Из прошлого...

               
                В.Ц.                            
               
                В чёрной маске. Глаз из прорези. Крест прицела ищет цель
                Оживёт на серой мороси ярко-красная капель.
                И, чужой порукой связанный, - мёртвые не говорят,
                Ткнулся в землю лбом заказанный, открывая длинный ряд.
                И азарт судьбы, стремительный всё играет в чёт-нечёт
                И, лихой стрельбы ценители ставят киллеру зачёт.
                В детстве я шутил с рогаткою, знал, что снайперы в цене.
                Жизнь у нас на деньги падкая. Смерть оплачена вдвойне.
                Чтоб росла нам смена верная, чтоб рука не подвела
                Сыну выберу наверное, к именинам два ствола.
                Все сомнения отринуты и, шалея от огня,
                С двух стволов мой сын, продвинутый, лихо целится в меня.
                И, нацеленные с прошлого, наглотавшись перемен,
                Бьют нас правнуки возросшие – до двенадцатых колен.
                Мир, смертями перегруженный, гимн оружию поёт.
                Аве! Детское оружие, что осечек не даёт.
                                Серый дом   

      Мягко сел на опустевший стул, тени бывших чутко потревожив,
      Невысокий, но крутой вельможа и с усталой радостью вздохнул.
           И притихли тени по углам в старом доме, сумрачном и сером,
           Что служил им правдою и верой с ложью и неверьем пополам.
      Тени бродят. Ряд их не редел. Дом не выдаст старых поселенцев
      От седьмого, дальнего коленца до последних, самых главных дел.
           Тени знают – крепок их приют. Сложен без изъяна и упрёка       
           И своих те стены не сдают, и хранят надёжно и без срока.
       И скребётся в двери, втихаря, словно в доску свой, или по блату,
       То ли лев, то ли медведь с лопатой, как прислуга бывшего царя

       
                Отшумели весенние воды...      
       Отшумели весенние воды. Жалко к ним я теперь ни ногой.
       Как давно не лизал я свободы. Вкус неволи, он просто другой.
             Съем перловки с зачуханной миски. Чифирну, снова кум-королю.
             И не снятся твои мне изыски и клопов от безделья давлю.
      Пробудилась братва спозаранку. Репродуктор бормочет с утра.
      Материт белый свет друг-портянка и зовут на допрос опера.
             Я признаюсь не письменно – устно: Грешен, граждане. Да, воровал.
             И сижу я в тюрьме захолустной, где папаша свой срок отбывал.
     Я на волю не выйду, наверно, по амнистии, как ни крути.
     Семилетку пройду не экстерном. Пусть с отличием, но взаперти.
             Ту учёбу не вышибешь ломом. Те законы навечно в крови.
             Я приду к тебе с синим дипломом, что под кожей, трави не трави.
     Будут сниться приятели-воры и убийцы – по гроб-кореша.
     И сниму я дверные запоры, чтоб на волю ходила душа.
             А пока захолустная клетка, а пока только нары, да сны.
             А пока впереди семилетка. Доживём. Не робей, пацаны!
     Отшумели весенние воды. Жалко к ним я пока ни ногой.
     Как давно не лизал я свободы. Вкус неволи, он просто другой.
            -------------------------------------               
                Сашке

Бежишь за тридевять земель, сжигая за собой мосты.
Бросая мятую постель, перекрывая все кранты.
    Бежишь, ни разу не присев, меняя след, минуя путь.
    Раскрыв в немой зевоте зев, куда-нибудь и как-нибудь.
Бежишь невольно, налегке, не взяв попутчиков в пути.
А что там, в дальнем далеке? Куда идти? К кому идти?
    Ни мой вопрос, ни твой ответ, Ни семафор, в конце дорог
    Ни в дальний путь чужой билет не скажут, где привала срок.
И где закончится маршрут? И на свету? Или во тьме?
И где тебя сегодня ждут? В какой тюрьме? В какой тюрьме?
    И где ты голову приткнёшь, чтобы судьбу переиграть?
    Иль словишь в пересылке нож и век свободы не видать!