ПЕНЬ. Petit testament. Часть 3

Я – польский грек. Нутром присох к агоре,
мне эгоизм сограждан – горб и макси горе.

Да, польский грек. Меня евреи примут,
и, оценив, как гоя* не отринут.

А соплеменники, все подсчитав и взвесив,
решат: хоздвор полезней философских песен.

ПОЭТ, мой Бродский, в италийской упокоен хладной…
Я – сошка мелкая, мне будет не накладно

от Стрелова до Мыши Новой. А на РусИнах**
ещё просторно и вполне прохладна глина.

…Мы пользовались языком одним. Чужим по сути?
Суть времени и дней диктуют, в абсолюте

имеем то, чем жили, чем молили.
"Все прожитое остается в силе…"

…Не знаю, право, сколь велик. Но ёмок,
и велено ему донесть, что нужно и знакомо:

что жизнь – увы, длинна, сей миг простой и краткий;
что утончится нос и огрубеют пятки;

что измочалят исподволь тебя восторги,
питьё как питиЕ, воображенья оргии,

надежды (вот ужо!..), бессонница и перманентный труд
сырым ли, на пару, прожарив – но сожрут.

…О, юдофобы всех времен, широт, наречий,
зело позорите род древний человечий!

Стеснялись бы  Христа… Да, в этом прав был бородатый англичанин:
ваш мозг, весь лоск и даже облик – обезьяний!..



* здесь – чужак, иноверец (идиш)
** - населенные пункты Барановичского района


(с) Фото: Сергей Пиденко, "Хозяева пня", 2009