***

Моему величайшему другу Дмитрию Пронину. Огромное спасибо за понимание и поддержку!

Есть безумные отзвуки в песне
Шерстяной,
Есть колючие проволоки в памяти ржавой.
Есть вызов и взлёт.


Первый присест, первый взмах:
Смалчивает чем-то пагода на крах;
Летучий мышь, низкопоклонство в баре;
Чужая орава да лес в лесу.
Возьму-ка я косу и мак косой срублю –
Кого-то я избавлю и долей
Заменю
И тихо
Твёрдый шаг пролью.

Взрыв, кавардак, перебежка –
Вперемешку, наоборот: сухой протяжный рот и берег.
С ума свёл этот веер хамского палача.
Он сгоряча поделился съедобным обедом, - а на ужин –
Потогонный маяк.
Осторожно, день гниёт.
Сойдёт ли он за явь?
Или обед в кармане?
Идёшь ты на чужом аркане?
Нет, слишком лыс мой яд.
До свиданья, бренный брат.

Чучело под крики обнажило новь :
Это детский кашель вновь.
Странная чахотка.
Окно – а в ней обёртка, - залезай, не души –
Стало быть нет больше тиши.

Противень и ливень оскалили свой зуб;
Да к чёрту, Что ж, сломалось;
Кажется, душа осталась,
А голый воз
Давно уж без колёс.

Он видит рано первоначальный бред; закон суров –
Пришёл – пришёл обед.
Уж полдень здесь, а
Солнца нет – дадите?

Как лист в чужом огороде,
Как зверь в семи морях,
Дует прекрасная доза ветров;
Хорош этот восторг.

Написала полстрочки,
Добровольцы есть – дико, вкусно
Поесть? Да, видно, нет.
Потряс дядя пакет.
Суровый оказался он. Бесчинный и
Изящный, да вот в жару неряшлив.

Как только явь превосходит
Свежую спину,
Я сразу бегу котелком,
Затылком сшибая
Тётю с молоком.
Седовата старушка – а я что ж
Погремушка у патриархального гула?
Завыла. Развязло.
Она же – судьба.

Только сознанье – смазливый пот;
Очарованье – густ порыв.
Сейчас вскипит. Бегите! – Не поймать, -
Чистую майку содрали да выкинули
В мешок, где уже
Лежал дырявый горшок.

Жара изувера подняла наготу,
Слажено. Прослойка. Всё ту да ту.
Дети давно перестали играть в лапту.
Ещё в ту – эпоху, где
Где не давали ни единого вздоху.
Там хватит опал и суженых скал. Непременный.

Свет возможности дал,
Эй, друг, не переплыть, залезешь,
Да ещё в горшок полезешь – это новый
Гибкий футляр;
Весьма нова и крышка –
Черствая мышка.

Изжога милостивых людей довела до ритуала,
Через час – уже аврал,
Такой ритуал.
Чистый, символический.

Грубый, снег, частый, бег;
Как оно пишется на едко-тусклом языке?
Да быть не может,
Всё скрежет,
И обхватит лапами стрельца,
Гомонящего гонца.
Поймали беглеца
С сущего конца.

Дать свет – упрямых нет.
Враг лечил их от людей,
От зверей, от низости,
Крылатой ненависти,
Вечной глубины. Опять же они.

Совесть? – Грешна.
Лестница – спешит.
Кого хочет обмануть – того и вершит.
Ясный всё же день.
За него, за утро, - красивый минутой закончился пассаж.
Неловок был массаж единодура.

Курганы, лбы, затылки –
Потолки немного твёрже;
А здесь опасность есть, которую,
Увы, не счесть счетами из пакета.
Берёза белая уже мертва –
К лету готовится.
Я думаю, она справится.

Борьба? Куда – ворона.
Разговор собратьев весьма
Смешон. – Пожар – вал –
Потушен.
Если будет – дадим вам тушу, бедную, с прощальным
Ядом – потому что – третьего нет.

Закончился размеренный
Шаг. Навстречу – мне - овраг.

Помолчим, подождите, Вы только скажите:
Привешена вера к суку или отправить её
К наивному врагу?
Новый пень, новый страх.
Полоса уже тут :
Придумывает новые сказки,
Чтобы залезть в деревянные салазки
И приютить добрейшую ярость.

Вот шутница – девонька, голова и вспять. Глупо.
Всё. Опять.
Опоздаешь с белой стопкой,
Перешитым животом.
Все дела – потом; на завтра.

Чтобы завыть, нужен бросок –
Достану последний кусок – жизнь –
В клетчатую – сирень.
Легче, легче прибежать,
Всё отдать – не отпускать – страх из окна.
Доля. - Она.
Остроги, канавы, – не лозунг- мира-
И дрянного пира. - Пустошь.

Улицы, дороги, муть –
Не в этом – суть; пауза, вздох.
Не причастен здесь покой. Завтра будет –
Новый восторг.