Уроки китайского

Да, есть на Земле эти Великие люди, сила которых укладывается в одном лишь слове – Учитель и выходит за пределы его, простираясь на учеников, и утопает в их бескрайних душах. И будут благословенны те ученики, на долю которых выпало встретить Учителя.
Да не ошибитесь же.
***

Когда я приехал в Израиль, мне было важно понять, во что веровал наш Учитель? И чем более я углублялся в изучение того времени, тем яснее осознавал, что Иисус был настоящим иудеем, который в своей проповеди призывал выполнять заповеди, но считал, что одного исполнения — мало, и только любовь — единственный ответ человека Богу, и главное в поведении человека — не причинение зла другому, сострадание и милосердие. Учитель призывал к расширению любви. Он не давал никаких новых догматов, и новизна его учения заключалась в том, что Любовь Он ставил выше Закона… И чем дольше я живу на свете, тем очевиднее для меня эта истина.
Л.Улицкая «Даниэль Штайн»

Почти начало

Такого снегопада давно не помнят здешние места. А снег не знал и падал…

Удивительная жизнь шумела в его груди. Она почему-то с легкостью и большой радостью откликнулась и приняла это новое и еще не совсем понятное «он». Вот оно, то единственное, что сразу выразило все, тот взгляд, которого так не хватало ей для понимания себя. Потому, до некоторого времени, она казалась себе явлением совершенно непонятным и загадочным. «От чего же?» - спросите вы. Да все они, поэты…начинают с одного, да и заканчивают тем же. Так, для филолога, важно каждое цельное слово и его любой оттенок для анализа какого-нибудь образа, характера, и важность становится великой, когда образ и характер приобретают особую определенность. Такая тонкость. Надо подобрать так, чтобы почувствовать, пережить и оживить героя! Именно так ощущал себя этот герой, и, в какой-то степени, ему действительно предстояло стать героем! А уж только потом, потом филологом!
Сейчас уже давно этим вопросом она не задавалась. «Кто он?» Со временем вопрос исчез, и это стало неважно.
Кто он? Новый тип героя? Нет, конечно, все это такое древнее…
А искупить это кто будет должен, «он» или «она»?
Какой-то гамлетовский вопрос, право.

Ах, ну почему наши дела так унылы?
Как вольно дышать мы бы с тобою могли!

Чем старше она становилась, тем сильнее поглощала ее весна. Это время приходило последние годы все раньше, как ей казалось; все раньше будоражила весна внутренний сон, все чаще заставляла весна терять ощущение времени и время само терялось, и все дольше весна оставляла ее взгляд, отпущенный к горизонтам, в покое.
Грустно улыбаясь, она медленно шла от царскосельских лип и кленов. Только теперь она пришла к той насыщенности, только теперь понимающе вспоминала Сорина, а еще, вспоминала свой 9-й. Как хотелось тогда быть похожим на него, как хотелось поверить, что тоже любишь это непонятное и ненужное время года в шестнадцать лет. Но нет! Дети любят только лето. Но простим же им, ведь есть что-то прекрасное в лете, а с летом прекрасное в них.
В этом ребенке лето было не в фаворе, оно было само собой разумеющимся. А вот осень, осень затмевала все. Только осень бывает последней, и это откуда-то ей было известно уже тогда. И она не ошиблась.
- У меня странное к тебе отношение. Нас не поймут. Мы не можем больше общаться…меня посадят.
- ?
- Я не могу сказать тебе. Я не имею права.

…Дни поздней осени бранят обыкновенно.

Коллеги or Успеваемость

И никогда больше в ее жизни не происходило ничего подобного. Даже сравнивать не приходилось. А не с чем просто было.
В какие-то секунды стало ясно, что она потеряла все. Все, что было ей дорого.
Этим «все» был ее капитал, накопленный за пять лет. Самых-самых лет.
- Нет же, не это… Всё не то! Не может этого быть. Я не могу. Я не хочу… За что? - только и могло сформулироваться и кружилось с неимоверной, нескончаемой силой самовнушения и озарения.
Это был первый урок жизни. Жизнь всегда преподается в школе.
Давал этот урок любимый классный руководитель, который один, из всей этой блестящей извращенной плеяды учителей, сумел все-таки остаться для нее тем самым Учителем, пройдя через особые тернии, когда и ближе, чем были уже невозможно. Она смогла. Единственная.

Ведь если кто-то на Земле поет с чужого голоса,
совсем не обязательно, что он умеет петь.

Второй урок был внеплановый и, как ей казалось тогда, неумело слизанный с первого. С кем поведешься, как говорится. И всего-то лишь. А это и было главным. Ученик же оказался внимательным и осторожным.

И надо быть внимательным, иметь такой талант!

Классный руководитель видимо действительно был блестящим учителем: ребенок особо остро чувствовал нехорошие поступки и плохие человеческие качества и, конечно, был на страже всего того, чему служил. Поэтому, второй урок ребенку ужасно не понравился. Наверное, еще и потому, что это была математика, а он все же был чистым гуманитарием и считал, что она ему совершенно не нужна, не то, что в грязном, но даже и в чистом своем виде.

Ведь если в этом мире зло оправдывают поводом,
Совсем не обязательно, что так оно и есть.

Через несколько лет ее любимый Митяев подтвердит ее предположение, скажет, что жизнь-то промчится, а эта алгебра не-при-га-дит-ся где-то! И вот, услышав эти слова из его уст, она, наконец-то, совсем уверилась и успокоилась.  А еще, чуть позже, будучи филологом, она оценит этот урок как несостоявшийся, с методической точки зрения, а учитель будет разжалован ею на всю жизнь, ибо теперь у нее была своя школа, вопрос же о директоре был снят. Она не любила плохих учителей, как школьных, так и личных. Причем, первый вариант для нее был гораздо страшнее и важнее второго.
Но и в этом случае результат все же был. Цель урока была практически достигнута – ученик был повергнут в мыслительный дренаж. Теория удалась правда лучше практики (хотя в педагогике не бывает так, практика и теория едино). Поэтому, этот урок был воспринят как плохой, что тоже неплохой результат и отличное (!) наглядное методическое пособие уже для будущего преподавателя. Ведь плохой урок тоже урок! И на простое предложение с одной грамматической основой, где тип предиката (сказуемого) был ПГС (простое глагольное сказуемое), слегка распространенное прямым дополнением - «я тебя люблю» - что вытекало из того, что и как говорил этот учитель, ученик ответил неполным,  вполне определенно-личным предложением, где тип предиката (см.выше) был ГЧОП (главный член односоставного предложения) – «ненавижу».
Второй урок заключался в следующем: это было форменное безобразие, после чего, ученик, а точнее – ученица – стала ассоциировать себя почему-то с мужским лицом. Действительно, плохой урок вышел. В этом уроке было первое настоящее предательство, с которым она столкнулась, оказавшись в роли наблюдателя, а после и пострадавшего. Это называется – все, что не делается - …, ну, как говорится!
А учитель второго урока, действительно, наверное, был плохой, а через несколько лет она пришла к мысли, что, наверное, не очень умный человек и слишком самоуверенный. Нельзя посягать на Учителя, можно сказать кумира того ученика, к которому хочешь быть ближе. Для ученика это самое святое и дорогое, что у него есть, и он положит за это все,  даже всю свою жизнь…как оказалось позже. Да, в литературе этот вопрос рассматривается как тема Учителя и ученика, и, думается, что здесь это прекрасно работает.
А дети злопамятны и никогда не простят вам самых глупых и оттого грубых ошибок, тем более что вы – учитель, хотя и не для него, не для этого ученика. Это же и будет вам наказанием.
 Третий урок был самый сложный и долгий по своему воплощению. Как затянувшийся половой акт, прелюдией которого часто есть легкий флирт, периодически вспыхивающий между людьми. И заканчивается он шикарнейшей кульминацией, в которой один из партнеров так и не кончил. И ученик одно время все не мог понять, кто же? Теперь она ясно понимает, что это явно не учитель, а она.
Что и говорить, этот предмет ей, несомненно, был ближе, чем предыдущий, «чиста гуманитарный» – иностранный язык.
Удивительно, но, несмотря на то, что в практике этот учитель, казалось, лишен абсолютно всех знаний методики преподавания английского языка, в жизни же, в практической деятельности, его уроки оснащены виртуозной методикой! Он выдерживает все критерии и показывает максимальное количество этапов работы на этом уроке! Браво. Perfect!
По итогам этого урока ученик все же сумел сделать вывод, что урок состоялся, и он полный кретин. Всегда победа, дорогие мои коллеги, если ваш ученик хоть что-то понял, знайте это. Но все же, они говорили на разных языках: она – на русском языке русской литературы, то есть изъяснялась на языке своего первого учителя, слово которого стало и ее словом, а учитель иностранного - на английском, на языке, от которого его, ученика, всегда тошнило и от которого будет мутить всю оставшуюся жизнь. Так завершился незавершенный третий урок, и, как тогда думалось, последний.
Но жизнь его еще не закончилась, как он мечтал когда-то. Физическая боль, которая сквозила на запястье, уносила с собой боль в груди. Если нанесена была когда-то одна надпись на живое и со временем зажила и стерлась – настало время другой. Наносите, носите, не стесняйтесь. На память, чтобы самому не забыть. Этому он научился сам.
Проследуем далее. Четвертый урок…
Сколько же у него уроков будет? Четыре? Пять? Шесть?.. Зависит это от того, сколько талантливых учителей ему повстречается. Это был последний в этом городе. Он это знал, оттого было грустно еще в начале. Была весна…
Итак, было это все, но было и то, о чем не знал никто. Как и полагается, у этого героя была тайна! Всем тайнам тайна. Сами понимаете, качество, глубина, значимость этой тайны определялась, конечно, самим героем. Уж вам ли не знать этого!
Вот представьте, казалось бы, все: три урока, три бывших друга, три великих учителя (помните, один из них был истинно велик и вечен, не сомневайтесь в нем, ибо ошибетесь! Вы еще не уверились, кто это?). Да, триединство, три лепестка – клевер! (нет, но ведь истину вам говорю – это был поистине «clever клуб»!) Казалось бы, и Бог любит троицу, как говорится. Что еще? Но…появилось четвертое.
Каждая весна изумительно богата своими подарками и открытиями, и той весной стало ясно, что Бог вполне любит и другие числа. Число «4» еще прекраснее, чем «3», ведь за ним следует «5»! Не много, не мало – а чистая математика »). И именно это число, по всем предположениям, должно будет стать завершающим. Ведь не даром же, один из прежних учителей этого ученика так хотел, чтобы этот, некогда студент, был круглым отличником! ») Ну, порадуемся же за этого прекрасного, светлого человека – мечты сбываются! ») Она (или он) действительно стал круглым… но, не отличником »). Но об этом чуть позже, а сейчас вернемся к загадочному четвертому жизненному уроку этого ученика.
Да, меньше всего этого четвертого учителя можно было назвать учителем, хотя он таковым и являлся. Вспомним о том, что на тот весенний момент уже во всю существовал «клевер клуб», а имя истинного учителя уже было известно. Стало быть, какие тайны были еще скрыты от героя? Он знал всегда больше, чем его сверстники и видел дальше ИХ ВСЕХ, несмотря на то, что был близорук… Он знал, что этот случай (отсюда же «случайность») не прибавит четвертого лепестка клеверу, а истинность отличается перманентностью. Он все знал, он все видел, он не обманывался. Нет. Почему же тогда эта случайная не случайность случилась? Загадка была в другом: в его (или в ее) гороскопе - и всего-то лишь! Всего-то! Да, и потом, в заключении этого урока ученик сделает поистине блестящий вывод, откроет для себя еще одно неопровержимое свойство любви и жизни: и то и другое – жестоко, полюбишь и лошадь! Да, кстати, а еще он частенько любил повторять фразу: кони бегают по кругу – аап! Как вы думаете, дорогой мой читатель, коллега, вспомнил ли он о ней сейчас? Думаю, сейчас она была уместна более, чем когда!
Еще стоит продолжать дальше? Что ж…
Это был VIP (ви-ай-пи) урок, и, как оказалось, по форме являлся он интегрированным. Ну, сами понимаете – ин-тег-ра-лы! Чуете, два предметника – а урок один! Класс! Зато какой, мм?! ») Каждый привносил в образовательный процесс этого ребенка столько, сколько позволяла совесть, а если не позволяла (что случалось совсем редко, а в целом так и не случилось совсем), то само наличие этого альянса обеспечивало успех, достойный их обеих »). Чё и говорить, весна удалась!
Впечатляюще феерическая весна! Замрите же те, кто никогда не сможет отважиться на такую верность и преданность, замрите и преклоните колени! Браво! Бис, мои дорогие! »)
… И все-таки мы отвлеклись. Вернемся же к самому их началу, началу пути ученика и этого учителя.
Странным и долгим был их путь, а сам факт оказался не таким и долговечным. На этот раз вечность длилась ровно два года (этому он научился у третьего учителя*)). Они знали о конце еще в самом своем начале, ибо сами проговорили в слух: «и ожидание любви сильнее, чем сама любовь волнует». Впрочем, как оказалось впоследствии, один из них мог применять эту фразу многоразово, подтверждая её универсальность, безотносительно к определенному человеку. Но, как он уже выяснил, любовь – зла, и стоит ли обижаться, друг мой!
… То, что этот учитель все же является учителем, до него дошло сравнительно недавно, благодаря факту наличия столь талантливого и молниеносного урока! Никогда она не знала об этом конкретнее, чем сейчас, зная об этом всегда. Просто слово «учитель» никогда ранее не ассоциировалось с этим человеком, хотя он действительно преподавал, и это не было тайной для ученика. Видимо, главный герой никогда его не рассматривал как учителя, поскольку просто не видел его. И вот, этот «не учитель», все же умудрился преподать! Но, как пить дать, это было известно и заранее, однако герою доставляло явное удовольствие застыть изумленно на месте, изумляться жизни, себе и людям-учителям так же, как и нелюдям, и еще изумленнее изумленного разводить руками, пожимать плечами и попросту фыркать: «маразм, да и только! ») И, находясь уже в социальном статусе рабочего слоя населения, филолог имел счастье (опять же, кто кого?) работать по специальности, и потому мог в полной мере оценить этот нестандартный по своему типу, виду и своей форме урок! Вам же, дорогие мои учителя, стоит отдать должное – у вас талантливый ученик, вас могут оценить по вашему достоинству, но вы ни в коем случае не отдавайте – а вдруг заберет, кто его знает!
Но не надо оваций, это еще не все!
Всем известно – людям свойственно ошибаться (а когда еще и хочется!)! Так вот, ЭТИ умудрились ошибиться вдвоем! Но ни один из них не знал, как он ошибся. А мы с вами вспомним, что такая профессия, как учитель, совсем этого не допускает, ибо эти ошибки… 
И страшное в том, что ни один из них никогда не узнает, как ошибся другой. Что ж, на то она и жизнь, тем более у такого знака зодиака »). Не удивительно!
Вернемся же! Как оказалось – был урок! С таким ярким и сильным закреплением всего пройденного и с внушительной основной частью, хотя наличие new материала вы обнаружите в нем с явным затруднением. Урок был настолько внезапным и дан был человеком, который, как опять же оказалось, был учителем, что ребенок только при подведении итогов понял, наконец-то уже, ЧТО это было! Невероятно, но факт! Теперь он знает точно, что невозможное для него возможно для других »). Свершилось! Не прошло и полгода, как говорится »).
Удивительно то, что урок-то был закрытым. И вообще, этого учителя филолог совсем не расценивал как такового – отсюда все и возмущение учащегося! Учитель без педагогического образования?!? Как так?!? Нет, нет и нет! В возмущении, господа, в возмущении страшнейшем! Ну, во-первых, судите сами: непонятная, не виданная доселе, противопедагогическая методика, полное отсутствие справочных материалов, д/з было ХЗЧ и явно не приветствовалось, да, и вообще, полная антипедагогичность! Ученик в шоке »). Вариант другой: юный специалист слишком юн (ах, можно ли вообще быть слишком юным!), молод и не имеет достаточного опыта работы, педагогического стажа в 20-25 лет, попросту мал и не знаком с современной методикой современного мира современных тёток 40-50-летнего возраста. А не приходилось как-то. В универе преподавалась классическая методика, которая осуждала все то, что ему демонстрировали сейчас – такое же всегда современно, в любые времена, не промахнетесь!») Да, плюс ко всему,  он еще полон юношеского максимализма, слишком тонок душой, чересчур восприимчив (обратите внимание, как пишется этот каверзный предлог: приставка «черес», т.к. корень начинается на глухую «ч», [ч] – согл., глух., непарн., мягк.) и ко всему прочему имеет самый грубый и просто непростительный для взрослых недостаток – он поэт. Соответственно, еще и обладатель неустойчивой нервной системы. Совсем грустно. Но освобождает ли все это его от возможности понимания четвертого преподавателя? На этот вопрос он отвечает сам, без помощи учителей и их подсказок: «нет». Он знал, что с нее спрашивать нечего. Не с нее нужно спрашивать. Такие в нашей школе больше не работают!
Наверное, он сильный. Может быть. Ну! Столько тренировок! Это вам не в высоту прыгать! Это – всегда вниз. Тыг-дым! Имеете смелость? А то! А вот он мог… всегда. И ради них. Кого?? Тех, которых считал достойными. Да, было у него такое право. И мало было тех, кому это нравилось. Особенно той, которая так старалась делать вид. И она делала его, делала все это время, сколько они были знакомы. Никогда он не слышал от нее правды – ложь, блеф, миф – никогда она не смотрела ученику прямо и открыто в глаза, никогда он не мог ей доверять и верить до конца. Она шла за ним попятам, неотступно, порой он не видел ее, чувствовал этот запах повсюду. Этот учитель был везде, растворился в ее жизни. Его тень лежала на всем. Шакал шел ей вслед, караулил, выжидал – когда же? - подбирал все, что оставалось после него. Что оставалось еще ему? Никогда, никогда она не принадлежала и не будет принадлежать только ей, хотя бы на миг, никогда она не возьмет ее, нет! Никогда – это было их слово. Нет, это было слово для неё. Смешно и больно. Смешно, и эти  десять лет их преподавательского, я б сказал, предательского  знакомства, наконец, дозрели до этого пошлого апофеоза! Смешно. Где же эта любовь была раньше? А вот где:  ему (ей) сейчас было  больно за ту, к которой он привязан, за ту, которую, как ему казалось, любил. Он ясно видел, что происходило сейчас. Он знал, что для этого учителя та, которую он забирал у своего ученика, была противна всем, свое чувство брезгливости к ней он и не скрывал никогда. Для него она была пуста, её пустота была бездонна, и, ко всему, она была слишком проста. «Ах, какая недалёкость, какая поверхностность!» Ах, ах, ах…Это была та простота, которая, как говорится, хуже воровства! Боже мой, он, этот учитель просто всегда говорил, что она –  дура! Что же изменилось теперь? Да, собственно, мало чего, только вот воровство оказалось вдруг так неожиданно лучше простоты, а та, которую он, как мерещилось, любил, стала так вдруг академиком понятно каких наук, и ей незамедлительно принудили ***ую премию. Пудрить мозги она умела, но было это  уже всегда однообразно. И если вы носите очки, то непременно они розовые, а если не носите, то все равно вам их наденут, и все равно они будут розовые. Принципы и ценности менялись молниеносно, она имела способность пошлую – умело подстраиваться под окружающих. Он это видел. Даже сквозь розовые очки. Ага, смех смеяться, как говорится… видел, видел, но понимать разум отказывался. Он знал этот сценарий наизусть. Возможно ли такое? Ну, и что же изменилось? Давай-ТЕ-ка, а ну-ка придумай-ТЕ-ка КРАСИВО, как вы умеете!»)) Кто, кто посмеет ответить учащемуся на этот простецкий вопрос?! ...Господи!..- он закрывает глаза рукой, он знает, а он знает, что этот никудышный второй учитель не найдет там того, что ищет всю жизнь, потому что он уже нашел. Только вот как взять это? Он знал это, этот ученик, которого нашли, он знал, потому что сам не нашел там того, что искал, а зачем искал -  не понятно. Он тоже уже к тому времени нашел, но не там, где его нашли. Хопа! А догоняешь? А вот, да, так оно и было! «Таких романов...» - и бла-бла-бла дальше, как сказали некоторые факеры! А на самом деле все ЭТО называется так: все, что ни делается – от скуки. Жалко, ведь даже не сказать, что это судь-ба! Ва-ва-ва, какая жалость!
...Не сорваться бы. И вот ещё не спится ему. Не спиться, не спиться бы ему. И вот опять Митяев, опять… «Не надо срываться. Правильно. Держись. Идиоты. Эгоисты, хамы и дураки» - что еще можно добавить к этой фразе ***? И ведь ИХ всегда больше. Зла как такового нет, оно существует лишь относительно добра – на это его хватало, он понимал это, понимал, что винить некого. И не винил. Он просто проклял, стер, уничтожил. Хотя нет, чего уж там проклинать! Нечего на самом-то деле. Он давно ждал этого. Этот ученик знал, что в больших долгах, знал и ждал расплаты. Только где, когда, чем он будет расплачиваться? – эти вопросы его занимали. Он честно отвечал себе, что решать не ему, сколько должен отдать он. Сможет ли расплатиться он за все то, что дано было ему прежде? А дано было много, он знал это. Он в неоплатном долгу.
Сейчас еще и как банковский сотрудник, кредитный специалист, администратор по кредитованию, кредитный менеджер, он давно знал, что его Дефолт 10 превышает все нормы, это явно не допустимые 5,8% от оформленных КД, когда заемщик не проплачивает первый платеж во время. Дефолт 10 составлял все 100% от оформленных кредитов. Он не заплатил первый платеж, он не платил и далее. Время приспело. И он был согласен. Интересно, сколько процентов составит его переплата от того, что у него было когда-то? …Мда, а часть всего того вообще брать не стоило. Тем более в кредит.
Вспомним, что когда-то один учитель был разжалован ею, и вот теперь он брал реванш – ему казалось мало того, что он смог подарить ученику в свое время. И множество всего было: всевозможные книги – нужные и не очень – подарки, картинки («картинка, картинка, картинка на песке…»), рисунки, поездки, люди: хорошие, памятные и не очень, концерты, песни, выступления, диски, кассеты, парки, мосты – все это было ценно и беЗценно. А еще золото и деньги. Первое его сейчас особенно тяготило: кольца, подвески, кулончики, браслет, медальоны – все это было на нем, и он искал лишь время, чтобы сдать теперь весь этот металлолом. А со вторым он и не знал, как быть. Все же любимым подарком для него были книги. Ему хорошо было с ней, бережно хранил он весь этот мир: он всегда был с ним, где бы он не был, с кем бы он не был… но, похоже, она об этом обо всем и не знала. Но теперь уже все. Поздно. Чего уж! Ему было удобно.
- Ничего, не переломишься, малый! Хоть и не царское это дело… - сказал он себе и только в тот момент понял, что ему всего-то лет! Что он молод, он просто непростительно молод для всех этих! …Молодец, что никогда раньше не знал этого!
Да. Многое было. А что осталось? Что сталось? Вот вам и ответ. Казалось бы, близко, очень близко, но что-то всегда настораживало его, раздражало в ней, что – он и сам не знал и был неподкупен. Нет, не этого он хотел, не этого он ждал от нее. Но ждал! Но так и не дождался. Он, царский ребенок, он, поэт, - ждал. А что она? А что они?
Что-то было не закончено им тогда – это была ошибка, досадный промах, он это чувствовал, и это смутно тревожило ее. Его, этого учителя, следовало уничтожить еще тогда. Он не смог, пожалел, да и все вокруг говорили, мол, она для тебя..., она тебе..., она так тебя... Да, именно ТАК! И, заметьте, не иначе») И он смог пожалеть!  И не напрасно. То, что происходило сейчас, заставило ученика пересмотреть все свои ценности: где, где он допустил ошибку? Где-то здесь вот, совсем рядом. Если уж она предала, то чего же вообще ждать? Слишком смело, слишком: он думал, что, несмотря на свое осторожное отношение к ней, несмотря на то, что он всегда держал ее на расстоянии от себя, он думал, что он свят для нее, неприкосновенность, то, на что она никогда не посмеет поднять руку, то, перед чем она отступит всегда. Дурак. Она всегда говорила ему об этом, и, видимо, в это он верил. Теперь он писал в никуда, этого человека уже нет. Не ему он и писал. Этого учителя больше нет, и никогда уже не будет. Одним меньше. Со временем выветрится все – имя, телефон, образ и прочие ненужные мелочи, а вместе со всем этим и та, которая была только для него. Но теперь уже и ее нет. Прочь! Чему она его научила, вернувшись? Отдала окончательное разочарование и сожаление, боль и ненависть. Жестокости и жесткости стало больше, еще раз повзрослели его глаза, еще раз сильнее он сжал руки. Простит ли он этого человека? Думаю, что нет. А если ему, учащемуся, и даруют это прощение – свободнее его от прошлого не будет. Убийственная тоска, горечь разлуки с той, которая его не любила, угнетала его. Но так и не «угнила». Дальше, все, что он делал – он делал для себя. Он лечился. Болезнь была не смертельна, всего на всего ему нужно было выговориться, и он писал:
«Здравствуй, дорогая!
Нет, ты конечно, не поверишь, но мне ужасно смешно! Смеш-но-о! Представь, я звоню тебе еще до 12-ти, ты не берешь, потом звонишь и не можешь разговаривать! С кем спишь ты, не спишь, чем занята ты, кто с тобой рядом – я знаю и не знаю и похоже знать уже не хочу! Но мне смешно, представляешь?! У тебя другая жизнь и ты не со мной больше, нет, не со мной, а мне почти все равно! Понял сегодня, что свободен от этого, думаю, что и тебе будет радостно и спокойно, ты же этого тоже хочешь») Ужасно смешно и странно, даже не убивает, нет! Я что, вылечился? Ва-ва-ва! Ну, странно как-то, уж больно быстро! Хм, «а был ли мальчик»?!
Не знаю даже, как это выходит, хотя знаешь, временами, иногда конечно подкатывает, думается, что это привычка, привязанность. Хотя нет, я просто люблю себя больше, чем тебя, люблю поэзию больше. Ко всему прочему я собственник и эгоист — вот и весь секрет, думай так, а остальное неважно, на остальное вас и не хватило. Да и потом, знаешь, как отрезало, когда я знаю. Не могу, это все перечеркнуло. Начинаю задумываться о своем отношении к тебе, что было, и как сейчас. Не знаю, что это было. Знаю теперь точно, единственная есть!!! Чтобы не происходило в жизни человека, если она есть, то она есть, правда о ней узнаешь только при случае! А так вовсе и не знаешь, а я теперь знаю, да она есть! И это счастье, правда! Человек безумно богат с ней! Если хочешь, он -  вечен. Это как звезды, которые ты не слышишь и не услышишь никогда, увы, ни тебе, ни ей это не дано, потому... Да, да, а тот человек именно вечен. Я же благодарен этому случаю, что узнал, кто ОНА и что она именно ЕСТЬ.
 Никогда не мог с тобой нормально поговорить, знаешь, так, на совесть, теперь это вряд ли удастся. Да толком и разговора не было. Со мной моя поэзия и Она. Вот, что у меня есть - с этим можно жить, я знаю! Кучу тебе хочется сказать всего, да надо ли? Думаю, не время, само все придет, когда все это уйдет. А ты – человек, мне не безразличный, хотя бы потому, что я уже отдал тебе часть своего мира, часть себя, и ты мне дорога уже за меня же самого!») Вот так оно получается »). Очень не хочется, что бы нашим отношениям что-то и кто-то мешал, не хочу. Тем более, не хочу быть помехой для тебя и для кого-то, нет, этого не будет. Я хочу быть отдельно от всех и вся, ни с кем не пересекаться, хочу существовать один. Интересно, как тебе все эти мысли? Да наверное никак. И что ты думаешь? А тебе, если надо - останешься, не надо – уйдешь, дело твое, одолжений не надо, не обманывайся на мой счет, это, к сожалению, не смертельно все! Хотелось бы мне, что бы после всего, что было у нас, я все же остался для тебя близким человеком? Нет, наверное. Зачем? Пусть у тебя все получится, пусть будет то настроение, пусть будет тот свет, ради которого хочется жить! Ты представляешь, как я к тебе отношусь, что иду даже на то, что это ОНА?! Я сам себе удивляюсь! ») Я рад, что мое чувство к тебе такое светлое, я рад, что мое отношение к тебе не почернело. Конечно, я не смогу сохранить, то чувство, что было, не смогу, это я уже знаю. Господи, как хорошо, что нет ненависти, злости, оскорблений, упреков и прочего! Ты даже не представляешь, что ты приобрел! Но думаю, это возможно, я исчезну – о чем разговор. Я свободен, я  знаю, всё это правильно. Сколько это могло бы еще продолжаться? Гамбит. Лучше так, чем самому идти туда. А по-другому я и не смогу. Все к лучшему, сам это вижу») Чего мне этого стоило, знаю один я ») да! Вот еще одно – помнишь, ты говорила, что я помогу тебе вылечиться? Так вот, смотри, именно ты сделала мне этот подарок, наконец-то все это закончилось, за это стоит сказать тебе спасибо, честно и искренне. Вот »). На улице солнце, Петербург прекрасен, настроение растет, концерт был так уместен! Хорошо, что согласился пойти! Твой голос сегодня не понра – чего грустный? Не печалься. Знаешь, у меня сейчас такое пушкинское «всепрощение» по отношению к человеку. «Я не хочу печалить вас ничем» - очень хочется внутренне до этого дорасти, но для этого, нужно быть, ну, таким, понимаешь, щедрым, что ли, духовно полноценным – так это вижу я, не знаю, прав ли? Не будь мелким и пошлым по жизни, жизнь того не стоит! Будь таким, каким я тебя знаю. Не разочаровывайся. Ты же знаешь меня теперь. Хочется думать, что наше время прошло не в пустую и научило многому. Честным и открытым я ощущаю себя перед тобой – вот это замечательно!
Ладно, пока это все, что смог сформулировать, просто мне сегодня прекрасно и просто сегодня 20-е число месяца!
Знаю одно, эта весна будет длиться вечно. А еще знаю, что понятие вечности – понятие относительное, и «дождь не может идти вечно!»

От ***

**.**.08
Петербург»

Вот такое он писал вслед всему тому, что было и тому, что так и не успело произойти. Это было его последнее к ней, о ней, о нём. Всё, дальше больше ничего не будет. Когда-то она ему сказала, что он не посмеет расстаться с ней, сообщив об этом ей по телефону, только в глаза. И вот теперь она делала то, чего сама не принимала. Как же мы требовательны к другим, и как отпускаем и распускаем себя, когда нам НАДО. Противно. Да, он ПРОСТО был прав. Он, оказывается, тоже не любил слабых. А ещё у каждого из них была своя правда. А «правда всегда одна» - это сказал фараон »).
Еще одно было изумительно, и это удивительно оживляло его. Почему-то он радовался: она была первая, кто, пусть не легко, но все же оставил его, более того, изменил ему. Боже, сколько измен! И все разные, надо же! А через месяц он понял причину этого. Мелко и пошло вышло: он понял, каким местом думал этот учитель. Вообще такой понимающий ученик нашелся »). Она была одна, от кого он не ушел первым. А я вам могу точно сказать, он просто не успел! И за это он был ей благодарен: не ему нести этот груз. Этим она сохранила «грусть-печаль» для него по отношению к ним двоим. То чувство, которое так любят поэты! Не печалься, друг мой! Там, где нет любви, измен не бывает*)  Да, ну, и она не понимает этого, никогда и не поймет. Было и то, чего она никогда не знала о нем, теперь уже никогда и не узнает:

*****
Окропила колени соленой водой
и глаза опустить  не в силах –
только в небо выше, вперед, вперед!
стиснув зубы и меж ними, что было.
Сжала руки в кулак больно,
на полу – не встать, не пробиться.
Птицей б в небо, и быть вольной,
и хоть в пропасть и хоть разбиться.
Каждый новый удар сердца
разрывает силу на слабость.
Убежать бы, уйти, запереться,
осознать одиночества радость.
На полу…все залила слезами,
корчась от силы своей.
Она не одна, а меж зеркалами
и возле закрытых дверей.
Ей бы встать и разбить отраженья!
Губы в кровь, на руки жизнь,
прочь из окон, прочь сомненья:
птицей вверх или камнем вниз.
Ей бы солнца немного-немного
и луны в зрачки и в голос,
ей бы счастья чуть-чуть только,
чтоб зеленый взошел колос.
ЕЙ бы снова стать сильной
и любить безответно, но преданно,
и увидеть улыбку милой
серым днем или ночью ветреной.

J.P.
14. апрель. 2008г.
Питер.

Слава богу, стихи писал не он один! Отдельная благодарность современнику!
Да, и не знала она еще о том, как же он съездил тогда на юг. И, слава Богу! Не всё ему ходить в розовых очках! Так кто же кому изменил? Вам теперь это важно? Ах, право, оставьте!… Желчный он и с тоскою Печорина.

Это ж неважно, кто кого бросил.

Итак, она стала первой, кто его не любил. А вот здесь он ошибался, друзья мои! Был один еще такой изумительный учитель, но ему это было и простительно за его такую «изумительность»! Она многое помнила. Многое. Он шел по маю, а она помнила, помнила про тополиный пух, и он читал: «пух летит, и я лечу. Душу пухом я лечу. Посажу свою слезинку я на семечку-пушинку. Полетит она далеко. Куда? К северу? Востоку? В неведомой долине и в засушливой пустыне разольётся из слезинки, прилетевшей на пушинке. Море-озеро глубоко, где будет плавать одиноко моя тоска-печаль и вдруг утонет невзначай». Он поднял голову: неожиданно это прозвучало, неожиданно и отозвалось. Он услышал. Именно этим он был сейчас. Вот тебе и учитель… Право!
А ещё этот учитель помнил про вишни. Вишня. Волшебное слово. А в памяти витает что-то очень подходящее к этому, что близкому будущему присуще схожесть с недавним прошлым. И будет ли это бесперспективняк – знаете только вы! Ваа…

Полкомедии и целая драма! Еще год. Еще одна станция. Там уже меня нет.

Ученик писал нервно, завороженно: это не он, нет. В нем говорило все то, что было даровано ими, это они говорили в нем. Их желчь сочилась из него, это их смрадом дышали его слова, их ненависть, зависть и злость на всех, их слабость, их трусость, их глупость. Тяжело, тягуче он освобождался от этого, но оно выходило из него. Его просто тошнило. Сколько же можно?…
Сейчас к нему пришло понимание того, кому он предназначен, кому он нужен. Воздух. Господи, как он мог так ошибаться? Как он мог? Столько времени, столько она без него, столько она ждала, а он!
Господи, прости его. Его, не её. Он понял. О, Безумный Слепой! За чем ты в погоне?
Жизнь без нее ему не представлялась и не представилась. Действительно, то, что случилось с ним сейчас – это еще не самое страшное, он чувствовал, что он не один, он всегда был не один. И вот сейчас, буквально на днях, его осенило: он куда-то ехал, за окном то ли электрички, то ли поезда мелькала свежая майская зелень и мысль в голове – самое страшное будет тогда, когда ее больше никогда уже не будет, и они никогда больше не встретятся, и он не назовет ее больше по имени, так, как называл ее только он. Что тогда ему будет? Вот, когда будет страшно и безвыходно, вот, когда ему действительно придется быть сильным  по-настоящему. А сейчас – «не путай конец и кончину! Рассветы как прежде трубят: кручина твоя не кончина, а только ступень…». И вот по этим истертым ступеням, по горю, разлукам, слезам…
Да, спасибо вам. Не подвели. Даже не дрогнули! И каждый был открыт ТАКИМ, КАКИМ он слыл или был – один фиг.
А она, даже через тысячу световых лет, она будет. Будет единственной, кого он любил. Если завтра последний день, он скажет, что знает это чувство. Он готов был назвать имя этого Учителя. Он знает имя Единственной. Она всегда первая … она всегда Единственная и имя ей… Помните, как у Сергиенко, в «Днях поздней осени»? Великий Гетсби, Томас Глан, Александр Пушкин… А он писал и писал. Первая часть была им написана ровно год назад, и ровно через год это читала та, от которой он уходил сейчас навсегда. Мог ли он остаться? Нет. Там, где уже есть два учителя третьему делать нечего. Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Они выбрали. Он выбрал религию.

Поднявший меч достоин самой высшей кары.

Все, что оставалось ему – простить и отпустить, а нам с тобой из заплеванных колодцев не пить. Все. Сейчас он не хотел ничего. Он не хотел её больше ни в каком виде. Все, чего он боялся, – это её возвращения. Молитесь, молитесь же за него! Только не вы, убогие и убитые, убитые и убивающие. Не вы! Этой женщины больше нет, да и существовала ли она? Нет. Её никогда и не было. Сейчас ему кажется, что это был короткий смутный сон, забвение. Ах! Солнечный удар! И он никогда не имел под собой реальности. Так оно и было. И если вы встретите её когда-нибудь – не верьте ей, она сама не знает, что это было. Он знает. Он знает, что её не было никогда. Потому что единственная уже была.
«Завтра – никогда» – почти гениально. Да, иногда у неё получалось. Но лишь иногда.

Наши дороги разные, и перекрестков нет.

Но, опустим этот любовный опус. «Ты не любишь меня? Так тебе и надо!» - кстати вспомнил он иронию одного своего знакомого учителя*). Он устал, хотелось спать. Уже светало, 5 утра в Питере. Небо заметно светлело. Чуть-чуть и белые ночи. Он вздрогнул: ну, конечно, как он мог раньше этого не видеть! Её глаза ВСЕГДА были цвета виски, и никогда петербургской белой ночи! Сейчас это было для него счастьем, да именно сейчас. Это раньше ОН ХОТЕЛ, чтобы было иначе. Сегодня он целенаправленно, холодно и решительно стирал её из своей неправильной жизни, а главное – из этого города. И, заметим, ему это удавалось.
Сейчас же уже вся эта лирика ему претила, да и перед кем было распускать прекрасное жемчужное ожерелье?! Некоторые любили об этом говорить, и эта фраза применительно к ним была изумительна! Ах, как она им шла, вы даже не представляете! Нет, конечно, вы можете меня понять или представить, если состоите с ними хоть в каком-то знакомстве (дай бог каждому, как говорится*). А он, конечно, не мог этого не видеть, но вообще он не любил этой фразы.
Заоконный «целлюлит» зеленых кругло постриженных шарЫков ивняка скорее наводил мысли на Бабушку, а уж потом, в связи с ней, на ту, которой они нравились по пути из города N в Петербург. Митяев пел все о том же: «…Нам стало ясно, и только грустно, что все молчали письменно и устно!». Он позволил себе не согласиться: « И, слава Богу!» – думалось ему этим прекрасным майским вечером в вагоне поезда. Зелень вовсю подтверждала его ощущения. «Хватит такого счастья! Наелись»). Вот уж действительно, до-у-чи-ла!» - отчетливо сказал он себе.
Значит, это были все же не сплетни: в ее планы только и входило, что «доучить». Но интересно, это она так решила, а, в общем, никто  и не просил ее об этом. Такое ощущение, что на ее плечах лежала неимоверная, непосильная тяжесть его образования… интересно, что она имела в виду под этой фразой? Люди часто себе придумывают то, чего хотелось бы в реальной жизни. Знаем, сами проходили. Умейте разглядеть тех, которые не умеют любить никого и ничего, и всегда только себя, умейте разглядеть эту, обманчивую, всегда ошибочную, любовь человека не к вам, не в вас, не для вас, а всего лишь в природные позывы самого себя. Уходите, немедленно, как бы вам не было, если только любите. Не любите. Не путайте. Это ведь такие разные вещи: любовь и похоть.
«Час ученичества, он в жизни каждой торжественно-неотвратим». Свершилось то, чего он ждал уже полтора года. Он уяснил для себя главное: быть таким учителем, какой есть у него, он не сможет, хуже, слабее быть стыдно. И он выбирал вечное ученичество, остальное – если посчитают нужным. И так, однажды он сказал: «На х** всё. Уволить всех, на фиг, по первое число, в честь праздничка и годовщины!» И он был прав, его чутье и друзья его не обманывали – оно того не стоило, ожерелья было все же жалко »). Короче, факер оф и гет аут! Занятия английского все же не пропали даром»). Виват!

Уроки…
А урок один. И можно поспорить. Да, бывает в день пять, шесть, семь уроков, а потом пары, шестидневка и дни самоподготовки… Бывает. Все бывает. Проходит. А урок всего-то один. Итог один. Ты всегда есть не готов. И перемена вовсе не нужна. Она будет, точно и по времени. Философия! А и смысл? Этот непонятный отрезок времени – жизнь. В перемену уроков не бывает. Уроков больше не будет. Твердое убеждение филолога: жизнь заканчивается, когда заканчиваются уроки. Уроки – нет, урок – закончен. De uare, de facto! Чао! 

       Ушел искать солнце.

22.04-28.06-2007;
Царское

Примечание

Со времени изучения русской литературной классики в процессе преподавания картина происходящего приобретала все больше серый, даже какой-то мрачный оттенок: вся русская литература периода 2 половины 19 века, и поэты, и писатели, не давали оправдания этим людям. Писатель Л.Н. Толстой считал, что «женщины, далекие от нравственных идеалов, не могут испытать настоящего счастья, любви из-за своего эгоизма». И вообще, по Толстому – любить всех – это значит не любить никого… или, может быть, любить некого. Поэты же были, как всегда, менее конкретны и категоричны, отдавая, в первую очередь, предпочтение чувствам и эмоциям, а уж потом разуму и нравственности. И он задумался – поэт ли он? В жизни вот внезапно все сделало кувырок, встряхнулось, перевернулось и опять встало на свои места, но все названия поменялись! Интересно так, знаете, как мозаика в трубочке: ты прищуриваешься и медленно поворачиваешь волшебную подзорку, с замиранием ожидая новую картинку всё из тех же цветных стекляшечек. Так и тут: появилось много новых действующих лиц, а прежние исчезли – зайчики, ёжики, взрослые. Первые вообще вымерли как мамонты, а вот последние перешли в пожилой, почтительный возраст, предпенсионный, я б сказал. Вторые же застыли болью и естественным цветом на запястье знаком зодиака – Близнецы – два очень похожих знака, но все же столь различных меж собой. Две судьбы. Разные. Едины лишь в памяти и гороскопе. И лишь единственно она оставалась неизменной. Я перечислю вам лишь некоторых из этих героев, ибо другие могут быть узнаны вами. Итак, это некий отставной козы барабанщик (не подумайте и не перепутайте, ТАКОГО вида барабанщика у Окуджавы нет, ручаюсь, ибо данная тема изучена нашим учеником в творчестве этого поэта лично, научная работа отмечена отличной защитой), он же Мурзик, он же «удаль молодецкого плеча» - ну, куда же вы в наше время без военных?! – это вполне конкретная Бабушка, временно стилизованная под современность, появился еще закавыченный Тыг-дымчик, наконец-то выродившаяся (от слова «родиться», а не «выродиться», в смысле «издряхнуть, исчезнуть, прекратить свое существование», хотя, как хотите, и не без этого), недоТЫкомка с неким товарищем Пидором. Да, вообще, чудненькая сказочка! Почитайте! Главное – герои многообещающие…и в прямом и в переносном смысле») Я вот тут как-то разговорился с одним из них:

- Слышь, а отставной козы барабанщик был прав: бабушка оказалась пидором!
- Нет, - улыбаюсь я – просто она слишком много курила»)
- Мда?!! Так дай бог каждому!... Тонкий юмор какой у тебя! – довольно причмокнул.
- Я б сказал, очччень тонкий – заключил я.
- Угу, - ухмыляясь, сказал собеседник – они поженятся и будут жить долго и счастливо, и родиться у них дочь…
- …и назовут они её Васей, в честь меня! – перебил я, радостно рассмеявшись .
- ну, не знаю, если уж до сих пор! Не родила! То уж и по моим расчетам…
- Ва-ва-ва! А вот это ты уже лишнее, хотя, как сказать, как сказать – чуть покривлялся я.
   
  Да, вот такой вот разговорчик был, передал вам самую суть, соль, что ли») Эх, что и говорить, сказочные это годы были, ска-зоч-ны-ееее! Были, ну, и хватит, будет уж!
Летим, спешим, мечтаем дальше, дорогой мой читатель! Совсем немного осталось сказать мне об этом герое моей юности. Что еще поведать тебе об этом ученике? Скажу одно: он их не искал, и они не были его похотью, он был фаталистом и верил в судьбу; писательства, литературы он не оставил, впрочем, как пока и преподавания. Если помните Сталкера и там размышления о силе и слабости духа, о поэзии, так вот это скорее самое верное, что можно сказать о нем сейчас. Как я понял, все, на что он в ней, в этом четвертом учителе, всегда наталкивался - это отсутствие ощущения пространства и времени, космоса и прочей поэтической дури: просто он о вечном, а она о земном, вот и все. Ему всегда её было мало, он всегда был больше, чем.

Закрываю лицо в оба глаза. Догадаться можно сразу – пусто мне. С тобой пусто мне.

Я не встречал его уже где-то месяц. Записи, которые он потихоньку делал и высылал мне, прекратились. Видимо нет в них более надобности. Самое важное он знает, он знает Имя. Он знает, что «где-то есть люди, у которых есть сын и есть дочь», и он их любит. А еще… «где-то есть люди, для которых теорема ВЕРНА», но к ним он не имеет ни-ка-ко-го отношения. А вот как он будет в отношении к прошлому – остается неясным. В последней записи красной пастой на полях фраза: «не все учителя – учителя» - еще один вывод, еще одна истина, еще одно знание в подарок от его учителей. Это заставило меня улыбнуться: неоднократно он отмечал всеобщую значимость таких вот «учителей, уроков», говоря, что «без таких уроков было бы скучно», видимо, жить – это я добавляю уже от себя, поскольку контекст и настроение в этом месте его заметок носят ироничный, легкий, насмешливый характер.
Где я видел его в последний раз? Да, пожалуй, об этом стоит сказать, потому что там была одна фраза, сказанная им, деталь, которая нам важна, так как она свидетельствует об изменениях, которые, видимо, все еще в нем происходили. Так вот, это было где-то в начале лета. То ли кафе, то ли ресторан – компания все та же – литературно-филологическо-преподавательская, плюс пара незнакомых мне лиц, как мне показалось, из «наших». Повода уже не помню: то ли лето, то ли Саша, то ли встреча, то ли Дни рождения – неважно – загорелый, свежестриженный, но уже чуть отросший, в белой рубашке, он пребывал в прекрасном настроении – он любил такие вечера – смех, улыбка, друзья, кураж – всё настежь… Да, он много смеялся в тот вечер и достаточно прилично шутил, но выдавали чуть его глаза – это отмечали не все, только те, кто был к нему близок. Я видел это, знал я о нем чуть больше других, а познакомились мы с ним в Коктебеле. И вот, в очередной раз поднятия бокалов, настала его очередь произнести тост. Я готовился уже услышать знакомые мне слова, его главный и любимый, основной тост, который он произносит всегда, и … он не прозвучал! А услышал я следующее: его поздравительно-рассудительный монолог как всегда был интересен, и следующие слова поставили в нем точку, вернее, восклицательный знак. Для меня же к нему ещё добавился и вопросительно-изумительный: «Так выпьем же за образование!» -  ?! – мое изумление! Конечно, нужно было его видеть и тем более слышать – сколько едкой иронии и легкой издевки! Он смеялся! Он просто смеялся над собой, он пил не за то образование, которому служил, не за своих Учителей, как ранее, а за то образование, которое получил в дар от НИХ! И я понял: нет, он ещё помнит, он не простил.
Так, его главный, пламенно-красный, пылающий восхищением, преклонением и благодарностью тост «Я пью за моих Учителей!» после всех этих знаменитых и знаменательных событий, после всего этого, значительно расширился, поскольку видимо перестал вмещать в себя всю эту плеяду учителей, и сменился на более универсальный, ёмкий, всех и всёобъемлющий «так выпьем же за образование!». Заметим, что здесь уже произошло отстранение, уход от личности и себя, что выражалось формой 1л., ед.ч. личного местоимения и глаголом настоящего времени, естественно согласованного с местоимением – «Я пью». И появилось более отстраненная, ни к чему не обязывающая, больше похожая на призыв и вызов фраза «так выпьем же за…!» Форма императива и множественного числа 1 лица в определённо-личном предложении вполне четко и безапелляционно свидетельствует об этом.
Вот такая вот была моя последняя встреча с ним, с этим учеником или ученицей – Бог знает!
Ну, вот, пожалуй, и всё. Он пропал из моего видения, так и не будем же его искать. Но, может быть, вы его ещё встретите на своем пути, возвращаясь с работы домой или торопясь на работу, возвращаясь из кино или из гостей, быть может просто гуляя по Невскому – не хмурьтесь! Не хмурьтесь, а улыбнитесь! Он тоже умеет.

В конце от себя лишь добавлю: данную лирическую зарисовку посвящаю одному из всех Учителей и никому из «не учителей». Тебе же и стихотворение Марины Ивановны Цветаевой –

Ученик. 1

Быть мальчиком твоим светлоголовым,
- О, через все века! –
За пыльным пурпуром твоим брести
                в суровом
Плаще ученика.

Улавливать сквозь всю людскую гущу
Твой вздох животворящ
Душой, дыханием твоим живущей,
Как дуновеньем – плащ.

Победоноснее Царя Давида
Чернь раздвигать плечом.
От всех обид, от всей земной обиды
Служить тебе плащом.

Быть между спящими учениками
Тем, кто во сне – не спит.
При первом чернью занесенном камне
Уже не плащ – а щит!

(О, этот стих не самовольно прерван!
Нож чересчур остер!)
И – вдохновенно улыбнувшись –
                первым
Взойти на твой костер.

(Ученик. 1. «Быть мальчиком твоим светлоголовым…»
15 апреля. 1921г.)


В связи с жизненными обстоятельствами данный текст был подвержен незначительным изменениям и был дописан.
Документ подвергнут коррекции в период зенита весны 2008 года.
23. Апрель. –  6. июнь. 2008г.
Петербург.
Продолжительная мелкая правка рукописи далее не датируется.