Чёрный монах. Глава вторая

Делай, что должен, и будь что будет.
                Марк Аврелий

I

Распутин знал, чего он хочет
На тайном, избранном пути,
И в тех желаниях пророчил,
Чтоб труд свой в жертву принести.
В порывах страстных нет сомненья,
Чтоб воздух странствий вновь вдохнуть,
Для новых сил и вдохновенья
Идёт он в Киев, дальний путь,
Где ищет в храмах наслажденье,
Увеселенье ясных дней,
В молитвах новое рожденье -
Для сердца, преданных друзей.
Чтоб чувства были неизменны
И освещал дорогу свет,
Испепеляя все сомненья
Для новых радостных побед!

II

Хочу сказать я с повеленья
Минуты слабости моей:
Герой был болен от рожденья
И ждал покоящихся дней.
Надеясь в крайности на Бога,
На сострадание святых,
Чтоб в трудный час его подмога
Смирила горести родных.
«Зачем мне жить с тоской, страданьем,
Забыв о сладостных годах?
Проститься с радостным мечтаньем,
Чтоб не узреть мне Божий знак?
И хоть смиряется желанье,
Но сердца жар зовёт в тех снах,
Где Богоматери сказанье
Явилось в горестных трудах» (2).
(2) Однажды во время распашки поля Распутину было знамение - ему явилась Богоматерь, которая рассказала о болезни царевича Алексея, единственного сына императора Николая II (он страдал гемофилией - наследственным недугом, который передался ему по материнской линии), и приказала Распутину ехать в Петербург и спасти наследника престола.

III

Так думал «старец» наш, Григорий,
Природы тайной ученик
И муж язвительных историй,
Тех, от которых стал велик!
Но то в годах ещё прибудет,
Ну а пока не жалко слов,
Пусть каждый нынче в меру судит
О тех, кто плох или хорош.
На то и есть забавы света,
Желанья, разные мечты.
И тут подчас не дашь совета,
Не смоешь грязные следы.
Не описать всё то словами,
Как не объять простора даль…
Таких, как Гришка, ждут веками,
Ведь то юродство всюду жаль.

IV

Пусть вас, читатель, не смущает
Моей свободы мирный круг.
Забавно то, что мир узнает
Про жизнь Распутина, досуг…
Кто знает, стал ли он фигурой,
Уничижающей царя,
Иль суждено ему фортуной
Играть роль божьего отца?
Всё то лишь, господа, веленье,
Как высшей истины оплот,
Да церкви русской повеленье,
Чтоб чтить в молитвах царский род.
Узнать про многое мы сможем,
Пусть всем приятна будет речь...
В нарядах слов, забав поможем
Все ваши мысли, ум увлечь.

V

«Не ждём от жизни мы иного», -
Внушал наставник Феофан  (3),
Представив «старца» как святого,
Чем славу в свете закреплял.
Давая повод для суждений,
Вражды и ненависти слуг,
Чтоб излечить царя от мнений
Святых невежд и прочих пут.
Не утомлённый в днях трудами,
Имея сказочный успех,
Распутин славился делами,
На протяженье многих лет.
Вся жизнь казалась красотою,
Ему был радостен досуг
Поскольку царскою рукою
Он расширял знакомых круг.

VI

Народ во многом сомневался,
На жизнь Распутина глядя,
Но за величье - восхищался!
Чтоб жить в согласии, любя.
Простая речь и нрав суровый,
Высокий рост и ширь бровей,
Всё то являло облик новый
Глазами страждущих людей.
Звучал и гимн церковной власти,
Являя миру новый свет,
Гремя хвалой, природной страстью,
Чтоб царь не знал тревог и бед.
Все ждали чуда и блаженства,
Чтоб избежать раздоров, смут
И в тайной страсти совершенства,
Где верно любят, а не врут.


(3) Архимандрит Феофан (Быстров) - инспектор (позднее ректор) Санкт-Петербургской  духовной академии. Устав от общения с ортодоксальными священниками, увидел в нём истинного сына русской земли, самобытного христианина, близкого к учению Господа; придёт время, и он будет глубоко сожалеть, что, не поняв до конца «божьего человека», открыл ему путь к «подножию трона». Именно Феофан первым представил Распутина жёнам великих князей Николая Николаевича и Петра Николаевича - Анастасии и Милице.

VII

Нет ничего, что б говорило
О той любви, счастливых днях.
Везде крамола, угнетенье,
Неправосудие и страх;
К тому же бедность, неустройство,
Разврат во власти без надежд
И то безгрешное спокойство,
Что слышим в криках от невежд.
В российской мгле предрассуждений
Всё чаще видился позор.
Где нет свободы духа, мнений,
Один лишь в злости разговор.
Герой наш видел то броженье
Уже тогда, внимая трон…
И мысль рождала убежденье,
Что выше он, а не Закон.

VIII

Стремленье то давало смелость,
О власти думал даже в сне,
Обожествляя в летах зрелость,
Чтоб жить при Доме в  новизне.
Ни ропот скверный, униженье
Не стали страхом в тех боях -
Давал обеты он, сраженья,
Чтоб быть при власти и делах.
Владея даром от природы
Пленять сознаньем высший свет,
Он шёл в той жизни по дороге
Не год, не два, а много лет.
И вот судьба благоволила:
Императрица средь толпы
Его для дел благословила,
Предвидя похоти свои.

IХ

Продолжу в рифме стих-писанье,
Испепеляя тайны страх,
Сосредоточив всё вниманье
На государственных делах.
То вам не песни, не куплеты,
Не славы пышный разговор
И уж, простите, не сонеты…
Хотя дела те сущий вздор!
Так было издревле, при власти -
Дела Семьи важней всего,
Какие б ни были напасти,
Довлела боль лишь за своё!
Переплетая тьмы красоты
И ублажая  царский двор,
Герой наш бравый, без заботы,
Семье готовил приговор.

Х

И то не сказ питомца Феба,
Усопшей прозы и стиха.
В грехах всё зримей стыло небо,
И в этом виделась вина…
Деянье «старца» - несудимо,
Хоть и живёт оно в годах,
Но в жизни вряд ли поправимо:
Ничто не учит в жизни нас.
Спешить не буду, в том волненье
Я буду радовать друзей -
Того, кто рядом, кто далече,
Чтоб стало лучше, веселей.
Томлю своё воображенье,
Внимая жизненной дали,
И жду с небес благословенья
Венчать истории те дни.


(продолжение следует)