Байки из деревни Ендурайкино

 
ПЕТУХ-ГИГАНТ

На дворе у Якова Семеновича появился пе¬тух, который рос не по дням, а по часам. К осени он вымахал в огромного петуха. Прогнал всех своих соперников с пол-улицы. Куры несли яйца так, что хозяйки не успевали собирать их и пря¬тать в амбарах, в теплое зерно. А несколько яиц куры снесли прямо золотые! Расплодились по деревне благодаря петуху-гиганту огромные куры да петухи породистые. Мясо возили возами на базар, свиней повырезали и ели только белое птичье мясо. Долго ли коротко ли пожил петух на свете, но и его час пробил — околел от старости. О таком чуде-явлении в деревне не забыли. По¬ставили памятник, так же, как и всем героям Ендурайкино. Чем он хуже летающей коровы?

СОН ДЯДИ ВАНИ
Однажды дядя Ваня, проснувшись, долго не мог понять, то ли это сон, а то ли явь. Слишком все это бы реально, рядом его окружают полулюди-полуживотные странно большие растения и прочая чертовщина. Все в этом сне активно сооружали что-то необычное, большое и громоздкое, которое не уживалось всем своим видом с деревенским пейзажем. Командующие люди с козьими мордами и тыквенными головами утверждали, что сооружается сверхдвигатель для всей деревни, который будет давать электричество. Без электричества в деревне было темно, даже днем люди от тоски сходили с ума превращались в полуживотных и птиц. Козлоголовы строители и руководители были важными, и все их слушались бесприкословно, хотя и не понимали, что же они сооружают. Но ослушников строго наказывали и все этого ужасно боялись. И почувствовал дядя Ваня, что рядом с его кроватью идет шум стройки, стук топоров и окрики начальствующих. Лишь тень Марии удалялась, как жи¬вая реальность. Это было под пятницу.


Байка про деревню Ендурайкино

Само название загадочное, невольно наталкивает на склонение — Ендурай, Дурайкино, Ендурак и т. д. Не из этого ли корня возникли потом многие чудаки, которые проживали в этой деревне? Байка, которую рассказывали наши праде¬ды, сообщает нам о том, что де¬ревню основал некий беглец из разинской дружины, которую разбили царские войска под уте¬сом Федьки-Шелудяка на Волге.
Федька-Шелуднк — это кли¬куха, а в Ендурайкино все были с кличками, от рождения и до упокоя. Это еще одно веское «до¬сье» в пользу версии о разинских беглецах. И основал этот атаман поселение в глуши среди лесов и оврагов вдалеке от царских рук. И жил там народ самый разный: и казаки, и русские, и татары, и башкиры, и чуваши. Но послед¬них было больше, видимо, пото¬му, что говорили жители свобод¬ного Ендурайкино на чувашском. Да и бежали от преданного Стеньки все в разные стороны, спасая свои несчастные головы: башкиры и татары — в степи на своих быстрых конях, мордва и марийцы — в леса, а чуваши — по оврагам. И овраги у нас до сих пор глубокие, не скоро и ра¬зыщешь. Прадед мой Иван всем своим обликом напоминал стрельца из картины Сурикова «Утро стрелецкой казни». Глаза так же зорко сверкали, особенно когда сердился.
Ендурайцы даже в советские времена сохранили свой незави¬симый гонор. Деревня попере¬менно переходила в собствен¬ность то одного колхоза, то другого. И никому она радостей не доставляла, кроме склок. А шалопаи дети, приходя в сосед¬нюю деревню на учебу, попада¬ли в разряд хулиганов.
Одним словом, бунтарский дух выпирал из всех щелей. Питался народ в этой деревне всем тем, что бог дал: растил скотинку, косил траву для нее, сеял как умел хлеб, по осени играли свадьбу, а зиму коротали шалостями, самогоном и частушками, после которых рождались такие же ядреные и настырные в жизни ендурайцы. И народилось их достаточно много, что разбрелись они теперь по всему свету.
Жил в деревне Ендурайкино дед Яков. Звали его все Яшка-кино за его любовь к чудачествам умение приврать. Сочинял байки не моргнув глазом. Вот одна из них.
Уснул я однажды у табунов. Просыпаюсь, а на голове гнездо! А в гнезде цыплята вороньи какают. Так хорошо оказывается уснул, что и не заметил перемены времени в пространстве. Так вот и хожу с тех пор с гнездом на голове, только вот не всем это дано увидеть, только самым умным и мудрым. Приглядитесь и увидите. Любят меня вороны. А однажды я с ними наперегонки летал с элеваторной вышки. Видите, как одежка порвалась. Это от напора ветра, который в штанах свистел и щекотал. Эх, в рай бы слетать, да боюсь не пустят меня. Люблю я иногда подвы¬пить и покуражиться, а там таких не любят. Там правильные должны  быть,  а я  вот уродился такой, сам не знаю почему. Но вот взлечу иногда и так хорошо сверху видно, кто чем мается. Ра¬достно мне от этого и жить охота.
Ты, конечно, знаешь и чувствуешь, как любят тебя твои сыны и дочери, которых ты народила достаточно много за свои 300 лет. Моя душа взлетала к облакам, когда я смотрел на твои улочки с высоты холмов, когда подходил пешком в детстве, возвращаясь из школы или подъезжая на телеге с покосов лёжа в душистом сене. Я готов был обнять каждый твой домик приласкать и пригладить каждый сарайчик и положить в ладошки каждый лоскуток огорода цветущей картошки. Сердце моё помещало в себе всех её жителей со всей живностью.
Я мог бы рассказать с любовью и нежностью о каждом жителе моей деревни, но это будет целая «Война и Мир» или энциклопедия. И моей короткой жизни на это не хватит. Но как можно не упомянуть моего дядю Сашу-кузнеца, у которого было прозвище «Хо Ши Мин» за его мудрость. Ни один человек не мог в деревне остаться без его характеристики. Язык его был острый и язвительный, его побаивались. Своим острым умом он мог любого осадить или высмеять. В одно время он был лесничим, и я часто летом пропадал у них в лесу с моими двоюродными Валерой, Люсей и Таней. Лес казался, полон тайн. Мы всегда находили там что-нибудь съедобное, а чаще просто играли в войну или прятки.
Моя красивая и добрая тётя Устя. Она возила меня на телеге на Троицу в село Ишуткино, где и крестила в церкви. Тётя могла часами сидеть и рассказывать все новости, пекла самые вкусные пироги и была заводилой на праздниках. Кто бы мог предположить, что жизнь её закончится в трагическом одиночестве.
Как можно не вспомнить Ивана Дмитриевича, который после хорошей выпивки приговаривал, поднимаясь в гору: «Опа-типа, опа-типа». Отступал и снова штурмовал пригорок. Его так и звали «Опа Типа».
В Ендурайкино имя Яков было почему-то распространённым. Верили в святых.?!
Был у нас дядя Яша по прозвищу «Кино». Маленького роста, жилистый, с хитрым взглядом, любил он шутки-прибаутки, а больше сочинять и выдавать свои байки за действительность. Нам, несмышлёной детворе это нравилось. Мы слушали, развесив уши про то, как он слетел с элеваторной башни, как во время сна, когда он пас стадо, ворона свила гнездо на его голове, про летающую корову и всякую другую чепуху, над которой взрослые только посмеивались. Он был клоун настоящий, народный. Спасибо дяде Яше, что он жил в нашей деревне а не в другой ибо я никогда бы не написал картину, посвящённую ему. Дядя Яша был артистом для всей деревни, ставил мини-спектакли, веселил народ в его отчаянной и однообразной жизни. Как смеялись мужики, бабы и дети над его причудами. Без такого артиста теперь прошлое деревни Ендурайкино невозможно и представить. Наверное, он где-то теперь между раем и адом, потому что трудно представить его в смиренном райском состоянии, а в ад эта безгрешная душа и вовсе не должна попасть, ничего плохого кроме добра он не творил. Так и представляю нашего артиста в пути между раем и адом со стадом впереди и с кнутом через плечо, в потрёпанном и истёртом плаще с котомкой за спиной, где краюха хлеба, пара яичек, кусочек сала и лук. Дядя Яша всю жизнь был дитём природы, как неотъемлемая часть пейзажа среди холмов моей деревни.
Картину «Вероятность полёта», посвящённую дяде Яше, я выставлял в Москве, Вене, Берлине, Нью-Йорке, Кёльне, Роли, Казани, Чебоксарах и т.д. Она всегда неизменно вызывала добрую улыбку у зрителя независимо от сословия. Значит, не зря были дяди Яшины чудачества.
Недавно смотрел на кладбище фотографию Дяди Яши. И даже там он оригинален -улыбается и в шляпе.
Один не глупый человек сказал, что Родина там, где мне и моим близким хорошо. И он совершенно прав, ибо человек рожден быть свободным и счастливым. Эту философию я пытался примерить к себе неоднократно находясь далеко от своей деревни. И чем дальше я от нее уезжал, тем жгучее и сильнее становилась тяга к возвращению. Хотя с годами там все поменялось: обветшали избы, многие дома исчезли вместе с жителями в пространство времени. Нет той шумной и бурлящей жизни, нет несущихся телег и возниц по улицам, нет шумной молодежи по вечерам. Особенно грустно по вечерам - тишина обволакивает душу и холодит мозг....Куда все подевалось?

Байка о летающей корове

Когда-то давным-давно в деревне Ендурайкино появился теленок с крыльями. И вымахал он в большущую корову с огромным выменем. Как только утро, она уже быстрее всех бежит на луг, на травку с росой. На обед домой прилетала, чтоб ее подоили, и снова в поле. Летит и мычит. За день три раза на подои прилетала. А добрая бабка Федосья, это ее коровка была, раздавала молоко всем, кому ведро, кому два. И у всех мас¬ла и сметаны было вдоволь, а излишки даже французам продавали, иногда меняли на ихнее шампанское. Хорошо жилось в деревне. Благо¬дать да и только. А когда отжила корова свой по¬ложенный век, поставили ей памятник всем ми¬ром, как и полагается чуду природы. Вот если бы развести таких коров целое стадо, то на всю Рос¬сию бы хватило молока. А какая экономия бы вы¬шла! И Америку эту бы давно обогнали по всем направлениям.