Мама

Октябрь... Середина осени, как обычно, была дождливой и пасмурной. Но сегодняшний дождь был не просто дождём; небеса словно скорбили по кому-то, страдая от горькой утраты. Тяжело терять родных. Так считают люди. Но мне лично всё равно. Мы все когда-нибудь умрём, так зачем же печалиться по ком-то, кто прожил меньше нашего? Меня больше удручала участь тех, кто нас переживёт. Им, наверное, очень тяжело будет. Но это их удел. Я не собираюсь жить дольше тридцати... И никакой семьи. Это не по мне. Я не хочу стать ещё одним разносчиком живучей заразы. Только совершать самоубийство тоже не хочется. Пока что.
 Прогуливаясь субботним утром по кладбищу (возле которого, между прочим, недавно построили школу; но что из них лучше научит детей жизни - кладбище или среднее учебное заведение - ещё поспорить надо), я заметила нескольких людей - кажется, троих - в чёрном. "Ряды освобождённых от жизни пополнились", - пронеслось у меня в голове. И я бы безразлично прошла мимо, если бы упустила из виду размер гроба. Он был мал, настолько мал, будто бы там даже не ребёнок, а совсем младенец. Мне стало интересно и я решила подойти.
В гробу действительно был маленький ребёнок. Девочка. Светловолосое бледное существо в бело-розовом платьице, с куклой в руках, очень похожей на саму умершую. Возле стояло две женских особы и мальчик лет пяти. Одна из женщин плакала, прислонившись к гробу, вторая держала её за плечо. Лишь только лицо мальчика было озарено улыбкой, лучезарной и искренней. Он смотрел на девочку и, как мне казалось, ничего не понимал.
- Кто это? - спросила я у скорбящей женщины. На голове её был чёрный ажурный платок, завязанный так, что скрывал лицо и шею. Даже глаза были не видны под ним. Под расстёгнутым меховым пальто было простое платьице длиной ниже колен, повязанное серебристым поясом, на ногах - грубые сапоги, напоминавшие военные.
Молчание в ответ.
- Это моя дочь, - ответила мне за неё её спутница. Её морщинистое, то ли от возраста, то ли от боли лицо выражало удивительное спокойствие. - Моя подруга, увы, не может сейчас воспринимать окружающий мир и адекватно на него реагировать. А вы что тут делаете?
- Навещала могилу родственника, - сказала я первое, что пришло в голову, - и заметила вас. Что произошло? Она же ещё совсем ребёнок. Какая-то болезнь?
- Увы. Всё не так просто, как вам могло бы показаться. Извините.
- Всего лишь искренний интерес, - я попыталась изобразить открытость и мягко развела руки в стороны, - нечасто в наше время увидишь столь юных и столь прекрасных. Простите, если чем-либо задела вас.
Едва появившаяся настороженность на лице женщины исчезла, сменившись прежним спокойствием.
- Видите этого мальчика? - она указала на юнца. - Это сын этой скорбящей женщины. Он жив благодаря этой маленькой девочке.

***

Три года назад. Лето. Площадь.
- Пришла, всё-таки. - Молодая стройная девица оценивающе рассматривала только вышедшую из маршрутки и подошедшую к ней юную особу.
- Как же мне было не прийти, - последовал ответ. Голос второй девушки был нежен, словно песнь флейты. Вся она словно представляла собой воплощение нежности: тонкие черты лица, среднее, но весьма привлекательное телосложение, невысокий рост, пышные светлые волосы; на лице никакой косметики, никаких излишеств в одежде. Бежевое платьице, аккуратные туфли, медальон на шее - вот и всё. Полная противоположность встретившей её надменной даме.
- То-то же. Итак, ты понимаешь, зачем мы встретились?
- Если честно, то не совсем. Вы не могли бы мне объяснить, пожалуйста?
- Дура. Хотя, я  ничего другого не ожидала. - Девушка сняла с плеч серый рюкзак и достала из него сигареты. - Зажигалка есть?
- Простите, я  не курю, - мягко ответила девушка. - Кстати, как вас зовут?
- Не курит... Ещё бы... хех... Татьяна. Хотя тебе знать его и не обязательно.
- А меня Ольга.
- А меня твоё имя не особо интересует, - последовал холодный ответ. - Меня больше интересует то, что ты пытаешься отбить у меня мужчину.
- Простите, кого? Нет, что вы. У меня есть мой любимый, он для меня один...
- Интересно, интересно. - Ловкое движение пальцами, и сигарета задымилась. Татьяна выпустила первые порывы ядовитого дыма. – Мой муж, да?
  Руки Ольги задрожали, глаза округлились.
- Что, не знала? – рассмеялась её собеседница. – Олег мой. И всегда будет моим.
Ещё одно облако дыма. Ольга не курила, она попросту не переносила этого. Но она была не из тех, кто идёт на конфликты, поэтому терпеливо продолжала стоять с Татьяной.
- Что же… Я не имею права его осуждать, - робко ответила она.
- Осуждать?! Его выбор достоин… Вернее, был таковым. Пока он тебя не встретил, всё было хорошо. Зачем ты появилась?! Что тебе от него было нужно? Деньги?! – Глаза Татьяны горели ненавистью и презрением.
  Война стихий. Конфликт противоположностей. Они были слишком разными, чтобы когда-либо обратить друг на друга внимание, кроме как в этой ситуации. Их объединяло лишь одно, и теперь обе понимали, что именно.
- Я его люблю. Он для меня – единственный мужчина. И при этом он, как свободный человек, имеет право сам делать свой выбор, жить своей, а не навязанной ему жизнью. Если он выбрал новую дорогу, я не буду ему противиться. – Девушка покраснела. – Просто мне достаточно того, что он есть. Простите, пожалуйста, если я вам чем-либо не угодила.
- Размазня. – Окурок упал на асфальт. – Не знала, что он на таких ведётся… Проехали. Я хочу, чтобы ты исчезла. Убралась подальше. И не возвращалась. Это если коротко. Ясно?
- Это угодно вам обоим? – Улыбка не покидала лица Ольги. Это ещё больше раздражало.
- Да.
Девушка опустила взгляд на асфальт. Мелкие камушки, пыль и ещё тлеющий окурок. Всё такое обыденное, и всё равно столь интересное. Она любила смотреть на асфальт, когда куда-то шла. По дороге порой встречаются интересные вещи. Затем она вновь посмотрела на свою собеседницу, улыбнулась ей и медленно пошла по направлению к остановке, бросив напоследок:
- Пожалуйста, передайте ему, что у него будет дочь.



Спустя три года. Ночь.
Ольгу разбудил звон телефона. Кто бы мог звонить ей, да ещё и так поздно? Маленькая Элеонора тоже проснулась от звонка, но лишь улыбнулась маме и повернулась на другую сторону. Оля посмотрела на свою дочь, улыбнулась и осторожно встала с кровати.
- Я слушаю.
- Ольга? – Из телефонной трубки раздался довольно знакомый голос.
- Да, Танечка, я слушаю.
Небольшая пауза.
- Откуда ты знаешь, кто это? Мы ведь виделись всего единожды. – В и без того неровном голосе дрожь усилилась.
- Но ведь это не лишает меня права помнить о тебе, - последовал тёплый ответ.
- Я просто.... Семьи больше нет. Нет… Олег разбился, когда возил нашего годовалого сына в больницу на обследование. Насмерть. Сын в коме. – В трубке было слышно, что Татьяна плачет. – Прости меня. Ты всегда была такой доброй… Даже тогда, когда мы с тобой разговаривали, ты ни разу меня не упрекнула. Я теперь понимаю, почему Олег полюбил тебя. Ты умела дарить людям то, что они сами же убивают. Прости меня…
- Это ты прости, что чуть не разрушила твою семью.
- Нет! Я в последнее время всё больше и больше думаю о том, что если бы вы были вместе, всё было бы хорошо…и мой муж…он бы не… - то, о чём говорила Татьяна, становилось всё сложнее и сложнее понимать. Уж слишком дрожал голос.
Разговаривая по телефону, Оля спиной почувствовала чей-то тёплый взгляд. Так смотреть могла только Элеонора. Да и некому больше… Дочь подошла и вопросительно посмотрела на неё, обняв за талию обеими руками. Оля улыбнулась девочке и передала ей телефон. Девочка кивком выразила свою благодарность.
- Тётя Таня, ваш сын выздоровеет. Мой папа…он бы всё равно ушёл к прабабушкам и прадедушкам. У моей мамы есть я, а у меня есть мама. А у тебя, тётя Таня, есть сын. И у нас всех есть мой папа и твой муж. Просто мы теперь не сможем к нему прикасаться. Но он ведь всё равно есть! И он с нами…в нас. Не печалься. Твой сын скоро проснётся и станет ходить. И первое, что он скажет, будет твоё имя. Он вырастет умным и талантливым, как и его папа. Ты будешь гордиться им. Твой сын станет большим человеком. Только не печалься!
- Девочка…ты ведь… - Голос больше не дрожал. Через несколько секунд в трубке раздались короткие гудки. Татьяна не выдержала эмоционального напора. Девочка осторожно положила трубку на телефон, снова обняла маму и сказала:
- Мамочка, я хочу к папе. Я хочу, чтобы маленький Олежек жил.

***

Полгода прошло. Я до сих пор плохо сплю. Меня мучает то, что я видела тогда. Постаревшая от горя женщина, склонившаяся над гробом своей, пусть и не родной, но всё же дочери, её страдания… Мне тогда стало действительно жаль. Я прониклась всем этим. Ольга мужественно переживала смерть собственной дочери, она тоже очень хотела, чтобы маленький Олежек жил и дарил Татьяне радость, чтобы его мама помнила о ценности жизни… И мальчик жил. Улыбка его, обращённая к Элеоноре, стала мне тогда понятна. Он понимал больше, чем могло показаться на первый взгляд. Мальчик благодарил ей за спасение. Он знал, почему он выздоровел и до сих пор жив.
Возвращаясь тогда домой, я вспоминала недавние события. Когда-то у меня тоже был любимый человек. Но то, что мы были слишком близки, почему-то пугало меня. И у нас тоже должен был быть ребёнок. Но я отказалась от них обоих. Разрывание всех связующих нитей с молодым человеком. Прерванная беременность. И если я раньше ничего не чувствовала – ни вины, ни раскаяния, ни даже боли за содеянное – то теперь цинизм и холодность ушли. Я теперь так хотела вернуться в прошлое и сделать всё иначе… Сегодняшняя встреча была случайной, а оказалась важнейшей. Если бы только это произошло раньше… Меня слишком поздно воскресили. Что же, пусть это послужит мне суровым жизненным уроком. И тяжёлым наказанием.
Я пила кофе и смотрела в окно. За ним мерцала искусственными огоньками, то жёлтыми, то белыми, то красными, проезжая часть. Я представлялось, будто бы это кровяные клетки танцуют в венах и артериях, время от времени меняя шаг и такт. Где ты теперь, мой несостоявшийся и покинутый на произвол мир? Где теперь то, что могло было быть? Где страна потерянных и ненужных вещей, людей, мыслей и событий? Где?..
Звонок в дверь. Хм… Кто бы это мог быть? Я лениво направилась в коридор, глянула в глазок. Никого нет. Но звонок раздался ещё раз. Быть может, это какой-нибудь голодный усталый путник, ещё одна жертва этого города. Или маньяк с ножом. Мне уже всё равно. Я согласна на любую компанию. Щелчок замка и быстрые шаги на кухню.
- Проходите, располагайтесь, - говорю я, удаляясь обратно на кухню и не оглядываясь на гостя. Снова смотрю в окно. Проходит минута. Две… Ничего не слышно.
Возвращаюсь в коридор... Останавливаюсь на полпути ко входной двери. Чашка с недопитым кофе падает на пол и разлетается вдребезги.
На пороге стояло нечто, похожее на полусгнивший маленький труп ребёнка. Оборванная, прежде белая одежда с зелёными свежими травинками на ней, спутанные сырые длинные волосы цвета горчицы ниспадали почти до пола, закрывая лицо. Кожа была грязно-голубого цвета с оттенками зелёного и почти белого. Судя по всему, это была девочка. Вот только кто она, откуда… и что с ней…
Она медленно переступила порог и вошла в коридор. Я попятилась, боясь отвернуться, на кухню. Девочка (или что-то похожее на неё) очень медленно шла мне навстречу, каждый её шаг был словно первым в жизни. За ней оставались влажные грязные следы, цветом напоминавшие свёртывающуюся кровь. Я до сих пор не могла разглядеть её лица через грязные спутанные пряди, бывшие когда-то волосами. Да и, думаю, даже если и могла бы, лучше было бы не смотреть. Не смотреть…
Угол. Дальше идти некуда. Это конец.
Девочка протянула навстречу мне свои полусгнившие ручонки.
«Мама…»

-------
2010 г.