Чаша

Над чашей склонюсь в Вифлеемском саду.
В ней листья, оброненные листопадом.
И толику яда,  как чью – то беду,
Я впитываю не губами, а взглядом.
В ней пенится осень тоской поднебесной,
В ней сумрак туманный дождём проливает.
В ней я побеждён, и меня убивают,
И как-то не верится в то, что воскресну.
В ней кровь и чернила.
В ней боль и утрата.
Восторги толпы,
И толпы же проклятья.
Всевластие Ирода,
Робость Пилата,
Терновый венец и распятье, РАСПЯТЬЕ!!!
Предательство бывших друзей и любимых,
Их горькая участь под совести гнётом.
Грядущее корчится немощным мимом,
Не в силах позвать безголосно кого-то.
И прошлое под кисеёю тумана
Всё меньше правдиво – надейся на память!
И больно гвоздями пробитые раны,
Но нужно терпеть
И стараться не падать.
И я малодушно склоняюсь над нею.
Печаль и тоска моя необоримы.
«О, если так нужно, я всё одолею.
Но сжалься, молю,
Пронеси её мимо!»
Нет. Спят мои верные апологеты.
Их преданность в сумраке сна растворилась.
Иудины слёзы красны от рассвета.
«Целуй меня, брат, чтобы это свершилось!»