Уилфред Оуэн. Зрелище

Уилфред Оуэн
(1893-1918)

   Уилфред Оуэн, английский поэт времен Первой мировой войны, один из самых ярких представителей так называемой «окопной поэзии». Получил образование в Лондонском университете. Начал писать стихи с 1910 года. В 1915 году был зачислен в Манчестерский полк. Оуэн участвовал в боях при Сомме с 1916 по 1917 гг. Был ранен. Его отправили на излечение в Эдинбург. Там он пишет стихи, составляет тексты лекций и знакомится с Зигфридом Сассуном, выдающимся поэтом «окопником». По возвращении в свой полк Оуэн в одном из сражений попал под пулеметный обстрел и погиб 14 ноября 1918 года за неделю до перемирия. Сборник его стихов, составленный З.Сассуном, был опубликован в 1920 году. По признанию З.Сассуна «…Оуэн открыл, как из реальности ужаса и проклятий можно создавать поэзию».
      Оуэн обладал цельностью художественного видения и был «неутомимым работником» в лаборатории слова, ритма и музыки слова (Бланден). В своих стихах он, демонстрируя умение пользоваться простым, разговорным языком, выступил против «вымученной» высокопарности английской поэзии 90-х годов ХIХ века. Также он ввел в оборот консонантную рифму, основанную на совпадении согласных звуков. Особая сила стихов Оуэна заключается в том, что он осуществил прыжок от преждевременной зрелости, вызванной опытом войны, к богатой поэтической традиции Китса. Связь с этой традицией проявляется в откровенно чувственном восприятии жизни и смерти, в соединении философичности содержания с пластичностью изображения, в сочетании простоты лексики с метафоричностью и широким использованием консонантной рифмы.
        В предисловии к планируемому сборнику стихов, которое Оуэн написал непосредственно перед гибелью, есть такие слова, выражающие творческое кредо поэта:

        Эта книга не о героях. Английская поэзия не готова говорить о          
        них.
        Она не о подвигах, не о странах, не о славе, чести, величии,         
        господстве или власти, а только о Войне.
        Прежде всего, я не имел дело с Поэзией.
        Мой предмет – Война и Сострадание, вызываемое Войной.
        Сострадание и есть Поэзия.
        И еще эти элегии никоим образом не утешат нынешнее         
        поколение. Возможно, следующее.
        Сегодня всякий поэт может стать предостережением. Вот    
        почему истинные поэты должны быть правдивыми.


Зрелище

На ледяном ветру наши мозги от боли воют…
И в тишине ночной не спится нам одетым…
Сигнальные огни высвечивают жизни нашей памятные даты,
И перешептываются нервно часовые,
Но ничего не происходит.

В порывы ветра вслушиваемся мы, препятствие минуя,
Они подобны бьющимся в агонии людей, лежащих в травах.
Грохочет артиллерия, трясётся непрерывно,
Глухие отзвуки иной войны напоминая.
Чем занимаемся мы здесь?

Боль от рассвета всё острее…
Мы знаем лишь войну, дожди и штормовые тучи.
Рассвет свои унылые полки сосредоточил,
Чтоб серые полки атаковать единым строем.
Но ничего не происходит.

Проносятся внезапно пули мимо нас.
Мы чуть живее воздуха, дрожащего от снега,
От хлопьев, зависающих и падающих снова,
Глядим, как их бездумно ветер кружит вверх и вниз.
Но ничего не происходит.

На наши лица хлопья падают размеренно и тихо –
Мы в норах съёжились, вернувшись к снам забытым,
Глядим в травой поросшие канавы и спим под солнцем беззаботно,
Заваленные там сочащимся цветеньем, где чёрный дрозд всё бьется в суматохе

И это наша смерть?

Мерцая, падают огни: домой то наши души тащатся обратно,
Их облачение в рубинах тёмно-красных; сверчки стрекочут там;
Часами радуются мыши, как младенцы, - ведь это их же дом;
Закрыты ставни все и двери – для нас закрылись двери плотно;
Идём назад мы к нашей смерти.

С тех пор не верим мы в огня всеобжигающую силу
И в солнце то, что улыбается ребенку и плодам.
Ведь страх нашей любви перед божественной весной неизгладим,
Поэтому по доброй воле мы были рождены и здесь лежим доселе
Ради любви Господней, кажущейся смертью.
В грязи и в нас Его мороз застынет нынче ночью,
Сминая стружку лбов и иссушая руки.
На погребение лопаты и кирка, как в лихорадке
Перед лицом полузнакомым. В лёд превратились наши очи,
Но ничего не происходит.

Перевод с английского Жаната Баймухаметова