Фантасмагория бытия. Главы поэмы продолжение

  ФАНТАСМАГОРИЯ БЫТИЯ

_______________ПРОДОЛЖЕНИЕ_______________

ЮРИЙ ГРУНИН                ГЛАВЫ ПОЭМЫ


Предисловие к печатному изданию (Томск «Дочериздат» 2003)

СВЕЧА  ВО  ЛБУ
                А во лбу звезда горит.
                А.С.Пушкин
                «Сказка о царе Салтане»


       Свеча во лбу в портрете автора на обложке поэмы навеяна, скорее всего, не Пушкиным, а содержанием 11-й главы «Свет свечи» данного издания этой продолжающейся поэмы.
       Графика обложки повторяет предыдущее издание глав поэмы – тот же накренившийся крест, готовый обрушиться на голову его ниспровергателя, углубившегося в бесцерковное богоискательство.
       А само название поэмы есть часть жизни автора, испившего эту фантасмагорию бытия в немецком плену и советских лагерях.
       Мой отец Юрий Грунин проживает в городе Жезказгане Карагандинской области Центрального Казахстана.
       В 1991 году он был принят в Союз писателей СССР и СП Казахстана.
       Известный московский журналист, поэт и романист Дмитрий Быков, получив от автора первые главы поэмы, кратко отозвался о них:

      «Ваша новая поэма блистательна – грешно, впрочем, говорить в Ваш адрес какие-то комплименты, и не знаю, нуждаетесь ли Вы в них, когда пишете на таком пределе откровенности и на таком лирическом напряжении.
       Это вещь чрезвычайно серьёзная».

       Данное издание является продолжением поэмы. Семь новых глав «Фантасмагории бытия» по сложившейся традиции прошли публикацию в жезказганской межрегиональной газете «Подробности» – и по той же традиции воплотились в книжную форму.
       Следующие главы поэмы, конструируемые автором, пройдут, по всей вероятности, тот же путь – от «Подробностей» до «Дочериздата» в виде третьей книжки «Фантасмагории бытия».

                Юлия Грунина



глава   пятая   

ЛУКАВЫЙ ЛУКА 

              Как уже многие начали
              составлять повествования
              о совершенно известных
              между нами событиях,
              Как передали нам то бывшие
              с самого начала очевидцами
              и служителями Слова, –
              То рассудилось и мне,
              по тщательном исследовании
              всего сначала, по порядку описать…

                Новый Завет.
                От Луки, глава 1, стих 1-3


Будь твоё звёздное,
а не земное крещение.
Пусть твоё слёзное
в сердце придёт очищение.

Если слеза несла
завязь заветного замысла,
это сказание –
совести приказание.

Значит, твой помысел –
сущность твоя, а не промысел.
Пестуя помысел,
не поддавайся на домысел.

Домысел в ум осел?
Мог быть ремесленный умысел:
Попусту вымесил
мерзкое месиво – вымысел.

Но и на проповедь
не подвигай себя пробовать:
Чувствуешь чётко ведь
собственной совести отповедь.

Боль свою вскапывать –
вычекань сам себе заповедь.
Но не заискивать,
если решился на исповедь.

Помни – слеза несла
завязь заветного замысла.
Это писание –
к родине прикасание.

Только б не кануло
в небытие – от лукавого.
Выплачь молитвою
смертную душу в крови твою.

1988;  2003

глава   шестая

          piper nigrum
          пипер нигрум

   


                Перец – растенье и пряное жгучее семя его.
                Piper nigrum, чёрный перец.
                Красный и английский перец, ещё жгучее.
                Красный турецкий, стручковый.
                Словарь Даля

                Славлю перец – в зерне и в пыльце…
                Новелла Матвеева
                «Гимн перцу»

       На веру навеяла
       Новелла Матвеева?
       Чураюсь значенья
       её изреченья!

…Корень всех зол ты,
алчности гвоздь:
горького золота
адская гроздь –
       ягоды перца
       палящий восторг.
       Радугой в сердце –
       манящий Восток!
Ягоды перца
пальцы не жгут,
загодя ценятся –
златом текут.
       А золото – тоже:
       сияет, слепя.
       И множит, кто может,
       его для себя.
Ох, это злато –
И радость, и боль!
Ей-богу, нет сладу
и вправду с тобой.
       Но редкостный перец
       никто не подарит,
       коль палец о палец
       никто не ударит.

*   *   *

К заветному перцу
на дерзкий набег
толкнёт европейца
пятнадцатый век.
       Ведь люду – тьма-тьмой,
       селений прорва ведь, –
       все любят зимой
       соленья пробовать.
В соленьях – от специй
свежести запах.
Всё требует перца
и север, и запад.
       Тот перец – каким он
       «в зерне и в пыльце» –
       сподобится «гимном»?
       В терновом венце?
По чьим-то предкам,
зарытым нагими,
в ночи был реквием
в могильном гимне.
       Их детям и внукам –
       им знать наперёд –
       и бедам, и мукам
       такой же черёд…
Нет, призрачный перец
за так не подарят,
коль череп о череп
в боях не ударят.

*   *   *

       Ударит – пиратом-первенцем –
       страна, что за годом год
       готовит в поход за перцем
       свой королевский флот.
Лихой беззаботной армии
рыцарей с нищими принцами –
определи, Португалия,
в которую сторону ринуться?

*   *   *

       В необычайные
       дали невиданные,
       в неисчерпаемую
       дивную Индию.
Под парусом в Индию: эврика!
Жемчужное ждёт их дно!
И пусть на пути у них Африка –
её обойти решено.
       Над Африкой небо, как пекло –
       расплавится мозг в костях!
       Летят раскалённые ветры,
       Смертями в снастях свистят.
И дуют, и дуют ветры –
поют окаянно, поют.
Идут, идут каравеллы
на юг океаном, на юг.

1964; 2003

глава   седьмая      

ПЕРЛЫ ПЕРЦА
   
                Горькому сердцу
                не до перцу.
                Словарь Даля

                Оглушённая рёвом и топотом,
                Облачённая в пламя и дымы,
                О тебе, моя Африка, шёпотом
                В небесах говорят херувимы.
                Николай Гумилёв

       В тему про Африку –
       чёрную графику,
       точную графику,
       чёткую графику,
где типографской
тёртою краской
литеры красные
с красной строки –
       чтоб беспристрастно,
       чёрным и красным,
       резким контрастом,
       стрежнем реки!

Слоновый берег,
Африка!
Стручковый перец,
паприка!

       … И море им всем по колена им –
       не воду ж морскую пьют!
       Всё новые поколения
       идут и идут на юг.
Здесь жаркая чарка к завтраку,
здесь чёрная девушка ночью.
Вот так начинается Африка,
что будет разодрана в клочья.
       Напишутся почерком белых
       названия чёрные вскорости:
       Перечный Берег,
       Невольничий берег,
Берег Слоновой Кости.
Наименовывает
алчность-корысть
костью слоновою
разный барыш:
       белая кость слоновая –
       просто слоновьи бивни,
       чёрная кость слоновая –
       это – рабы, рабыни.

Об этом поздно
ахать да охать.
Кто рассусоливает
о миссиях вскользь?
Под небом звёздным
алчность да похоть
в трюмы рассовывает
«чёрную кость».
       Крадут, покупают,
       крестят, спаивают.
       Звон злого золота –
       из горсти в горсть.
       Везут в Португалию,
       везут в Испанию
       на муки и голод
       «чёрную кость».
Слоновой кости
фабрика, –
жди белых в гости,
Африка!
Ты здесь на стрежне
в Индию.
Тебя, конечно,
выдоят!

       И снова готовы к отплытию.
       Кому их умерить прыть?
       Хоть в новые земли, хоть в Индию –
       живей за наживой плыть!

Сеньоры, нас ждёт открытие!
Кто против – как пробка, глуп!
И вот открывает «Вест-Индию»
искатель земель Колумб.
       Он морем, крестом и Христом осенён,
       упорен и твёрд, как топор,
       на «Санта Марии» в даль новых времён
       уходит опять Христофор.
За ним идут каравеллы.
Подумать, какого рожна?
Отчаянных кабальеро
прельщает одна карьера:
живая нажива нужна!
       Уместно напомнить для ясности,
       о чём умолчал свет:
       нажива – не только пряности,
       не только золото – нет!
Слова открывателей лживы,
как их благородные лбы.
Живая нужна нажива:
рабы!
       Индейцам – куда им деться?
       Набита не в бочках сельдь:
       как в тюрьмах, в трюмах – индейцы.
       В Испании ждёт их смерть.

Походы Колумба волнуют умы.
О них столько шума да гама!
– Дойдём вдоль Африки к Индии мы! –
объявит Васко да Гама.
       Мечталось о сказке годами.
       Как в сказку, стремились вперёд.
       Воистину Васко да Гама
       воинственно в Индию прёт!
С пустою мошною, напорист, угрюм –
бесстрашием и упрямством
он прорубает дорогу в свой трюм
бесценным индийским пряностям.
       За Индией – дальше пространства.
       На них предъявить права?
       Зовут «островами Пряностей»
       Молуккские острова.
За знойным Борнео, за Явою –
и не освоить сперва! –
открыты негаданной явью
Молуккские острова.
       Насытиться перцем донельзя!
       Никчемны иные слова.
       Здесь будущей Индонезии
       Молуккские острова.
Сюда ляжет путь теперешний:
в незавоёванный край.
Плывут португальцы в перечный
затридевятый рай.
       Таких не причислишь к моллюскам:
       малайцам ломают хребты,
       чтоб только к богатствам молуккским
       хозяевами прийти.

*   *   *

В штормах тёртый,
в штурмах израненный,
схваток морских ветеран,
ввысь поднимает
флагом Испании
подвиг свой Магеллан.
       Будет день – Магеллан заявит:
       вдоль Африки плыть –
       ни к чему зигзаг.
       Двинем в Индию –
       выйдем на запад,
       чтобы с востока прийти назад.
Они отплывают –
265 человек.
Они открывают
событий век.
       Им выпадет вскоре
       свой лиха фунт:
       голые горы,
       горе и горе,
       подавленный бунт.
И голод, и годы
им головы буйные выбелят.
И струпья. И трупы.
И день магеллановой гибели.
       Им подвиги снятся.
       Их гонит азарт.
       Их лишь восемнадцать
       вернётся назад.
Ни вдовьи вздохи,
ни горы слёз
не омрачат им радости:
они пришли!
И корабль привёз
чёрный перец и пряности.
       От перца доход
       окупит поход
       во славу самой Испании.
       Окупит всё.
       Только жизни – не в счёт:
       ведь их ни во что не ставили.

*   *   *

По-разному названный
в разных наречьях,
горечью в горле
пленённых племён –
чёрный перец
латынью навечно,
точно проклятием,
заклеймён.
       Пером наречён он
       по пыльным книгам:
       перец чёрный –
       piper nigrum.
Пылким молитвам
плыть всё прытче:
пипер нигрум –
первою притчей.
       Символ силы
       компаний, империй,
       пекла плантаций
       поточный доход –
чёрные перлы
чёрный перец,
потом и кровью
политый плод.
       Перцу – просторы,
       перцу – дороги,
       в честь чёрного перца
       дары да пиры.
       Перцем колонии
       платят налоги.
       Перец – предмет
       биржевой игры.
Пираты властвуют
в крае перечном.
Гнусно прославиться
их удел:
не чёрным перцем,
а чёрным перечнем
беспрецедентных
порочных дел.
       А в перечных землях,
       где песни пелись,
       люди забыли,
       как досыта есть.
       Серою пылью –
       перец, перец:
       сеет и сеет,
       сеет смерть.

1964;  2003


глава   восьмая      

HOMO HOMINI

                Homo homini lupus est.
                Человек человеку волк.


       Костёр зловещий.
       Пеньковый жгут.
       Людей вешают,
       живыми жгут.
Как змеи, цепи.
Да угли тел.
Да пепел, пепел
тех диких дел.
       Бунты подавлены.
       Веков пальба.
       Дальняя, давняя
       рабов борьба.
В ней стонут звуки
живых имён,
в ней встанут муки
чужих племён –
       тех, что истерзаны,
       насмерть забиты.
       В песнях сердца они
       не забыты.

*   *   *

пепел, пепел,
костров столбы.
Перец, перец –
перстом судьбы.
       Чёртов перст
       рубежа эпох –
       чёрный перец,
       как чёрный порох:
громы, молнии –
ружей треск.
Homo homini
lupus est.

*   *   *

       Внезапно - залпами!
       Вешать, вязать!
       У Запада – заповедь:
       взять, взять!
Африка, Ява ли –
всё заберут.
Дай им хоть дьявола –
шкуру сдерут!
       Берут, как обычно,
       перец и власть.
       Бегут на добычу:
       первыми взять!
Бегом, бегом они.
Лезвий блеск.
Homo homini
lupus est.
       Первым убей его:
       хрясть – в рот.
       Белый у белого
       власть рвёт.
К шеям – не галстуки:
петли – ночами.
Там португальцев
бьют англичане.
       В злой агонии
       кто кого съест:
       homo homini
       lupus est.
Но англичанам
сквозь годы оглядываться:
их одичало
гонят голландцы.
       Гонят в гомоне.
       Лют весь свет.
       Homo homini
       lupus est.

1964;  2003


глава   девятая   
 
ЧЁРНАЯ АФРИКА

                Were foot-slog-slog-
                slogging over Africa
                foot-foot-foot-foot-
                slogging over Africa
                (boots-boots-boots-boots
                mowing up and down again!)…
                By R.Kipling

                День - ночь - день - ночь -
                мы идём по Африке,
                день - ночь - день - ночь -
                всё по той же Африке
                (пыль-пыль-пыль-пыль
                от шагающих сапог!)…
                Редиард Киплинг, «Пыль»,
                Перевод А.Оношкович-Яцына

Где-ложь-где-нож,
без раздумий, прав ли ты,
день-ночь-день-ночь –
ты идёшь по Африке.
Смерть-смерть-смерть-смерть
от шагающих сапог.
И над всем – твой шлем:
ты здесь бог.

Ты обут, ты одет,
видел земли дальние,
гулко Киплингом воспет
веку в оправдание.
Это ты ль, ты ль, ты ль
был владыкою в веках?
Это пыль, пыль, пыль,
пыль и прах.

*   *   *

Сегодня, не зная про это,
к каким всё придёт здесь делам,
глазами бессмертья с портретов
взирают – Колумб, Магеллан.

Глаза эти жгут, словно серою:
сжигай и всем светом владей!
Мы чтим их – по книгам из серии
«Жизнь замечательных людей».

По следу их – с каменным сердцем
работорговцы прошли
и щедро присыпали перцем
кровавые раны земли.

А тех – специально, попутно ли –
воспели на мирный манер
да розовой пудрой припудрили
да выставили, как пример.

Гримёрам не жаль ли румянчика,
ни рам с золочёной резьбой,
чтоб только уверить: романтика! –
прикрыть утончённый разбой.

*   *   *

Эпоха! Походкой нескорою
идёт твой взыскательный критик.
Тебя окрестила история
эпохой Великих открытий.

Там в летопись пишут без устали
пристойные выражения:
злодейства замажут искусствами,
эпохою Возрождения.

У входа в неё – Микеланджело
колоссом труда и борьбы.
У выхода – в Африке заживо
схороненные рабы.

Художники пишут картины –
фламандскую смачную снедь.
А где-то таят бригантины
насилие, голод и смерть.

Откликнись, чего же ты стоила,
стихия стяжательской прыти?
Тебя окрестила история
эпохой Великих открытий.

И хоть это тщательно пишется,
но тщетно эпоха хоронит
в открытиях географических
бесстыдство захвата колоний.

Лишь кладбища, как возражения,
взывают – во всём разобраться.
Эпохою Возрождения
росло возрождение рабства.

*   *   *
От первого дня сотворения
библейских Адама и Евы,
от Змиева дня злотворения,
от вспышки Господнего гнева –

по Божиему повелению
все люди – с задатками рабства:
навеки, на все поколения,
по собственному зверо… глядству.

                «Рабы, под игом находящиеся,
                должны почитать господ своих
                достойными всякой чести,
                дабы не было хулы на имя Божие
                и учение».
                Новый Завет.
                Апостол Павел, 1-е Тимофею.
                Глава 6, стих 1

Он – правильный праведный Павел.
Он Божие рабство прославил
своими словами святыми.
Он Paulus по-латыни –

оно переводится «малый»
(и ныне и присно и после).
Вот – всё, что мы знаем, пожалуй,
об этом смиренном апостоле.

Пассивная Павлова паства
приемлет позицию рабства.

1964; 2003


глава   десятая   

 БЕССМЕРТИЕ ЧЕСТИ


                С а л ь е р и :
                Все говорят: нет правды на земле.
                Пушкин, «Моцарт и Сальери»

Минута – мгновениями пролетает,
снежинкою нежной, свежа и легка.
Снежинка, снижаясь, в ладони тает.
Тают снега. Тают века.

Тают люди. Часто бесследно:
вечность бессмертия им не дала.
И всё-таки люди условно бессмертны,
когда после них остаются дела.

Иной фараоном к бессмертию тянется.
В жестокости власти его торжество.
Умрёт фараон – лишь гробница останется
бездушною памятью жизни его.

А светлые жизни нам светят из давности.
Тот славен, кто верно народу служил, –
живёт он в делах и в людской благодарности:
всем тем, чем он жил, чем он сам дорожил.

Он прожил по совести, прожил по чести.
Искал не наживу – искал неоткрытого,
чтоб после Евклида прийти Лобачевским,
открыть геометрию неевклидову.

Стремление к звёздам – не к звону копеек.
Светить своим сердцем, в ночах пламенея.
Упрямо корпел бескорыстный Коперник,
и он опровергнул закон Птолемея.

Богатства души и светлы, и несметны.
Теряют тела свои удила.
И всё-таки люди условно бессмертны,
когда после них остаются дела.

*   *   *

В ружейном патроне скрыт будущий выстрел.
В бумажной купюре скрыт золота знак.
А что у поэта в дороге небыстрой?
Где золото пули, найти его как?

Строка – твоё золото: выстрелом в сердце.
В своё, коль строка твоя правды полна.
Строка подтверждается жизнью и смертью,
а если сфальшивит, то грош ей цена.

Порой ты не знаешь, как плыть тебе дальше:
не строки, а жизнью изжёванный фарш.
А надо без той фаршированной фальши
вступить в свой заветный торжественный марш.

И ты, как старатель в глухом Эльдорадо,
уходишь на прииск, сознаньем высок:
там светится голая горькая правда –
просей и промой золотой свой песок!

Нет правды ни в Ветхом, ни в Новом Завете,
как нет ничего за загробной чертой.
И только в тебе твоя правда засветит –
формуй и рифмуй свой песок золотой!

Возвысь всё, чем жив,
                против злости и власти,
грозящих камчой иль блазнящих парчой.
Не кнут и не пряник –
                без лести и сласти, –
твой выбор – зажечься горючей свечой.

Твой жертвенный жребий,
                пред тем, как расстаться
со всеми, кто мил тебе
                в промельке лет, –
твой жреческий жребий –
                в сердцах их остаться,
оставить в их душах
                свой призрачный свет.

1956; 1964; 2003


глава   одиннадцатая   

СВЕТ СВЕЧИ

триптих

1. СВЕЧА

                Уходя, оставлю свет
                в комнатушке обветшалой,
                невзирая на запрет
                правил противопожарных.

                А.Тальковский

Красивый карандаш –
свеча из парафина –
рисует тени на стене в ночи.
Пусть за ночь от свечи
осталась половина –
ловлю её лучи.

Вот так бы мне гореть,
немым огнём крича.
А коли умереть –
достойно, как свеча.

1948, Усольлаг


2. ЗАЗЕРКАЛЬЕ

                У любви гарантий нет.
                Это очень скверно, братцы.
                Но, уходя, оставьте свет
                В тех, с кем выпадет расстаться.

                А.Тальковский

Я в зеркало смотрел утрами.
В нём всё обычно в смене лет:
стекло не постарело в раме, –
стареет за стеклом портрет.

Зеркальный зайчик, лучик света –
он бодро в жизни мне сверкал.
Я рисовал автопортреты,
их извлекая из зеркал…

Я их вытягивал оттуда,
из зазеркалья, без труда.
Сегодня чудом амплитуды
они зовут меня туда, –

туда, где целился в поэты
и нимфы-рифмы изучал,
туда, где было много света,
хоть я его не излучал.

Но, в зазеркалье нарисован,
за кадром, на излёте лет,
в него войду я невесомым…
Там к слову «след»
есть рифма «свет»?

1951, Степлаг


3. ТРИДЦАТЬ ТЫСЯЧ ДНЕЙ

                Жаль, что неизбежна смерть,
                но возможна сатисфакция:
                уходя, оставить свет –
                это больше, чем остаться.

                Уходя, оставьте свет,
                уходя, оставьте свет,
                уходя, оставьте свет
                В тех, с кем выпадет расстаться.

                А.Тальковский

«Уходя, оставьте свет!» –
он оставит, он таковский,
добрый доблестный поэт,
бодрый бард Альфред Тальковский.

Свет оставить, чтоб видней,
чтобы путь в ночи был чётче.
…Сердцем тридцать тысяч дней
отсчитал мой старый счётчик.

Он стучит, не перестал –
выбивает цифры счётчик.
…Тщетно, Отче, я устал.
Дай мне света, Высший Отче!

В ночь, когда я замолчу, –
пред отходом онемею,
воплоти меня в свечу –
сам светить я не умею.

2003