Пелагея Антипушкина в зеркале царя Никиты
Полу-ночь. Бес. Дремучий лес.
Избушка. Дряхлая старушка.
Кот чёрный. Умная сова.
Заклятье – чары. Чуть жива
Девица. Месяц молодой.
Ушат с колодезной водой –
Совсем невзрачная картина.
Тоска берёт от мешанины
Такой нелепости, как бес.
Но он как раз в дремучий лес
К избушке с дряхлою старушкой,
С котом, чернее черноты,
Совой, умнее не найти, -
Заклятье снять просить привёл
В полу-ночь чуть живу девицу.
Порой той рделся над землёй
Рогатый месяц молодой.
Девице, чтобы не сомлела,
Старушка дряхлая велела
Ушат колодезной водой
Наполнить. Девицы порой,
Случалось, что в избушке млели.
Ещё бы! Бес сам с ними в деле!
Уж, коль сам бес – быть значит диву
В лесу с избушкой сиротливой,
В той самой, с дряхлою старушкой,
С котом, совой в час жутью жуткий.
И в этом смысл сокрыт картины –
Девице в лес прийти причина
Весьма весома, несомненно.
Про всё, про это, постепенно
И поведётся наш рассказ:
Царице сон приснился раз,
Когда был царь в походе дальнем,
Когда с шутом в опочивальне,
Устав шутить, спала царица.
Блаженный сон блаженной снился:
Лицо царице – новобрачной,
Как есть, улыбка украшала.
- Ах, шут мой, шут! – она шептала.
Вдруг старец ангельский явился
Во сне, и семь раз поклонился,
И произнёс: - Внимай, царица!
Умрёт твой царь в плену в темнице.
Тебе ж - придётся разродиться
Семью мальцами от шута!
Будь царь живой, ты бы кнута
Познала крепость на конюшне!
Шуту же!.. Царь великодушный
Велел бы верному холую
Изъять ту штуку шутовскую
И выбросить её собакам!
Мальцы твои бесовским знаком
Помечены за то пребудут! –
Так молвил старец и пропал.
Спала царица, и шут спал.
И умер царь в плену в темнице.
И семь мальцов на свет царица,
Как старец ей во сне пророчил,
Произвела. И, между прочим,
С той самой меткой роковой.
Один в один, мальцы собой
Всем хороши. При всём при этом,
Признаться стыдно лишь в одном –
Не достает мальцам немного!..
Царица приказала строго
Дворцовой челяди молчать:
Кто проболтается – изъять
У каждого златой довесок.
А бабам – ниткою суровой
Зашить, чтоб шишкою еловой
Не вздумал баловать дворовый
Какой-нибудь лихой повеса…
Табу и тайная завеса
Мальцов пристали охранять.
Читатель мой неугомонный!
Быть может, ты немного скромный,
Прости. Но мне уж невтерпёж –
Ту тела часть имеет ёж,
И сдохла б от тоски ежиха,
Не будь её. Сама слониха
Трубить, быть может, не трубила,
Но знаю точно, что убила б
Саму себя - от зверя можно ожидать…
Уж, коль приказано молчать –
Не молвит слова челядинец
Ни за какой тебе гостинец.
Мальцы растут, знай, и растут.
Тревожит, чем же они…это?
Читатель мой, поверь поэту!
Отвечу так, для простоты:
- Да тем же самым, что и ты.
Предмет тот в сходстве со свечой.
Младенец мочиться…мочой!
Вот догадался и читатель,
Чего мальцов лишил создатель,
Дворцовый шут, - всех семерых.
Летело время, как стрела,
Умело пущена из лука,
И вскорости достигло цели –
Мальцы, на диво, повзрослели:
Крепки, стройны. Да все с изъяном.
Им не нужны в штанах карманы.
Им больше б юбка подходила,
Но это, верно, не красиво.
Дворцовый шут лихую шутку
Сыграл со всем своим потомством,
Усемерив грехом уродство.
За то башкой и поплатился.
Едва седьмой на свет явился,
Царица грозно повелела,
Казнить дворцового шута,
Чтоб сохранить отцовство в тайне.
И сгинул шут, как бы случайно –
Утоп, подлец, в кипящем чане,
Придя попарить кости в бане,
Не зная о своём отцовстве.
- Как быть? Как быть? – вопрос царицу
Годами мучил. Разродиться
Ей показалось пустяком.
Но как избавить чад изъяна? –
Вопрос царицу неустанно
Терзал семнадцать долгих лет.
И вот собрала на совет
Царица Думу ветеранов.
Вельможи знатные молчали.
Вопрос застал их всех врасплох.
Чесаться лучше бы от блох
Они желали б на диване,
А не остатками ума
Искать ответа на вопрос
И про себя гундосить в нос:
- Вопрос уж больно щекотливый!
Что в жизнь свою, и по науке
Быть не должно подобной штуки.
Что не иначе тут, как бес
Своей рукою потрудился
И над прекрасным поглумился.
Что может Дума предложить?
Факт засвидетельствовать строгий.
Ум коллективный – суть убогий.
Ум проявляет индивид.
Но дело тут не для ума,
Скорей, для памяти старейших.
Не может сонмище мудрейших
Приблизить завтра и вчера.
Вопрос казался тупиковым.
Тем паче, для министров новых.
Они, бедняги, все себя
До синяков так исщипали!
Всё ли на месте? – проверяли
И убеждались - есть всё, есть!..
Им захотелось всем поесть,
И спикер предложил почтенным
Прервать диван и удалиться
На трапезу в банкетный зал.
Пустые головы радеют –
Желудок бы не пустовал.
Как вдруг, но может быть, и в шутку,
Министр Финансов предложил
Всем задержаться на минутку.
Так не бушует ураганом
Взъярённый Тихий океан,
Как возмущался на нахала
- Долой! – почтеннейший диван.
Какой-то старец благородный,
От всяких комплексов свободный,
Вопил на всю ширь глотки: - Гэть!
Лишь воля царствующей дамы
Всех с перекошенными ртами
И злобы полными глазами
Порыв сумела укротить.
Министр Финансов не смутился.
Почтенье выразив дивану,
Он речь свою провозгласил,
Что он-де долго не посмеет
Томить голодных болтовнёй, -
На это права не имеет,
- Диван ему – чуть не роднёй,
Что сам он голоден не меньше.
Пора желудок набивать
Икрою, щами, куличами
И редьку квасом запивать.
Но дело царское – важнее:
Царице надобно помочь;
Семь юношей, прекрасных телом,
Семнадцать лет и день и ночь
Томятся зря без красной штучки.
Что им жениться уж пора.
И, что печальнее, не дело
Тянуть с решеньем до утра.
Что сам он пешка в этом смысле,
И что казну готов отдать,
Но есть чеканщик, он-де – смыслит,
И может штучки приклепать.
На что вельможи согласились
И, соблюдая этикет,
Позвать чеканщика решили,
Как только кончится обед.
И повелеть ему, не медля,
К святому делу приступить.
Едва ль диван в часы обедни
Сумел другое б утвердить.
На то царица согласилась
Без всякой веры на успех,
И вместе с Думой поспешила
В банкетный зал – обед для всех.
Пришёл чеканщик не по воле.
Был во дворец ввезён тайком
На государственной кобыле
В мешке с отобранным овсом,
Как в неплательщика налогов.
Чеканщик жил тот так убого,
Что был готов себя сгубить…
Эх, жизнь! Одних ты, жизнь, лелеешь!
С другими – мачехи ты злей.
Одних ты делаешь добрее,
С других творишь ты палачей.
Вначале с пальцев отпечатки
Немые слуги брали с рук.
Потом расписку о молчанье
Писать заставил мерзкий дух.
Потом Министр Всех Секретов
Растолковал о семерых,
На что чеканщик виновато
Ответил с болью только: - Ы-ых! –
Он это сделать не сумеет.
Что он-де знает Пелагею,
Стряпуху, девку, здесь одну.
Что перед нею он в долгу.
Дворовая она царицы.
Что перед нею он винится,
Что одолеть её не смог,
Хотя семь раз забирался в стог
С девицей этой веселиться.
На ней бесовская печать.
Уж как хотел её сорвать!
Что крепче нет во всей округе,
Чем он. Такого не сыскать!
Хотел помочь своей подруге,
Но воспротивился сам тать.
Не совестясь, прочистив уши,
Министр, рот разинув, слушал.
Еще три раза расспросил
О Пелагее, и за нею
Велел послать своих сыскных.
И вот несчастную девицу
Представили пред взор царице.
Как в правосудии велось,
Вмиг с девки начали допрос
С пристрастием три живодёра –
Все при погонах прокуроров.
Стряпуха краскою зарделась.
Уж как бедняге не хотелось,
Но рассказала, чем томится,
Что верит – чудо совершится,
Что чует сердцем – время близко:
Вот-вот оковы колдовства
Падут с неё, как цепь монисто,
Спадает, гранами звеня.
Министр Секретов рот разинул.
Такого в жизни не знавал,
Пытая пыткою суровой,
Ни разу в жизни не слыхал,
Чтобы девице было надо -
Одновремённо - семь дурил!..
И он, о деле памятуя,
Отцом девице говорил:
- Одна сама себе поможешь.
Одна за оными пойдёшь
Гонцом царицы. Сил приложишь,
Избушку старую найдёшь
В лесу дремучем. В ней старушку
С котом, совой… Ушат с водой…
И будет на небе светиться
Рогатый месяц молодой.
Старушке просьбу всю изложишь.
Два добрых дела сотворишь:
Старанья чуточку приложишь –
Себя от чар освободишь,
И семь созданий осчастливишь!
Такой вот за тобой должок,
Наш Пелагеюшка-дружок.
Ещё советов дам толковых:
На семь предметов оселковых
Возьмёшь походный сундучок.
Твори всё, как старушка скажет.
И возвращайся поскорей
К царице-матушке своей,
Не растеряв в пути вещей,
Иначе, девка, будет худо!
Исполнишь – славно заживёшь:
Щи – каждый день и, гадом буду,
Наряды новые сошьёшь!.. –
Такой уж лексикон Министра
Секретов Всех…- Пора идти!
И вот чудная Пелагея
Одна, как божий перст, в пути;
Спешит с намереньем – дойти!
И вот её, едва живую,
Ведёт тропа в дремучий лес -
К избушке с дряхлою старушкой,
С котом, чернее черноты,
Совой, умнее не найти,-
В желанье – чар освободиться б,
Когда рогатый молодой
На небе месяц разъярился…
Спешит девица за водой –
Ушат колодезной наполнить.
Видать, старается не зря.
Ведь всю, как есть, старушке просьбу,
Вмиг изложила до конца.
В ушат старушка с ледяною
Кладёт три сребрянных кольца,
Велит девице обнажиться.
В углу проклятый бес таится –
Незримый, зрит девичий срам.
С ушата воду ледяную
Старушка плещет на девицу
И шепчет тайную молитву
Неслышно – видно по губам.
Рогатый месяц содрогнулся.
В углу бес подлый поперхнулся.
Мяукнул чёрным чёрный кот.
Сова вскричала. Прошиб пот
Девице лоб – она стонала,
И чувств лишилась, и упала.
Старушка вмиг хватила беса
По лбу закопченным ухватом,
Коленкой пнула в зад. Рогатый
На небе месяц обомлел.
Просил пощады, бес хрипел,
А девка приходила в чувство.
Изгнав проклятого с избушки,
Продлила действие старушка,
Девице приказав: - Ни звука!
Какие б не терпела муки,
Что б не предстало её взору.
Иначе дело всё позором
Лишь сможет кончиться,
Бедой, погорше той, что натерпелась
Девица прошлою порой.
Старушка ларь открыла. В нём!
Где силы взять? Какая мука!
Лежит сто тех! Тс-с! Тс-с! Ни звука!
Девицу потом прошибает.
О семерых она мечтает,
А здесь – все сто!
И гибнет, гибнет ремесло!
Глаза девицы закатились
От изумленья – клад какой
Закрыла в ларь себе старушка?!
В лесу дремучем в сей избушке
С котом, совой, воды ушатом
В полу-ночь с месяцем рогатым
Пылятся штучки почём зря!
Старушка молвит от ларя:
- Ты, девка, прочь чужие мысли
Гони скорее от себя.
Неровен час, и возвратится
Проклятый бес опять в тебя.
Сама же – сто перебирает,
Рукой костлявой их ласкает
И что-то шепчет про себя.
Завидки так берут девицу!
Бедняга вот-вот прослезится –
Готова с горя зарыдать.
Едва хватает бедной сил
Гнать от себя чужие мысли.
Но слышит – кот заголосил,
Сова захлопала крылами.
И видит – острыми рогами
Упёрся месяц в облака,
Вода в ушате заплескалась.
Рука старушечья поднялась,
А в ней – заветные те семь!
Сравнятся ль с теми, что когда-то
Ей приходилось созерцать?!
Все, как один, длинней и толще
И., несомненно, зримых твёрже.
Стройны, с широкими плечами,
И при изъянах: с головами
Тупым-тупыми – с лысой кожей,
С улыбкой глупою на роже,
Незрячие, и без ушей.
Изъяны, как у всех мужей.
А вот достоинств, тех, скорей,
Не отыскать в ширинках мужних…
Всех семерых, связав потуже,
Старушка прячет в сундучок.
Девица встала, распрямилась,
Старушке в ноги поклонилась,
Приняв обеими руками
Из рук костлявых сундучок.
Не шевелил прусак усами,
И прекратил трещать сверчок.
Неслышно губы шевелились:
Бедняга сердцем всем молилась -
Счастливым был бы путь домой.
На небе месяц молодой
О тучку рогом обломился.
Любезно чёрный кот простился.
Сова моргнула раз глазами.
Задев коленками ушат,
Девица бросилась бежать
Со всех ног в путь.
О.Пелагея! Уже восток зарёй алеет,
Конца дороги не видать.
Бедняжка очень утомилась.
Под дуб на травку опустилась,
Немного б дух перевести.
Сон навалился ниоткуда.
На каждый глаз в четыре пуда
Усталость тяжестью легла.
Со сном боролась, как могла,
В неравной схватке Пелагея,
И побеждённой полегла.
Зелёный дуб могучей кроной
Пел баю-бай. И сундучок
Милей подушки был пуховой
Девице, спящей на траве,
С улыбкой счастья на лице.
Не долго Пелагея спала.
Лишь только солнце засияло,
Девица страстно пожелала
Увидеть то, что в сундучке -
Ещё бы хоть один разочек!
В девичьем сердце уголочек
Всегда есть что-нибудь желать.
И, позабыв про осторожность,
Девица глупую оплошность
Вмиг совершила, отперев
Своей дрожащею рукою
Замок себе же на беду.
И те, что в сундучке лежали,
Все семь, как псы с цепи сорвались,
По счастью только, не кусались,
Вели себя похуже псов.
Вы семь представьте колотушек!
Одна стучится слева в ушко,
Другая – справа, в ноздри - две.
Одна нахально тычет в губы.
О двух последних не забудем –
Они дерутся всех больней.
Девица стонет: - Ой! Довольно!
Куда там! Драчуны не слышат.
Нахалы тычут, тычут, тычут
Со всех сторон – торцом, торцом…
Девицу до смерти забили б.
Вертели нею и крутили!
Такое не придёт и в сон.
По счастью, пастушок на стон
Примчался к дубу. Пелагею
Отбил от семерых злодеев,
И запер лютых в сундучок…
А дальше, что творилось с нею,
Я описать вам не сумею,
Хоть мыслю так себе, примерно, –
От чар избавилась, наверно.
Одно скажу вам по секрету –
Я не присутствовал при этом.
По свету странствовали слухи:
Для дел благих тот сундучок
Всё ж был доставлен Пелагеей.
Царица целовалась с нею
При всех вельможах во дворце.
Из сундучка дары достались
Семи страдальцам при конце…
И вина полились рекою.
09 – 11. 08. 1994г
Свидетельство о публикации №111022100004
Борис Кравецкий 06.07.2013 19:40 Заявить о нарушении