Диалоги

х х х

Лишь расстанемся – растаю
Точкою во мгле...
Ты прости, что я летаю
Ночью на метле.
Так же ангелу не стыдно,
Если занесло...
У меня такое, видно,
Милый, ремесло:
Что земли и горя мало,
Счастья под рукой.
(Я тебя не испугала
Бездною такой?)
В тёмном небе – в минном поле
Стонов и ракет
Реют волосы на воле,
Древко и букет...
Ты прости, что ляжем розно.
Больно мне, прости.
Это проволокой звёздной
Кожу до кости...
Это глубже, чем измена:
Это – где душа.
Лунно светятся колена,
С духами греша.
Разве можно дым и ветер
Ставить на весы...
Ты прости меня за эти
Лунные часы.
Ровно дышит  мир уснувший.
Да простят меня
Ветер, всё перевернувший,
Дым не без огня...
Грозовое нынче лето,
Даже чересчур.
До свиданья. До рассвета.
Всё-таки – лечу.
Горы сахара и сала
Скроются в дыму.
Как бы я тебе писала,
Если б – не ему...
Да и как бы в самом деле,
В небе не открыв,
Что затёк в лежачем теле
Слаломный порыв!
Или эра
генам
ведьмы –
Мамонту
   комар?
Ты прости, что будем впредь мы
Ввинчены в кошмар,
Что смотрю как с пьедестала –
С мрамора листа,
Как скрестилась тень Дедала
С муками Христа;
Что глубокий шрам над бровью –
Веточка в раю;
Что его твоей любовью
Издали пою...
Но зажги ему спасибо
За её полёт:
Сердце билось бы как рыба
Золотом об лёд.
Улетаю – таю – таю...
И тебе – спаси...
Боже, я уже читаю
До – ре – не – бе –си...
До свиданья. До заката
Лета и лица.
Не пускай со мной пока ты
Сердце и птенца.
Станешь старше, станет горше –
Выбросишься в сад.
И найдёшь меня, догонишь,
И вернёшь назад.

х х х

...Но почему мне кажется порой,
Что не живём, а смотрим в сад вишнёвый...
Как предприимчив жилистый герой,
И, верно, прав, и в меру тонок новый
Хозяин, предвещающий расцвет
Всему, что брезжит, зябнет и трепещет
И гибнет. И спасение – в родстве.
Но даже воздух кровельно скрежещет,
Приглушенно, ещё издалека,
Ещё судьба пролог не отыграла.
И на крутом лице крепостника –
Невзорванная мина либерала...
Кто не был честен смолоду, верней,
Кто не был молод, не следил за модой...
Люблю прозрачность осени. Видней
Всё то, что ищут в скважине замочной
Глаза, воспринимающие свет,
Пока не режет, зренью угрожая.
А сад – летит, - как не было и нет
Ни листьев,
       ни цветов,
ни урожая...


х х х

В этой  жизни короткой
Всё окольней дорога домой...
Разноцветной коробкой
Навряд ли искупится мой
Грех, которому имя
По святцам Квятковского – Стих.
Сын мой, ангел мой, ты мя...
Только ты-то меня и простишь...
Променяешь на кубик,
Едва разорвётся тесьма.
А построив – погубит
Ручонка всё то, что сама
Созидала, стараясь.
Разрушит себе же назло.
И – обиженный страус –
Уткнёшься ко мне под крыло.
Сын мой, ангел, чертёнок,
Я знаю беду наизусть:
Как руины картонок
Пинать со слезами: «и пусть!..»
А коленку залечим,
Задуем, как доктор велит. –
Оттого-то и легче,
Что ясно, откуда болит...
В рубашонке кургузой
Прижмись, перед сном покажись!
Что казалось обузой –
Окажется визой на жизнь.
Испарятся – недолго –
И замок, и музы визит,
Но сознание долга
На тонкой тесёмке висит...
Сыне, снись мне почаще
Во имя всего и отца.
Что бредущий обрящет?
Твоего я не помню лица...


х х х

К травам от макарон
Взгляд подыми...
        Алле!
Бабочка Махаон –
Радуга на крыле.
Села на стебелёк –
Стала смирней цветка.
Чем он её привлёк?
Ёмкость её глотка?
Миром во всей красе,
Красочным, налегке
Все перепонки, все
Крапинки в лоскутке.
Вспыхнула у лица –
Вот человек и рад!
Как в микроскоп пыльца:
Солнечный во сто крат.
...Может быть, это Он,
Зная – к  мольбам глухи,
Бабочку Махаон
Складывал как стихи.
Трепетною рукой,
Словно модель души,
Больше нигде такой
И никогда – спеши!
Ты её не сажай
В комнатку коробка.
Сколько в ней жизни... Жаль,
Наша-то коротка.


х х х

Этой ночи, которой не сбыться –
Всех ночей глубина...
Так  лицо проступает сквозь лица
И плывёт с полотна.
Так парим в полусонном Париже
(Близорукость Монэ) –
Затуманен, он кажется ближе
В дождевых мулине.
Так панели с дождями впитали
Светоносность небес.
Зазеркалье. Сместились детали,
Потерявшие вес.
Беззаконие именем чуда –
Замереть на пока...
И позёмкою голос отттуда...
И плечо... И рука...
Так подробно – до жара озноба,
До – огня протяни...
До свиданья. До завтра. До гроба.
До комка простыни...


х х х

Если б знать: остался только час
До разрыва бомбы или сердца...
Пить навзрыд?
   За письменный усесться,
Как всегда, отчаяньем лучась?
На колени сына посадить?
Попрощаться весело со всеми?
Бросить в землю искоркою семя,
Чтобы пламя – вверх и позади?
Ободрать с лимона кожуру,
Чтобы рот оскоминою сжало:
Никому я  не принадлежала
Ни себе, ни людям, ни перу.
Всё казалась улица мала,
А сама над пропастью немела.
Что могла – не смела, не сумела,
Что умела – скушно, не могла.
Свет несущий, колос, - до высот,
Луч – обратно: с форточки на веник...
Жизнь и смерть...
       Три тысячи шестьсот
Через пульс пропущенных мгновений.


х х х

Тонущий, спасай плывущего,
Умирающий – живущего.
Задыхайся – и спасай.
Плавать рядышком научишься,
Оживёшь, пока намучишься.
Не бросай, не угасай.

Хвойный лес вплетётся в лиственнный,
Для кого и кто единственный –
Тьма дремучая тайги.
Если бросишь в воду камешек,
Если камешек, и канешь ты –
По воде пойдут круги...

Ну а лучше, если тиною –
Синева, и паутиною –
Зелень? Лучше или нет?
Кто-то вскрикнет.
Кто-то выплывет.
Кто-то крест кому-то выпилит.
Кто-то выловит сонет.


х х х

Удержаться ещё на качелях,
на жёрдочке зыбкой,
Наверху не блаженства, но листья чирикали:
«жить»...
Вот и жёны друзей не кривят ни душой,
ни улыбкой
В страхе их прогневить
      и в желаньи тебя задушить...
Вот  уже и нельзя оступиться,
      сорваться с дощечки:
Будет поза смешна
          и трудней заживать перелом.
Что там над головой? –
      Шестерёнки, осколки да щепки,
Временной механизм,
    разлетевшийся, и поделом.
По делам ли спешить,
     дождь – губами, а руки – руками
Упоённо ловить,
     безделушкою баловать взгляд...
За чертой золотой
        драгоценны прибрежные камни.
Переступишь – и вот
  окольцованно пальцы болят...
Обеспеченный мир,
и тебя настигает беспечность:
Вон как шлёпает ливень,
как хлынула ересь твоя,
Окатила сиренью...
(но могут ли брызги увлечь нас),
Под косметикой век
           лишь сухие провалы тая,
Поброжу, полежу, снизу вверх погляжу
на качели:
Вверх и вниз, вверх и вниз...
      И закружится небо в зрачке:
Это чайки плывут
        или рыбы пустились в кочевье,
И на корточках кто-то
   в панамке как будто в сачке...


х х х

В жестоких играх правила жестоки.
Благодарить бы небо и цветы,
Что нас ещё пронизывали токи
Высокой и бессмертной чистоты
И в этом синтетическом столетьи,
Где странен вид горячего лица,
Как пир в чуму, вопрос: откуда дети,
Как если ночью чучело скворца
Вдруг запоёт в музее над скелетом
Адама неизведанных глубин.
...Благодарить, что на голову летом
Свалился снег, подняв гемоглобин, -
А не рубин базарного граната.
(Ещё взорвётся – кровью по стене)...
Настанет час – и сон, сонет, соната
Уже без нас подымутся в цене.
И вдруг  взойдёт неведомо откуда
Сквозь сигаретный прах календаря
Моя любовь, нелепая как чудо,
Под рубрикой «ровесник октября».
Что наши даты! Чёрточки – не боле...
До бога – свет берёзовой оси!
На перекрёстках времени и боли
Стоят поэты, глядя в небеси;
От солнца прячась, лунам подвывая
С чутьём собак на дикую тоску.
...Потом висеть на кончике трамвая,
На волоске,
      и влага – по виску...

Фото Алексея Кузнецова