камера-обскура

рты намертво сшиты бледно-розовыми нитками мулине,
скажи мне, откуда столько силы в этих тонких, выглаженных силуэтах,
когда их слова - что живые выстрелы в мертвеющей тишине,
а паузы - сухие и безвкусные, как галеты.
мы выросли здесь Гамлетами и Офелиями, но нас
не сносить декорациями, не прожить, не вместить в главы,
хотя рыбы гниют по-прежнему с головы и стекла не рвут оправы,
и мазь Вишневецкого не вылечивает грязь.

мы выросли памятниками, стоиками, идеалистами, бетонными глыбами,
беспринципными принцами и принцессами, целостными эгоцентристами -
как будто Бог вынул все пробки с нашей души полусладко или искристо,
как будто за это ангелы в нас швыряются своими нимбами.

здесь - всего-то светонепроницаемый ящик наш, огромная камера-обскура,
где боль каждого как инициалы на лбах - не очень-то и разглядишь.
и так душно. Господи, да безнадежно износилась твоя партитура,
раз и навсегда, только ты ее вряд ли выбросишь.

мне кажется, Бог - это Карлсон, мы - бесконечный Малыш,
а Земля - просто восторженная, старая, экзальтированная дура.