Про Лёсю, ухи и тарзанку

Четыре стыренные в разных местах верёвки порвались практически сразу. Последняя держалась. Где её утащили как-то выпало из моего поля зрения. Вероятно, это был какой-нибудь флотский "конец". Не знаю. Тарзанку сделали возле маленького пруда, на суку одного из растущих вокруг дубов. Пацаны-экстремалы советских времён самозабвенно летали над зелёной водой, из которой торчали коряги.

Лёся тоже летал. Выписывал в воздухе замысловатые кренделя кривыми ногами в ортопедических ботинках. И хохотал заливисто, писклявым голосом. Видимо из-за неправильных ног вся сила у этого пацана перешла в руки - в двенадцать лет он был настоящим силачом. Когда его поднимали на турник, подтягивался раз двадцать. Лёсей он называл себя сам, так как из-за лёгкой олигофрении не выговаривал своё имя - Лёша.

Но Лёсю никто не воспринимал как ущербного. За себя он мог постоять лучше многих, а если случались большие драки, главное было направить нашего тихоходного "монстра" в нужном направлении. И тогда врагу приходил медленный, но верный каюк.

  Народу на тарзанке прибыло и, дожидаясь своей очереди, я решил немного побоксировать с Лёсей. Отрабатывал с ним уходы от ударов, благо чудесные длинные его руки были в этом деле просто находкой.

  Сзади резкий рывок за ворот рубашки! Ни слова не говоря, пожилой мужик хватает меня за уши и жёстко крутит их. Сразу понимаю, что идиот решил, будто я пытаюсь обидеть инвалида...

  Вечер. Дома накрыт большой стол, собралась родня с Питера, Пушкина, Гатчины. Мужики в основном. Приехали за грибами. На самом деле, конечно, отдохнуть от жён и прочих домочадцев. На столе замечательный армянский коньяк советского времени, пшеничная водка.

Утром подхожу к дяде Игорю. Он два раза сидел в тюрьме, и с двоюродными моими братьями в самых замечательных отношениях. Те оба недавно отслужили, крепкие здоровые мордовороты.

- Дядь, обидели меня.

- Кто? - дядька напрягается, в глазах сверкает искорка жестокости.

Объясняю ситуацию. По трезвому делу, конечно, ограничилось бы просто разговором, но сейчас... Дядя выпивает на опохмел ещё полстакана водки, закусывает, хрумкая, огурцом:

- Пошли.

Суббота. Надравший мне уши топит спокойно баньку. Возле пруда. Там где тарзанка. Выходит на улицу. Двое заламывают ему за спину руки. Молодые, с ухмыляющимися, опухшими от вчерашней пьянки, рожами.

- Стас, давай, делай что хотел.

Подхожу и начинаю драть уши своему обидчику. Уши тёплые, большие, совсем не враждебные.  Потом вдруг накатывает волна злости, и я бью ему в нос коленкой. Ещё раз. Ещё. Потекла кровь.

Мы ушли. В общем-то, этим всё и кончилось. Побитого мужика встретил потом только через несколько лет. На братских могилах 9 мая. На груди его скромно блестела медаль "За отвагу", рядом были приколоты орденские планки.

  Он меня не узнал, я вырос к тому времени.

Недавно опять встретились. И опять на кладбище. Увидел свежую могилку и знакомое лицо на памятнике. Постоял возле молча. Мысленно попросил прощения. Он улыбнулся с фотографии. Или мне показалось?