Катарсис
он печень портвейном лечил.
Он пил с утонченною чернью
и в гомоне вдруг различил:
«Познавший изнанку изнанок,
без нянек решившийся жить, —
ты, в сущности, тот же изгнанник,
которому грех не грешить».
Он брови с усилием поднял,
застыв со стаканом «чернил»;
он слушал — ни слова не понял —
и слух к анекдоту склонил.
Когда ж общий смех, как увечье,
задергался в брызжущих ртах,
то что-то почти человечье
в его проступило чертах.
Свидетельство о публикации №111021510747