Горшок с объедками

Мы познакомились в начале февраля. Я сидела в маленькой студенческой кофейне около своего университета и тщетно пыталась сконцентрироваться на текущих делах. Мою нечистую совесть время от времени назойливо покусывали мысли о двух несданных задолженностях. Хвосты висели за мной уже две недели, и все это время я бесплодно пыталась собраться. Мой словарный запас изрядно обеднел от полного одиночества и в голове было настолько пусто, что даже в этом забитом до  отказа помещении я слышала непрекращающийся тихий звон. В темной и прокуренной комнатушке на столе прямо передо мной была рассыпана ореховая скорлупа. Люди вокруг толпились и галдели, а через грязные занавески проникал тусклый свет. В луче, который падал на мой стол, бессмысленно кружились пылинки, а на столе расплывалось липкое золотистое пятно кем-то пролитого пива. Безумно хотелось к морю. Я представляла себе, что сейчас на дворе ранняя весна, и я иду одна по берегу покрытому галькой и пинаю жестяную банку. Я слышала, как она скребет по камням, а еще крики чаек и шум ветра и прибой. Я никогда не видела моря. Откуда такие странные мысли? Но ветер продолжал дуть, принося свежий солоноватый запах, и там где заканчивалась серовато-стальная даль, взгляд упирался в туманное небо. Я водила ручкой по бумаге и притворялась, что я чем-то занимаюсь. Не знаю, почему мне было стыдно сидеть в кофейне просто так – ничего не делать и не заказывать. Все ели или разговаривали – челюсти мерно шевелились, пережевывая то слова, то пищу. Я простыла и от неконтролируемого курения меня бил мучительный кашель. А руки снова и снова тянулись к пачке сигарет. Я недавно начала думать о том, что, возможно, это все. Может быть я проживу еще семьдесят лет, а может уйду теперь. Вот так, бессмысленно, ничего не  успев, не сделав стоящего. Хотя, впрочем, и за целый век я вряд ли что-либо сделаю. Полное отсутствие самоорганизации с детства довело меня до того, что я потеряла четвертую по счету работу, постоянно теряла все свои вещи, и никто из знакомых не знал где меня можно найти. Утомившись разглядыванием пустых ореховых скорлуп на столе, я уставилась в одну точку – на сумку, висевшую на спинке стула, который стоял напротив. Мои глаза в это время были настолько круглыми, возможно даже чересчур круглыми, что это вызвало несколько ответных косых взглядов. Скользнув по мне, они так и не задели ничего серьезного. Я не заметила, как он вошел. Маленький человек с азиатской внешностью и забавно торчащими взъерошенными белыми волосами. Внезапно передо мной возникла чашка кофе. Вернее пластиковый стаканчик. Он появился неожиданно, и долгое время стоял бесхозным на моем столе, выпуская тонкие струйки пара. Потом за ним потянулась рука – маленькая, аккуратная, в ней было что-то трогательное, а вторая в это время поставила еще один такой же стаканчик передо мной.
- Я недавно в этом городе. Он заговорил. Голос приятный, но говорил с трудом, сильно заикаясь, я едва ли разбирала слова. Но через полчаса мое ухо привыкло к такому нестандартному варианту произношения.
- Родился здесь, но уехал в Корею с родителями, которые вскоре там расстались, отец умер, а матери я постепенно становился не нужен и вот теперь решил вернуться домой. Хотя здесь меня тоже никто не ждет. Видишь сумку? Она такая большая потому, что в ней все мои вещи – от одеяла до столового набора.
Я оценила внушительного размера потертую черную сумку на колесиках.
- Ты был студентом – наконец решилась спросить я  - просто понятия не имела о чем разговаривать с человеком, которого вижу в первый раз, тем более сошлись мы не по делу и не на почве общих интересов.
- Да, какое-то время… Я проучился три курса на факультете восточной философии, но потом утратил интерес. Не то чтобы я намеревался бросить или продолжать. Все как-то само собой вышло. Я сидел и ждал пока что-нибудь произойдет. Ну и произошло – меня отчислили. Хотя случиться могло в принципе что угодно.
- Кажется, я понимаю, о чем ты, только может по-своему, не так как думаешь об этом ты. Мне кажется, что иногда наступает какая-то точка. Сказать наступает даже неправильно, иногда и ты сам можешь на нее наступить или к ней подойти, когда все внезапно в твоей жизни становиться по-другому. С ног на голову. И пока это происходит, ты не можешь ответить хорошо это или плохо, да и потом затрудняешься. Просто чья-то невидимая рука вырывает тебя из привычной жизни и бросает в неосвоенный контекст. Все начинается по новой, события бегут против часовой стрелки.
- Я таких точек боюсь. Уж лучше пусть рутина засосет или буду сам себе планировать приключения, но только чтоб никаких невидимых рук. У меня в Корее осталась жена. Она до сих пор не знает, что со мной приключилось. Интересно, что подумала бы если б узнала, что я очутился тут, за несколько сотен километров.
- Вы расстались?
- Нет. Я пустил ее на самотек…
- Это как? Его лицо стало задумчивым, уголки рта опустились с печальной неизбежностью. Он подбирал слова.
- Все было хорошо с самого начала и до конца. Я любил ее. Наверно. В тот год, когда мы познакомились я вообще три раза любил. Потом мне почему-то стало казаться, что все дело именно в этом.
-В том, что ты три раза любил? Не вижу в этом ничего странного. Может, просто год был удачный – улыбнулась я.
- Собственно говоря, не очень. Каждый раз все почему-то расстраивалось без никаких видимых причин. Просто не за что было уцепиться. Даже ссоры не было, просто мы вдруг начинали чувствовать обоюдную лень или какие-то недомолвки или просто повисало тягостное молчание и ощущение чего-то гнетущего.
- Ты расставался?
- Да, первая любовь как-то плавно перетекла во вторую, вторая в запой и третью, которая по окончании снова вернула меня на запойные круги. А потом я встретил ее. Знаешь, все было как в сказке. Может я дурак, но почему-то думаю, что если вернусь, она будет меня ждать и даже слова не скажет – все пойдет, так как и было.
- В жизни так не бывает. Наверняка она тебя не удостоит даже пощечиной, будет просто обходить стороной. Ты хоть знаешь, сколько тихой боли ты ей причинил. У меня такое было. Ждешь и ждешь, а время будто повисло на тонкой такой острой струнке и не хочет идти, так и живешь, затаившись, боишься громко выдохнуть, чтобы струнка не лопнула и не закричать.
Я ненадолго окаменела, а потом неприятные воспоминания сгинули в темных подсознательных глубинах. Вообще в последнее время я ничего не могу всерьез воспринимать. Сначала жизнь напоминала злую шутку, а теперь просто глупую.
- Никто из нас не прав, но я унес с собой кусочек ее тепла и теперь никто его у меня не отнимет, он мой и будет меня согревать. Рядом с ней я чувствовал себя живым, таким нужным. Мы постоянно что-то делали вместе, даже поход по магазинам и вечернее приготовление пищи превратились у нас в ритуал. Меня стало снова тянуть к моему хобби – в юности я делал мелкие железные украшения – кулоны, амулетики. Несколько из них я ей подарил. Она была в восторге, носила у самого сердца. Знаешь, мне нравился ее восточный темперамент, она на наших не похожа совсем (под нашими он видно понимал уроженцев этой местности). С ней молчать было уютно и как-то естественно. Не нужно было постоянно корчить из себя шута и что-то показывать. Просто дела шли своим чередом, и мы органично в них вписывались.
- Так что случилось потом? – я прихлебнула забытый всеми кофе. Он был холодный, жидкий и горький на вкус. – Наступила точка, когда все меняется?
- Нет, я просто один раз проснулся ночью, после того как мне снился странный сон. А может, я грезил наяву. Мне моя жизнь показалась вдруг кукольной. Я ворочался в постели, стараясь не разбудить ее, и покрывался холодным потом. Постель и кухня и вообще весь дом, и все что связано с моей жизнью показалось мне таким крошечным островком, стоящим посреди неведомо чего. Не то чтобы он рушился. Нет, островок стоял достаточно прочно, и вокруг его окутывала густая пелена розовых снов. Такая призрачная, но плотная. Тогда я и вспомнил про три свои предыдущие любви, которые мне тоже мыслились теперь какими-то ненастоящими. А чем эта четвертая от них отличается. Дело происходило на том же островке. Потом я начал постоянно думать об этом. Мысли возвращались ко мне на работе, во время обеденного перерыва, ужин уже не казался мне таким по-семейному уютным и даже во время секса они, будто противно скребли меня по спине. Я начал плохо есть перестал бриться, спал за рабочим столом и из рук вон плохо выполнял всякое поручение.
- Тебя уволили?
- Нет, я сам ушел. Как-то утром до последнего думал, что попаду на работу, даже рубаху с вечера выстирал, а в результате свернул не туда и пошел шататься по улицам. Потом еще месяц от жены скрывал. Уходил из дому по утрам в положенное время и деньги заранее отложенные домой приносил. А мне тогда понравилось. Впервые за долгое время, практически за всю жизнь, если не считать времен студенчества я целый день принадлежал самому себе. Сначала брел по туманной пустой улочке, потом просидел весь день до вечера у моря.
Море, опять море подумала я. Нет, надо непременно побывать там будущим летом. Чего бы то ни стоило. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но поймала себя на том, что сказать мне нечего, не о чем вспомнить или пожалеть, только теперь, когда я слушаю его мысли, тихий звон в моей голове слегка поутих. Его рассказы были как хорошая сигарета – не оставляли во рту противный привкус и легко таяли свежим дымом, я решила их просто поглощать не напрягаясь, чтобы казаться интересным собеседником. Тем более я была почему-то уверена, что если я буду сидеть и молчать или просто направлять его повествование в нужное русло он все равно не уйдет.
- Мысли о нереальности всего происходящего в конец отравили мне жизнь. Я вспоминал длительный запой в студенческую пору, я сильно поссорился с матерью и целый месяц только и делал, что шлялся по кабакам. Самочувствие было противное, всеми покинутое, время от времени появлялись и исчезали какие-то женщины. Сколько их было, я не считал.
В промежутках между головной болью и шумными компаниями, когда я оставался один я чувствовал несовместимое с моим образом жизни успокоение. Как будто все так и должно быть, никуда не надо спешить, я обрел смысл, к которому остальные могут всю жизнь только стремиться. И при всем при этом я был жутко несчастен. Несчастье это чередовалось таким безмятежным состоянием, как будто после приступов сильной боли.
Я вертела в руках холодный стаканчик.
- И вот я на островке оказался взаперти, мне захотелось сойти с него, шагнуть за туман, в неизвестность, там, где все было только в зародыше, возможностью.
-Может, это было попыткой вернуть молодость – наконец спросила я  - сидеть и ждать пока что-нибудь случиться, как тогда, в студенческие годы.
-Может и это. Просто понимаешь мне снова очень очень захотелось ощутить хаос, неустроенность, перемены. А я был просто лакированной деревянной игрушкой, которая воняла свежим клеем и бессмысленно торчала в уютной витрине.
Мне сразу представилась эта картина, и я не могла понять, как он может примирить в себе такое тихое доброе отношение к семье с таким насмешничеством над ней и издевательством.
- Недели две я ходил с ощущением, что что-то зреет, но сам себе боялся признаться в том. Я конечно прекрасно понимал что именно. Но мысленно уговаривал себя, что такое не может не должно случиться. Хотя факты уже тянули за собой след. Я потерял работу, выпал из всех доступных мне сфер общения. Это должно было рано или поздно открыться и у меня попросили бы объяснений. Я очень боялся этого момента. Все можно было легко и просто уладить. Сказать жене, что меня уволили по какой-то причине, свести новые знакомства, найти себе другое место. Но я, почему-то думал, что если она спросит, слегка приподняв ресницы и глядя своим мягкими раскосыми глазами  - откроется настоящая причина и я или под землю провалюсь или сделаю ей нестерпимо больно. И вот это нечто росло во мне и с каждым днем становилось все неизбежнее. Оно щекотало меня изнутри, я носил это как тайну,  имел тогда очень нечистую совесть, от которой мне временами становилось сладко и страшно. Однажды утром я пошел на кухню, стараясь вообще ни о чем не думать, достал деньги, которые хранились в банке из под кофе. Она спала. Я вышел на цыпочках, и тихонько затворив за собой дверь, отправился на вокзал. Через некоторое время оказался здесь. Помню только, что в дороге почти все время спал, а за окном часто мелькали какие-то пагоды и местные достопримечательности. Когда начал подъезжать сюда стало вообще скучно и как-то так одиноко. Тут все пропитано невыносимой будничностью и она далеко.
Я согласилась с ним, мне тоже невыносимо хотелось отсюда уехать. Только я бы еще утащила за собой всю свою квартиру в неизменном виде, как улитка домик, на спине.
- Ты давно здесь уже?
-Примерно с полмесяца.
- Знаешь что, я тебя очень прошу, возвращайся домой. Придумай что-нибудь там. Скажи, что родственник умер или тебя похитили агенты КГБ. Она поверит, потому, что хочет поверить и простит. Уезжайте из города на какой-нибудь теплый островок, и займись ремеслом, которое требе по душе. А вместо того, чтобы гоняться за чем то по свету попробуй смаковать на вкус каждую минуту сидя на месте.
Он смотрел на меня прямо и удивленно, как будто что-то понял.
- Нет я конечно не вправе за тебя решать – оправдывалась я – но знаешь ты мне очень очень симпатичен и я хочу, чтобы у тебя в жизни все случилось наилучшим образом.
Я разволновалась, на глазах стояли слезы, протяжно защипало в носу. Любовь к ближнему великая сила). Я бодро фыркнула и допила одним глотком противный кофе. Он заметил.
- А я, я совсем одна, оставь мне адрес, буду к вам приезжать. Мне очень хочется и с ней тоже познакомиться. Он незамедлительно достал бумажку, где ловким почерком нацарапал адрес имена и телефон.
- Ты знаешь, я пожалуй так и сделаю. И даже не пожалуй, а точно. – сказал он передавая листочек. Его звали Сяо Фэнь. Мне стало приятно оттого, что я узнала его имя, как будто мы стали еще лучше знакомы, и я улыбнулась.
- Я прямо сейчас на вокзал поеду. Не хочу больше терять ни минуты. Приеду домой, поцелую ножки своей жемчужной богине и буду просить прощения.
- И ты это.… Непременно расскажи ей все, так как мне сейчас рассказал, чтобы вы друг друга поняли и всегда потом понимали.
Он поднялся, помог мне встать, и мы протолкались по тесному коридору на улицу. Дунул холодный февральский ветер, было сыро, на пороге грязными кучками лежал снег. Мы долго и тепло посмотрели друг другу в глаза.
- Ну ладно я еще покурю здесь на пороге. – Я поджала нижнюю губу, и он воспринял это как знак прощания и подведенного итога.
Сяо Фэнь медленно повернулся и побрел по дороге, за ним тащилась его странная сумка на колесиках. Может мне казалось, но все таки ему стало теплее и несмотря на то, что он шел слегка ссутулив плечи его фигурка излучала какой-то теплый свет. Я еще раз нащупала в кармане подаренный мне листочек. Он постепенно растворился в дали. Я развернулась в другую сторону, ветер дергал какими-то штормовыми порывами мои волосы и шарф, мне стало одиноко, и я подумала, что летом я обязательно поеду к Сяо Фэню, хотя может он до лета и станет другим. Я снова курила. Каждый день, когда я иду мимо дома у кофейни, с балкона смотрит старуха, и так в любую погоду из года в год. Одета она всегда довольно легко и смотрит на меня злобно. Ее лицо напоминает сморщенный гнилой апельсин. Я почему-то всегда думаю, что она знает, как плохо я поступала со своей матерью, и о том, что уже очень давно ее не видела. Все собираюсь позвонить, но откладываю назавтра. У нас с ней та же история, что у забора с гвоздями – гвозди вынули, а дырки остались. Я люблю спать днем, но в этот раз  мне не спалось, задремав, я думала про своего нового знакомого, и мне все казалось, что он катит в тумане свою импровизированную тележку. Звон от пустоты в голове прекратился, теперь мне было о чем думать. Я почему-то чувствовала себя в ответе за его судьбу, но твердо знала, что дала правильный ответ и он теперь будет счастлив, возможно, даже долго. На работу я пришла невыспавшаяся и апатичная.  Коллеги за соседним столиком тихо переговаривались, нудно жужжал вентилятор, и было холодно, у меня все валилось из рук. Я опять начала предаваться бессмысленному рассматриванию предметов при абсолютно пустой голове. Коллега, заметив мой отрешенный взгляд хихикнула, но мне было решительно все равно, реальность просто текла сквозь меня не оставляя никакого следа. Мысль о текучести реальности была первой и единственной за весь прошедший день и снова посетила меня вечером при мытье рук под краном. Потом я пошла домой. Было темно, по дороге бесшумно плыли машины, горели фары и фонари и город стал напоминать город моего детства, там где папа  с мамой брали меня за руки с обеих сторон и мы не спеша прогуливались по проспекту. Мне их так не хватало, конечно, они были, но это были уже не те мама с папой и совсем не та я. Если бы им теперь вздумалось взять меня за руки и повести по улице я вряд ли была бы счастлива. Слишком много всего разного между нами. А  вот воспоминания грели.
Старуха сегодня не смотрела на меня злобно с балкона, и свет в ее комнате не горел, что было очень подозрительно, мне даже стало ее как-то нехватать. Но я с юмором отметила, что если ее нет, следовательно, мои грехи, за которые она смотрела на меня с укоризной, прощены. Через неделю умерла начальница. Ее вынесли ногами вперед прямо из кабинета. Не сказать, чтобы мне было жаль или я злорадствовала. Скорее это событие, как и все остальные просто проплыло мимо. Меня удручала необходимость присутствовать на похоронах, она и при жизни была стервой, не могла умереть в другой, какой-нибудь более теплый месяц. Церемония проходила под порывы того же самого не в меру свежего ветра, который тогда помниться, дул целый месяц. Поп причитал и обрызгал всех какой-то дрянью, под перезвон хаотических колокольчиков внутри меня в череп проникли  бессвязные обрывки об отце небесном. Но вышеназванный если и был, то был сейчас, несомненно, далеко от меня. Сяо Фэнь  казался каким-то сказочным сном из другой жизни, и мне не верилось, что можно уйти отсюда и быть рядом с ним, там, где под восточным небом звенят не внутричерепные, а настоящие колокольчики под крышей пагод, отражаясь в спокойной воде.
Начальницу медленно опускали в яму, а после стали бросать в нее землей. Меня затошнило, ее могила представилась мне вдруг, горшком с грязными объедками на дне, куда все швыряют и швыряют какую-то пакость все собравшиеся. Дождь кончился, и я вылезла из под соседнего зонтика. Отвернувшиеся спины так и не заметили моего ухода и уже через пять минут я шла к выходу  - руки в карманы, докуривая одними губами очередную сигарету.
Больше в тот год ничего не происходило, и писать собственно не о чем.