Постчеловек приближается

     Ростом и лысиной он напоминал де Фюнеса, но работа у него была такая, на которой де Фюнес не выдержал бы и получаса: он работал продавцом в букинистическом магазине, отдел иностранной литературы.
     Он свободно говорил по-латышски, по-русски и по-немецки; может быть, он свободно или бегло говорил и на других языках, и мне просто не представился случай в этом убедиться.
     Обычно он сидел в дальнем конце помещения, вытянутого словно подводная лодка; рядом с его отделом размещался отдел русской литературы, вернее, часть отдела, отделенная от другой части поставленным перпендикулярно стене книжным шкафом.
     Мультилингвальный де Фюнес присматривал и за этими книгами, скрытыми от взгляда продавщицы русского отдела.
     Выражение его лица нельзя было назвать дружелюбным; он источал непонятную мне неприязнь.
     Когда я отходил от полок, порывшись в советских изданиях классики, он вставал со стула, подходил и демонстративно поправлял книги, которые я до этого перелистывал.
     Один раз он даже сделал мне  какое-то замечание, хотя я не уверен: возможно, это было обычное предложение продавца помочь посетителю в поисках книги, но я воспринял его слова как упрек.
     С туристами из Германии он вел себя по-другому: оживлялся так, что его сходство с де Фюнесом делалось просто поразительным.
     Видно было, что ему нравится говорить по-немецки.
     Возможно, он был из прибалтийских немцев.
     Я так и не узнал его имени.
     Однажды я решил сдать в магазин десяток философских книг на немецком. Он с интересом их просмотрел, но согласился взять на продажу только «Платона» Вундта.
     В его отношении ко мне (или в моем отношении к нему) после этого ничего не изменилось.
     Я заходил в магазин все реже и реже, а однажды увидел на двери объявление, где сообщалось, что магазин располагается теперь по новому адресу.
     Я не удивился: мне всегда казалось странным, что такой неприбыльный магазин арендует помещение в Старой Риге.
     Новый адрес я не запомнил: дело в том, что я никогда не коллекционировал книги – я покупаю их только для того, чтобы читать.
     В девяностые издавали много, но хаотично и в типографическом смысле хуже некуда.
     К началу нулевых издательское дело наладилось, и все, что хочешь купить, сейчас можно найти в свободной продаже, а если того, что ищешь, нет, нужно только подождать, и оно появится – самое большее через год-полтора.
     Поэтому старой литературой я больше не интересуюсь, и даже не знаю, сохранились ли еще в городе букинистические магазины.
     Говорят, что бумажные книги скоро вообще выйдут из обихода – их заменят электронные ридеры.
     Говорят еще, что прогресс в развитии искусственного интеллекта и нанотехнологий так стремителен, что лет через десять будет достигнута точка технологической сингулярности, – под историей человечества будет подведена черта, и наступит время постчеловека.
     Эмоционально-коммуникативные проблемы вроде той, что описана выше, исчезнут, а тексты, в которых они описываются, станут непонятными в эпоху «нердов».
     Чтобы не заканчивать текст словом, еще не укоренившимся в русском языке, добавлю, что в детстве я обожал французские фильмы о Фантомасе, и неудачливый герой де Фюнеса нравился мне даже больше, чем оба героя Жана Маре.


__________________________
     1. Технологическая сингулярность в футурологии — временная точка, после которой начинается взрывоподобный рост научно-технического прогресса, следующий из создания искусственного интеллекта и самовоспроизводящихся машин, интеграции человека с вычислительными машинами либо значительного увеличения возможностей человеческого мозга за счёт биотехнологий.
По некоторым прогнозам, технологическая сингулярность может быть достигнута уже около 2030 года. Сторонники теории технологической сингулярности считают, что если возникнет принципиально отличный от человеческого разум (постчеловек), дальнейшую судьбу цивилизации невозможно предсказать, опираясь на человеческое (социальное) поведение. – Википедия.
     2. Слово "нерд" начало свое шествие в середине 1960-х применительно к типичному интеллектуалу-отшельнику с неразвитыми навыками социализации, который обычно выступает предметом насмешек.
     Соответственно, существует и такое явление, как "нердность", - состояние души и должная устроенность мозга. Типичный "нерд", как правило, социально ущербен и с трудом идет на общение. Исключение составляют темы технического и научного характера. В связи с этим возникло предположение, что подобные люди, должно быть, страдают явным синдромом психического расстройства.
     Традиционно "нерд" - чрезвычайно умный, но одинокий и асоциальный человек, который живет самой мыслью о знаниях, особенно научного характера. Искушенный в компьютерных технологиях, он нередко становится хакером. Начиная со второй половины 1990-х, молодые умники от науки провозгласили само слово "нерд" как символ своей гордости. Они начали использовать его как одобрительное для характеристики любого человека, весь смысл жизни которого - в техническом прогрессе и его осмыслении. Социальная неадаптированность в данном случае - лишь сопутствующая составляющая его характера. – http://www.yoki.ru/social/society/26-02-2005/80-geek-0/