Румяное небо рассказ

Я расскажу тебе историю любви про нас,
Наполненную всплесками речей
И подсвещенную сиянием свечей,
Которую задеть надеюсь очень Вас.

Как Вы могли – прикосновенья рук
И долгой, пылкой ревности черты,
И муки слез, и уйму пустоты
Мне выложить и на меня направить вдруг?

Как Вы могли, со мною не считавшись,
Не убедиться, что хочу того же я,
Помыслить, что возможно так, на год расставшись,

Жить век, меня о стойкости моля?
Какой, к чертям, сонет, когда, во всем признавшись,
Вы понимаете лишь грубое, навязанное «Я»?..
 («Несовпадение», сонет)               
23.10.2010г.

Как сказал один мой друг, мы часто «просим в телефон людей, которые молчат окончательно так, до нервных окончаний».
От этого происходят несовпадения, когда мы находимся на разных радиоволнах, разных полюсах, на разных берегах, противоположных шахтах…  отсюда получается одиночество в сети и рождается онегинская строфа, горе от ума и слезы Мэри, отсюда шрамы от лезвий на детских руках, суициды, пощечины, втоптанные в грязь сердца, похороненные воспоминания, дикий оргазм, чахотка и чума, зависть, ревность, вдохновение…
Лика открыла глаза. Луч солнца не щадил их. Опять забыты были шторы с вечера. Она зажмурилась и стала вспоминать свой сон. В нем был Женя, Женечка, Он обнимал ее живот и говорил про любовь. Потом они долго почему-то бежали по рельсам и все выла какая-то дворняга. А потом зима, холод, плед и они смотрят фильм. «P.S. , я тебя люблю», кажется.
Лика не верила в вещие сны, да и все в ее жизни шло своим чередом. Надуманные вопросы тут же получали ответы, а любовь и работа не заставили себя долго ждать. Кино по вечерам, ночи с любимым, грусть, когда не чувствуешь часами запах его одеколона, в общем, все как у всех, шумные вечеринки и миры, полные вина.
Тот сон быстро уходил из ее памяти с глотками свежезаваренного кофе.
8.30. мокрые волнистые волосы наскоро убраны в небрежный хвост. Снова марафон. На работе – звонки, задирающий похотливый начальник и зудящие клиенты. Женя не звонил. Как-то пережился этот день.
Электричка питерского метро лязгающе открыла Лике двери. Какой-то парень в кожаной потертой куртке уступил ей место. Напротив сидела женщина в длинном джинсовом плаще и вельветовых коричневых брюках, с усталым лицом и парой морщинок на лбу и под темно-карими глазами, придававших ее лицу особенную теплоту. Рядом с ней сидел малыш лет четырех, светленький, как мама. Он сосредоточенно оглядывал Лику, у него был не по-детски серьезный взгляд. Так обычно смотрел на нее Женя, когда они ссорились. На Балтийской женщина с мальчиком вышли, и Лика осталась машинально смотреть на пустое кожаное место.
Вечером Женя так и не позвонил. Это случалось все чаще. То встречи, то корпоративы, то к родителям ехать надо, сто лет их не видел…
И Лика решила его не тревожить, да и самой не хотелось рыдать всю ночь…
Женя в ту ночь спал плохо. Ему не давали покоя мысли о Лике. Он любил ее, но в последнее время она стала отдаляться от него. Шеф нагружал ее все новой и новой работой. «Как все банально складывается», - думал он,  - «любовь моей жизни сейчас где-то **** своего начальника на толстом кожаном диване, а тусклая лампа освещает его небритую шею».
Жене не везло. С работой у него не клеилось: сотовых компаний развелось много, и он понимал, что сделал неправильный выбор. И вообще, вся жизнь текла медленно, однообразно: праздники  - постоянные прокуренные клубы и выпивка, будни – раздраженные клиенты, которым подавай смартфон с вай-фаем, двумя симками, навигатором, камерой и прочими радостями, чтоб подешевле и в нужном цвете, короткие юбки и вызывающие губки продавцов-консультантов Машеньки, Наташеньки…
Он часто думал о Боге. Почему он поцеловал одних, обездолил других, а из третьих сделал стадо. Он бы и рад открыть свое дело, стать миллионером из трущоб однажды, но умом понимал, что у него нет таланта, что здесь, в Санкт-Петербурге, в небольшом сотовом салончике находится его потолок…
А сегодня эта мысль снова впилась в его виски и сжимала их, не давая покоя. А еще он вспоминал детство, в котором все было не так. Ему верилось, что он станет космонавтом. Потом школа нанесла первый удар. Оказалось, многие умнее его, выше его, богаче его... До окончания университета еще оставалась надежда: талантливый программист сможет реализовать себя. Все-таки северная столица, крупнейший научный центр России. Но по окончании сего заведения никуда не брали: нужен опыт работы, вот и пришлось ему устроиться в салон сотовой связи, каких в районе десятки, в городе – сотни, а на всю Россию – тысячи, в которых работают миллионы пчел, складывая зелененький мед в соты сотовых сетей ради трутней большого бизнеса.
А тут еще Лика. Он три года думал, что встретил любовь всей своей жизни, когда как-то в метро, весь сияющий после экзамена, с томиком «Теории относительности» в руках вошел в переполненный вагон и уступил место худенькой зеленоглазой блондинке с неземными волнистыми волосами. Она открыла сумочку и достала «Преступление и наказание»... Тот томик с небрежно начирканным на обложке номером Ликиного телефона он так и не сдал в библиотеку, и теперь часто натыкался на него, пыльного, в книжном шкафу. А в последние дни он вдруг стал сомневаться. Запах ее духов, знакомый когда-то до слез, уже не заставлял сердце радостно подпрыгивать. Возможно, потому что от нее все чаще пахло чем-то чужим, неродным, или ему так казалось. Вечные фильмы и клетчатый плед уже не приносили былого восторга. Это ли оно, счастье? Он давно хотел сделать ей предложение, но что-то его останавливало. Может, нерешимость, а может, судьба.
Он так любил, когда она смеется. Голос еще выше, чем у других, и звонче. Ее смех часто звенел в голове у него, усталого, спешащего к любимой, и он все надеялся услышать его снова, когда они будут, прижавшись друг к другу, смотреть очередную комедию, и поцеловать ее смеющиеся, не дающиеся губы. Именно поэтому ему всегда нравилось смотреть комедии. Но они все чаще смотрели драмы: хороших комедий уже и не осталось непросмотренных.
Еще он думал, что она эгоистка. Они ездили, куда скажет она, ели, что скажет она, шли по вечерам, куда захочет она. Раньше ему нравилось жить ради нее, а теперь он как будто увидел, что в этом нет смысла, что можно было потраченное на ее прихоти время посвятить продвижению, самореализации…
И все же он любил ее. Он скучал. Скучал без тех самых духов, без улыбки, которая случалась все реже, без любви и без истерик. Только он устал.
И утренний кофе не взбодрил его. Начинался еще один день. Он открыл шторы, и нежданное питерское солнце вцепилось ему в глаза.
8.30. Наскоро наброшенная куртка. Марафон метро. Наташенькины ужимки и шпильки, Машенькины подмигивания и расстегнутые пуговицы на алой блузке, пять возвращенных телефонов, три неправильно начисленных платежа, назойливые дети, глазеющие на дорогие игрушки…
Он вышел из салона. Небо было красноватым и высоким. «Какое румяное небо!», - подумал Женя, - «Наверно, к холоду».  День пережит. Еще один. Только вот смысла он не видел.
Лике не спалось. Она прокручивала в голове последнюю неделю, вспоминала их разговоры с Женей, просмотренные драмы. Стало щемяще грустно. Он так и не позвонил сегодня. Она вспоминала его нежные ямочки и как он ее обнимает. Обида смешивалась с горечью. Вдруг, правда, «любовь живет три года»? Те самые три года назад ей казалось, что она встретила любовь всей жизни. А сейчас, в данную секунду, в ее сознание впервые заронилась мысль о том, что, может, она поспешила. Это незнакомое чувство пугало ее, ей хотелось, чтобы он был рядом, обнял ее, успокоил. Слеза мягко скатилась по щеке, ее соль усиливала горечь мыслей. По сути ничего не произошло, а внутри нее произошло многое.
Ей не казалось, что ее бросили или наплевали в душу, но от этого было еще хуже. Она не понимала, что произошло и кто виноват в этом. Было душно, и к горлу подкатывала тошнота. В голове вертелось теперь только одно слово -  Бог. Неужели он ненавидит всех нас? Натянет ниточку, и, как по заезженной колее, мы двигаемся по ней, не зная куда. А когда покажется нам, что  жизнь наша уже определена и устроена, он вдруг тянет за эту нитку, и все мы падаем в пропасть. Почему одних он поцеловал, а другим дал лишь право вариться в общем котле недопониманий?.. Скоро она забылась и заснула.
Квелое утро разбудило Лику каплями дождя в открытую форточку над кроватью. Она проснулась разбитая и опухшая. Красные глаза в зеркале давали знать о вчерашнем. Она сразу потянулась к телефону, но пропущенных звонков не было видно. Тогда,  стараясь в мыслях опровергнуть свои сомнения, отогнать новое навязчивое чувство,  подумала она о том, как любит Женю, как болит ее сердце без долгожданного звонка.
8.30. Позвонили. Все же позвонили. В дверь соседка тетя Лида. С бутылкой виски в руках. «Горе, то какое, Ликачка, горе то какое! На вот, присядь и выпей!».
Сердце подпрыгнуло у Лики. Она дрожашими руками достала из бара стакан. Тетя Лида наскоро плеснула White Horse и запричитала, запинаясь:
«В новостях пе-рее-дали! Вчера, это, в метро, на Балтийской, человек под поезд бросился! Опо-опо-знали его! Горе-то какооое! Женька это твой! Ох,горе! Держись, милая моя!».
Лика продолжала сидеть на табурете, тупо глядя на тетю Лиду. Осознание случившегося пришло не сразу.
  «Женя, Жееенечкаааааа!...»…
Женя стоял у самого края платформы. Ветер дул ему в лицо, стремительно колотился приближающийся поезд. Он ждал его, чтобы войти в лязгающие двери. Только вот смысла он не видел.
И он решился. Перед глазами возникла Ликина улыбка, ее запах и летящие по ветру запутанные кудри волос. Это было последнее, что он увидел…
Лика очнулась. Она лежала на кровати, а луч солнца нещадно бил ей в глаза. Женька всегда задвигал на ночь шторы.
В Лике билось второе сердце.

6 марта 2011 г.