Возвращение из Фрактального Лабиринта

Результаты третьего тура:

Тауни Балфор — 291 балл
Песни Кота Карузо — 284 балла
Николай Коловерников — 282 балла
------------------------------------------------
Лучшие стихи
Сфинкс неподвижен все тайны застыли в тенях (Песни Кота Карузо) - 82,25 балла
Из этого дома, где тысячей тысяч шагов (Тауни Балфор) - 82 балла
Ты снилась тревожно под утро зимы (Тауни Балфор) - 76 баллов



***
У старого боцмана была одна хорошая привычка. Он вечно, когда выпивал, начинал петь. Это были и не песни вовсе, а так – морские прибаутки под гармошку. Но нужно было видеть, что происходило с его лицом! Создавалось впечатление, что морщины у него на челе разглаживаются, а чудные строки его песен, словно брызги морского прибоя, обрушивались на слушателей своей свежестью, столько добрых и ласковых слов было в них.
– И куда только девается его грустный взгляд? – думал сидящий напротив юнга. Он гнул из бумаги маленькие кораблики и складывал их в старую лодку с платком вместо паруса.
Даль была светла. Море нежилось в закатных лучах. Сквозь прозрачные воды было видно, как в прибрежных камнях прятались крабы. В сумерках джонки были похожи на спины гигантских черепах, курсирующих вдоль берега. Чайки то ли кричали на них, то ли молились, падая на облака.
В воздухе запахло гарью костра. Стая бесприютных псов, мирно дремавшая недалеко от дома, на ступеньках которого сидел боцман, вдруг встрепенулась.
– Успокойся Мак, – тихо сказал юнга щенку, который подбежал к нему и начал тереться об ноги, – это всего лишь смерть переводит часы на осень. – Дедушка,  – мальчик повернулся к старому моряку, положив в шлюпку очередной кораблик, – вот ты поешь о том, что шторм – это бездна, а выйти сухим из нее можно легко, скормив акулам свою память о ней же, и остаться в живых! Это как?
Боцман улыбнулся мальчику и, отложив гармошку, начал перебирать пальмовые листья, перекладывая их с большей кучи на меньшую, отбрасывая в сторону высохшие, похожие на длинные острые иглы. Тени от листьев, в лучах заходящего солнца, оставляли тонкие паутинные следы, падая наземь вдоль выкрашенной в белый цвет стены дома. Дом был словно вырезан из белого картона, причем вырезан неумело: перекошен на бок, стены гладкие – без единой шероховатости.
– Дедушка, а вот эта… – не отставал юнга, –

«Чтоб стать волшебником, ты должен замолчать,
набраться смелости и в тайну занырнуть,
и только там ты обретешь свой путь,
и только там ты сможешь все начать».

И с чего же мне начать! Мне надоело гнуть эти дурацкие кораблики! Вон, уже пол-лодки нагнул, а толку… Мост через полночь так и не появляется…
– Ты…, – старик хотел ответить, но его прервал трепет сгустка теней в облаке над заливом, как-будто в небе за облаком кто-то начал отплясывать румбо, и его рука машинально потянулась к гармошке, – …ты что забыл, что это за лодка? Это – твоя колыбель! Или горе-зарубка уже не беспокоит твою душу? Может сердце твое уже остыло, а? Так я тебе напомню, что отогреть его можно только в лазуревых снах! Это тебе – не лепить ключи из глины времени, которое никогда не наступит… – Старик угрюмо посмотрел на юнгу и достал из кармана халата кисет, на котором краснела надпись «демоны». Юнга, заметив это, опустил глаза и начал потихоньку втягивать шею в плечи. Мак, забившись под скамью, на которой тот сидел, положил голову на лапы и, перестав вилять хвостом, начал поскуливать. А,  успокоившаяся только, стая собак поднялась, как по команде, и потянулась в сторону моря.
– Ну вот, договорился, – подумал мальчик, – сейчас начнет о призраках с духами петь! Опять придется гореть, как букве закона в устах лжеца. Когда это все закончится?
Тем временем черные тени в ритме румбо вышли из-за облаков и тотчас залив погрузился во мрак, сорвался ветер и начал полоскать на лодочной мачте платок с надписью «Судьба», а старый фонарь, скрипя на ветру, то и дело выхватывал из темноты над крыльцом дома перекошенную вывеску «Нигде».
Старик поднялся, медленно прошел мимо сутулившегося мальчика к лодке, взял один из бумажных корабликов и положил свою руку юнге на плечо:
– Вечное право – видеть свой сон в cвоём сне, – тихо сказал старик, – C первой снежинкой, павшей к тебе в ладонь, верну. А ты, – гни дальше свои кораблики и считай, у тебя это хорошо получается. Дело такое: нам в миллиардной стране худо без чисел. – И он опять посмотел на мальчика. – Это тебе в помощь… Я говорю о своем взгляде. Вдвоем-то вы точно даль грядущую не просмотрите. А мне пора на вахту к бездомным богам в царство погасших огней…
Старик замолчал и замер…
Его взгляд был направлен в сторону над заливом. Тени исчезли, ветер затих, а фонарь над крыльцом дома вдруг превратился в белый цветок. Откуда-то сверху свалился шум улиц…
Юнга поднял голову и открыл глаза…




1. Тауни Балфор

из этого дома, где тысячей тысяч шагов
все лестницы стёрты до твёрдого серого блеска,
где ночь без лица и без глаз – мотылёк занавески,
и мёртвые снятся, да земли пустых берегов

ты выхода ищешь, но заперта ржавая дверь.
лишь запахи пыли и шорох невидимых платьев...
твой страх – как удушье неведомых чьих-то объятий,
твой страх так похожий на вечные стены тюрьмы.

и, кажется, слышишь: вот море неясно поёт
и звук голосов бьётся рядом, и плавится солнце...
но жадная жизнь пестротою тебя не коснётся
и сумеркам отдан так ждущий рожденья восход



2. Песни Кота Карузо

ты смотришь печально над крышами сонных домов
твой свет одинокий ко всем торопливым прохожим
сквозь сумрак и тени где даже фонарь не поможет
во тьме предрассветной лишь светлые струйки дымов

из снов уходящих под утро в твои облака
чьи образы странны и невероятно туманны
ты видишь порою что кто-то кому-то желанный
так жаль что другие а ты никому не близка

над суетным миром для тех кто не видит твой свет
ты просто луна и не знать никогда им иное
но вот я иду и так странно опять за спиною
вдруг чувствовать нежный твой взгляд улыбаясь в ответ...



3. Николай Коловерников

Чем ближе к развязке, тем станут острее слова.
В готических нефах заблудится тёмное эхо.
Простёрты молитвы от ночи бессонной до смеха.
На стенах тюремных распишется скоро Нева.

Я знал этот город без сфинксов, без каменных львов.
Я прятал рассветы в колодцах похожих на склепы,
Но все мои мысли о счастье вздыхали нелепо,
Смотря то на крест золоченный, то стрелки часов.

На день наводненья - подарок - две льдины с реки.
Мне их не хватало сложить до конца слово "вечность".
Вновь тень Радзивилла приводит принцессу из Речи,
Зовя её Гердой моей воскрешённой тоски.



4. Песни Кота Карузо

тихо спящая память на этих забытых листах
где от позавчерашних штормов только запахи моря
крики птичьих мятущихся стай тают где-то в повторе
там где время в миноре и чёрное небо в зонтах

дальше нечто иное и имя ему тишина
тихим утром ступая в следы той же самой дороги
просто молча бредёшь в полуснах кем-то слишком из многих
смотришь часто под ноги и видишь дорога скучна

снова ночь ни предлога ни повода и ни причин
только что-то в тебе зазвучит словно ветром из странствий
слово штиль заменяя на шторм и на бездну пространства
тайны звёздного братства на палубе в звёздной ночи...



5. Тауни Балфор

это мокрое небо да чёрные ленты лесов,
остаются на дне бесприютных и ватных туманов.
где твой след оплетает трава нежным стеблем дурмана,
бродят духи ночные со взглядами пепельных сов. .

ранним холодом веет от тела упругой реки.
тронешь чистой, прозрачной воды, но со вкусом забвенья –
видишь прошлые тайны и кем-то прожитое время
рыжей вязкою глиной и сном, обращённым в пески.

только морок осенний и тёмные омуты туч...
только слово в ловушке тобой не прочтённой страницы...
мелкий блеск, отражённый зрачком улетающей птицы –
словно острый осколок, как в спешке оброненный ключ.



6. Николай Коловерников

Над заливом, за облаком белым, в прибрежных камнях
Всюду есть тишина... Даже всплески играющих карпов,
Крики утренней птицы, нырок в камышовые арфы -
Шраффировка цветов чистых звуков до графики дня.

Ни ночная безлунная чернь, ни закатов червлёнь,
Не сумеют раскрыть тайный смысл геральдических знаков.
В мире всё - отраженье в воде, изумрудные флаги
На ветвях старых ив... И как будто бы я удивлён.

Но есть повод не вспомнить себя и лазуревый фон.
Бегство в шум серых улиц легко объяснимо, как трусость.
Голубь пойманный кошкой... Пусть тонкие косточки хрустнут,
Не сумев угадать что ещё не закончился сон.



7. Ян Траум  (Тауни Балфор)

Лодка забвенья коснётся родных берегов,
лёгкая качка баюкает вещие тени,
волны проводят, но встретит ли пламя Арго?
Рвётся цепочка из множества невозвращений.
.
Над погребальным костром - перевёрнутый ковш,
сколько осенней воды убежало сквозь сито
наших ладоней... В их лодки тепла не вернёшь.
Танатос рядом, ворота Аида открыты.
.
Небо в бараньих кудрях, выстилающих дно,
стены упрямый рассвет всё же не одолели,
у изголовья висит золотое руно -
парус, собравший ветра у пустой колыбели.



8. Николай Коловерников

Брючный карман: тут ли ключ от вчерашнего дня...
Вечер осенний. Лучи заходящего солнца...
Ты остаёшься в зеркальной шкатулке одна
Сном о себе, светлой грустью Кихано Алонсо.

Или Дамасо, несущего тёмную весть,
Как откровение самого светлого бога.
Только посланье его не сумеют прочесть
Наши глаза ослеплённые правильным слогом.

Медный кувшин с длинным горлышком (купленный перс),
Столик китайский, конторка, японские кольца.
Хочешь и я проявлюсь неожиданно здесь
Тенью листвы в паутине октябрьского солнца.



9. Песни Кота Карузо

сфинкс неподвижен все тайны застыли в тенях
золото крыльев вдали там где сонная млечность
ангел летящий над городом серого дня
улиц прямых и домов словно выросших в вечность

сетью каналов и речек одетых в гранит
город прошит весь насквозь странно нервною тканью
дрожью неясной что в каждом проулке сквозит
током мостов и перил тонко вычурной скани

сколько загадок здесь прячется в старых дворах
вне притяжения снов время длится и длится
в чудности строчек что шепчут всю ночь до утра
те кто неведомы всем бродят с лицами сфинксов...



10. Николай Коловерников

Дом, скрип старой двери, фонарь над крыльцом // свет бросил под ноги цветочной пыльцой,
то белая дрёма в безлунной ночи, // ты слушай меня и молчи.

Здесь рядом есть царство погасших огней, // в нём женщины, дети, как сгустки теней,
в нём бродит безмолвье с кривою клюкой, // а в воздухе пахнет золой.

В нём прячутся раки в прибрежных камнях, // в нём чёрные реки в пяти берегах,
но мост в три пролёта не может найти // последней опоры, смотри:

Он будто бы ловит костлявой рукой // не мрак отражений, а вечный покой,
так мельница лопасти крутит свои // все дни от зари до зари.

Там призраки - листья раскидистых ив, // там разные песни на схожий мотив,
там крылья подрезаны сумрачных птиц, // нет в памяти неба, нет лиц.

А дом, где ты ищешь тепло и ночлег // не в первый, не в третий, не в тысячный век,
а с самых начальных, незримых времён // со всех одинаков сторон.

Дверь, пара ступеней, порог, козырёк, // старик одноглазый и белый зрачок,
похожий на точку, на длинный тоннель // в нём вход тот же выход поверь.

С пчелиной обножки осыпался свет, // и в окна глядит конопляный рассвет,
хлеб тёплый под марлей с парным молоком, // о чём же я вспомнил, о ком?..



11. Песни Кота Карузо


проросшие зёрна в полночном саду // бобовые зёрна что в ямку кладут
нежданно под утро взрастут к небесам // про это ты знаешь и сам

так что же ты сделал загадочный джек // в ту ночь не сходил в тёмный сад в нигляже
в ту ночь сладко спал не заметив их рост // а впрочем ты явно не прост

проснувшись на стебли взглянул и полез // с какими-то мыслями или же без
про то нам не знать да и знать ни к чему // ты непостижим по уму

в заоблачных далях в туманных краях // неправда ли странных местах для жилья
громаднейший дом где большой великан // так что же его ты искал?

неведомо где ты проведал про всё // про птицу что яйца златые несёт
наверно в тот день и посеял бобы // что стали бобами судьбы

прокравшись и кроткую птицу унёс // и арфу что всех погружает в гипноз
безжалостно быстрым в руках был топор // и нет великана с тех пор

бобовые тайны навеки хранит // шкатулка что чёрная как эбонит
в ней прячутся зёрна завёрнуты в холст // слой пыли нетронут и толст

в них скрытая сила как прежде жива // всё те же что прежде дары волшебства
и джеку не спится в безлунной ночи // ты слушай меня и молчи...



12. Тауни Балфор

Ты снилась тревожно, под утро зимы, // и сны эти слишком нелепы, немы.
Дверь громко зевает старушечьим ртом, // снег ластится мягким котом.

Цепляется шорох за узкий карниз, // где свет сталактитом прозрачным повис,
и хлопает небо стальной простынёй // над ветреной чёрной рекой.

Дом мёртв, как фарфора надтреснутый звон // и толстые стены – всего лишь картон.
Под кукольной кожей синеют века: // мы пойманы Часом Быка,

где ходит песочный слепой человек, // и пальцем проводит по краешку век.
А после бормочет, сидит за столом... // Я знаю, что будет потом

Сеть трещин всё больше, смотри: зеркала // как будто глазницы, где селится страх,
и кажется время то вязкой смолой, // то бурой стоячей водой.

Яд царства Морфея в крови прорастёт, // у кукол оживших иссякнет завод,
ключ брошен в гримёрке ночной тишины // для труппы теней и луны.



-----------------------------------
адрес для писем, кому продолжение данной темы интересно:
a.strachov@mail.ru  (Анатолий, он же Эксквемелин)  :)

-----------------------------------
По данной игре остаётся ещё две публикации (Подборка лучших верлибров, подборка лучших стихов, эссе о фрактальной поэзии на примере нескольких стихов игры). В планах всё это сделать за следующую неделю.