Мы найдемся

Поздний час, ночное купе. 
Он пытался найти причину задержаться еще на чуточку дней, чтобы пройти разок по Невскому, заглядывая в кафе, пиццерии, шавермы и рестораны в поисках знакомого до боли, до малейшего штриха- её лица.
Карие глаза, нещадящий взгляд,
Красные губы, поцелуи, как яд,
Родинка- хватит, ну думать уже о ней перестать...
Ну слабо ли не обманывать себя, себе не врать?!
Она же обычная... дикая, дерзкая,
И без неё как будто пусто, как будто мерзко.
Набитые татуировки, синяки на коленках,
Взять бы от воспоминаний перерыв, переменку,
Но проезжая в метро, видишь её в очередной
Девушке, женщине, и по-новой- удар прямой.
Но так и не отыскав её среди местного населения, так и не встретив случайно, не столкнувшись бок о бок, не впечатавшись друг в друга, выворачивая из-за угла, стоит в пустом тамбуре, курит, пускает колечки сигаретного дыма в своем черном, пропахшем одеколоном, табаком и отчаянием, пиджаке. Даже у отчаяния есть свой примечательный запах, оно пахнет так, как бы пахла пожухлая трава поздней осенью возле покинутого домика, как бы пахла ваниль, если маленький ребенок, развлекаясь, добавил к ней пару капель уксуса. 
А он стоит, глотая этот терпкий комок отчаяния, перебирая в голове важные дела по работе, семейные и дружеские встречи, возвращаясь к единственно значимой мысли. Неизбежно всё вернется в круги своя, забудутся образы, слова, интонации, голоса и ощущения.
Вернувшись в свое одинокое купе, тускло освещенное, слегка мрачноватое, он присел, открыл лежащий поблизости дипломат, засунул руку; и в свете луны плюс старой, видавшей уже лучшие годы, лампочки блеснула сталь тяжелого, огнестрельного оружия. Револьвер, ре-воль-вер. Три слога, которые могут навести страх на людей, пришедших снять или перевести деньги со счетов в ближайшем банковском отделении, три слога, которые руководство обязало его носить с собой, три слога, которые могут решить дальнейший исход жизни. Ему нравилась власть над этой взрослой игрушкой, нравилось подносить дуло к виску или вставлять в рот. Как бы сейчас выстрелит, и станет так легко.
Прокрутку ярких событий его жизни прервала мелодия пришедшего на телефон сообщения. Отложив револьвер в сторону, он потянулся за смартфоном в карман серого плаща, который висел возле выхода из купе, достал. Внутреннее волнение все более сковывало движения, голос в голове твердил: «А что если...» Невольно руки начали поддаваться дрессировке, и сообщение тут же оказалось в удаленных.
Вздыхая, он поднес револьвер ко рту и, как будто с ним разговаривая, произнес: «Вы приблизились к порогу отключения...Черт!»
На этом бы и должен прерваться монолог, но отчаявшийся вспомнил о праве последней сигареты. Отложил револьвер до более подходящего времени, которое вот-вот наступит. Он вышел.
В коридоре темно, свет выключили, уже глубоко за полночь. Поскольку поймать столь удачный момент, когда в окошко поезда светит луна, озаряет его лицо приятными, теплыми лучами, будет уже не суждено, принято решение правом последней дозы никотина- пренебречь. А, может, эти лучи такие, потому что последние?! И последующая тирада предсмертных мыслей нескончаемым потоком пронеслась в голове... но...
Голова начала кружиться, не понимая причину подобной реакции, юноша перевел взгляд в сторону купе проводника и... взрыв, ядерный взрыв. Как будто после вечной тьмы яркий дневной свет, как будто глоток чистого воздуха после подводного погружения, как будто сердце получило порцию адреналина и начало бешено качать кровь.
Ему на руку легла тонкая женская рука, в ноздри ударил любимый запах духов, а напротив стояла женщина, которая одновременно разрушала его и делала живым, которая направлялась в командировку, которая случаем, волею судьбы взяла на вокзале соседнее с ним купе.
«Вот и нашлись»- прошептала она голосом, который переворачивал все его внутренности и оставался в них, цепляясь за каждый сосуд, за каждый нерв.
А потом ему пришла единственная мысль, и она не касалась того, что на его спальной полке рядом с чуть приоткрытым дипломатом лежит револьвер, заряженный и ждущий своего хозяина. Эта мысль отдавалась каждой клеткой и, если долго прислушиваться, можно было разобрать: «Я люблю твои стихи и хочу от тебя детей»

«И мы найдемся, как на концерте,
Дело просто в моей ленце,
Я подумываю о смерти,
Смерть икает на том конце»(с)