Признак осени

 Жизнь, к счастью или сожалению, не может долго стоять на одном месте: её плоть начинает тлеть и разлагаться, душа пустеет и тускнеет, внутренний мир теряет прочность и суть. На душе любая мелочь, любая пылинка, дуновение ветра - всё оставляет свой след. Раны души не затягиваются. Они просто забываются. К ним привыкают, переставая обращать внимание. Всего лишь отметины, не более. Кого интересует живая история?..
 Осень в этом году выдалась особенно мрачной. Там, где она прошла, в следах её вырастала покрытая инеем трава, а после каждого взмаха рук, за рассекающими воздух пальцами, свистел, сбиваясь с такта, молодой сентябрьский ветер. Она плакала; слёзы, замерзая от её дыхания, падая, разбивались оземь; взгляд её заставлял листья увядать и смешиваться с грязью, теряя всяческий намёк на прежнее присутствие жизни в них. Даже солнце не хотело вставать на пути медной девы и пряталось за мягкими белыми пуховыми стенами.
 Дорога, как могло показаться на первый взгляд, ничем не отличалась от других: такая же серая и почти пустая, как и подобает оной, ведущей к курортным городам, в это время года. Лишь тёмное пятно посреди блеклых холмов недалеко от проезжей части, да большое расстояние между частями обочины, усеянной знаками, вносило в неё хоть какое-то разнообразие, отличая от других. Когда-то здесь тоже была остановка: недалеко, в маленькой лесополосе, была скромная гостиница с почти саркастичным названием "Надежда". За небольшую сумму путешественники могли снять себе здесь комнату для ночлега, либо же просто выпить в уютном кафе на первом этаже и пополнить запасы провизии. Но уже три года, как земля здесь пустовала. "Надежду" поглотило пламя: его острые плети забрали жизнь и у деревьев, что росли вокруг, и у самих посетителей гостиницы, и даже на земле можно было заметить глубокие трещины, оставленные огнём,- словно шрамы, или ожоги. И пусть причиной произошедшего официально было принято считать банальную неосторожность обращения с огнём, случайное происшествие на кухне, правды так никто и не знал. Некоторые особенно суеверные утверждали, что в месте, где стояло здание, всё ещё бродят неупокоенные души погибших в ту осень, такую же холодную, какой была и эта.
 То, что осталось от здания, так и продолжало стоять на прежнем месте; никто и не думал его сносить. Кое-где в прогоревших дубовых стенах всё ещё можно было услышать дыхание прошлого, и, закрыв глаза, даже приблизительно увидеть, как всё было. Но не всё здание было безвозвратно разрушено: приловчившись, можно было осторожно забраться по хрустящим ступенькам на второй этаж, только вот во избежание возможных травм, полученных при падении, в самый низ лучше было не спускаться. Однако, больше всего удивлял и казался странным почти не повреждённый огнём столик в дальнем углу помещения - вероятно, служившего столовой. На нём, сквозь чёрные угольки и пыль, всё ещё можно было разглядеть фрагмент рисунка - чудом уцелевшее, оставшееся свидетельство чьего-то существования, след чьего-то жизненного пути, слёзы чьей-то души.
 Последний день чьей-то мечты.

             ***

 Сегодняшний вечер пах по-зимнему, хотя до самой зимы было ещё очень далеко. Но "Надежда" была полна. Среди завёрнутой в паутину времени, укутанной в тёплые серые пальто и куртки, смакующей горячий, опьяняющий мёд, толпы, особенно выделялся и сразу же привлекал к себе внимание. Одетый в лёгкий чёрный плащ, с тёмными блестящими волосами до плеч и тёмно-серыми глазами, отражавшими всё происходящее вокруг, преломлявшими сие видение, представлявшими его в новом, непривычном для его участников, свете. С пером в волосах и свёртком пергамента, выглядывающим из кармана плаща, он стоял напротив входа, ища взглядом свободный столик; мысли его то смешивались, то вновь становились упорядоченными, от чего появлялась лёгкая приятная боль в висках. В заведении веяло ароматами спирта и ванили; на жаровнях скучно шипели и трещали первые блюда; до слуха доносился звон бьющейся посуды, чья-то ругань и тихое от стеснения пение девушки, сливавшееся со звоном монет. Было душно, людно и угнетающе, но иных вариантов поблизости попросту не было. Электричество отсутствовало - хозяин попросту был слишком скуп и бережлив, чтобы тратиться на оплату освещения; вместо этого помещение освещали свечи, кое-где уже потухшие, что добавляло атмосфере мягкости, но посетителям, казалось, было попросту всё равно. И лишь в самом дальнем и тёмном углу тихо искрилось голубоватое, дисгармонирующее с едким янтарно-жёлтым светом горящих свечей, нежное сияние.
 Это не могло не привлечь юношу. Так и не найдя свободного места, он решил проверить, нет ли его в той, тёмной, отдалённой части, а заодно - и удовлетворить свой интерес к появившемуся свечению. Когда глаза окончательно привыкли к тусклому, почти отсутствующему, освещению, он заметил, что в самом углу действительно было одно свободное место - там, за двухместным столиком, от которого и исходило свечение, и над которым одиноко склонился грубоватый женский силуэт.
 На тёмной древесине удивительно ярко сверкал сине-голубой ангел, то ли нарисованный флюоресцентными красками, то ли казавшийся столь ярким от контраста. Ещё не законченный, рисунок завораживал: живые глаза, маленькие, почти незаметные, крылья, которые, казалось, вот-вот взмахнут, унеся звёздного посланника обратно в небесную высь. Лица самой художницы, увлечённой работой, не было видно. Рыжеволосая, в тёмно-зелёном пальто и обуви под цвет мебели, она напоминала юноше некое дерево - но не берёзу, с которой обычно сравнивают молоденьких девушек, а граб, ясень или даже иву, плачущую иву, склонившуюся над озером собственных чистых, искренних, невинных слёз разбитой души; и пусть это дерево было ещё зелёным, на нём уже рыжели признаки осени.
 Юноша задумался вновь: пройдёт ещё немного времени, и ангел будет готов, девушка закончит свою работу, несущую пусть неведанный ему, понятный лишь ей самой смысл, но всё же являющийся чем-то новым, неестественным, ещё не укоренившимся в веренице обыденности. Что будет, когда она посмотрит на него, заметит наконец-то того, кто осмелился потревожить её покой, присутствуя при сотворении нового? Быть может, она, как и любой другой художник, испугается, смутится того, что он видел её вдохновение, порыв вдохновения, стремление оставить след - пусть бессмысленный, в скором времени подвергнутый забвению... Или, быть может, это - воплощение его судьбы, его будущего, или даже их совместного будущего? И этот ангел, что она рисует - лишь знак того, что всё найдено, всё стало на свои места...
 Он и не заметил, как умер. Послышался взрыв; стену за столиком разрушило въехавшим в неё крупным грузовым транспортом, возникший пожар быстро распространился по всему зданию, да так скоро, что никто не смог выбраться; все те, кто были внутри, погибли мучительной, страшной смертью.
 Автомобиль врезался в дерево.

---------------------------
Dedicated to Anagaroth.
Autumn 2010.