
И сказала ты: - Что у него за душой?
Для чего он тут бродит так поздно, чужой?!
И прохожего мы не впустили в ворота.
А теперь вот все ждем, ожидаем чего-то.
Но всегда - день как день, ночь как ночь, дом как дом.
Жаба в хлев не торопится за молоком.
Поедает корова стог сена за год.
Никаких незнакомцев возле наших ворот!
Кстати, песню (по-моему, замечательную) можно обнаружить, если набрать первую строку стихотворения в Google.ru
Свидетельство о публикации №111031510208
Наталя Ухова 08.12.2014 19:54 Заявить о нарушении
Роальд Добровенский 15.12.2014 17:16 Заявить о нарушении