***

...ты с собою вдрызг разругался, ты идешь под неверным галсом, и теперь твоим флагом галстук и отсутствуют берега. Монотонно живешь, скучая,тонешь в сером и жидком чае - и коктейлем своей печали напиваешся без стыда. И под игом тупой рутины, чем ты лучше простой скотины, мозг зарос уже паутиной и банальностями с клише. Стал почти равнодушно-черствым, отстраненно неделю сверстал, говоря и кивая постно, будто кукла папье-маше.
Где скажи мне твоя японка, бриллиантовая запонка, где то время когда так тонко ощущалось, пилось, спалось? Ты себя под диван забросил, стал серьезен и будто взросел, и не весел ни в шесть ни в восемь, будто что-то не то сбылось. Мысли температурой скачут, истерическим смехом плача, остается тебе на сдачу, может пара десятков лет. Смит и Вессон приходят ночью, улыбаясь тебе пророчат, что прервать этот круг порочный, может только лишь пистолет. По утрам приходит Надежда, перед завтраком - кофе между, остается надеть одежду - и весеннюю слушать капель. Календарь сидит на диете, у соседей проснулись дети, и прошли мимо будни эти, незатейливо без потерь.

Остается в сухом остатке, прошагать еще без оглядки, и отметить в школьной тетрадке, где косой бесконечный дождь. Если  дальше от койки - до койки, мне на небе поставят тройку, и устроит головомойку, этот нами придуманный Вождь.