Воспитание чувств

1.  В с т у п л е н и е.

Едва  ночь  наступила,
Все  разумные  и  тупые
Исчезли,  и  всё  спит.

Только  где-то  далеко-далёко
Магнитофонический  крик
Бурлит  и  искрится.

Сколько  было  крыс,  занятых
Прогрызанием  и  проползанием!
Всё  схлынуло  на  запад.

И  в  мусоропроводе  сна,
Собранные  во  едину  ночь,
Спят  уже наши.


2.  К н я ж и й   М о с т.
               
               

                Мост  был,  конечно,  княжий,
И,  как  у  Флобера  в  «Воспитании  чувств»,
Приехав  туда  однажды,
Снова  лечу  -  помолчать.

Княжий  мост,  Княжий  Мост!
Ты  в  нём  любишь  иллюзию  молодости,
Несбыточную,  но мощную.

У  Флобера  был  дом  терпимости,
Он  там  чувства  воспитывал.
И  сдул  с  законных  супружеств  пыль, 
А  того  не  забыть.

Он  книгу  жизни  своей
В  конце  перелистал,
И  ничего  не  нашёл  благоговейнее
Этого  греха  святого.

И  я  Петраркиной  участи
Причащён  и  научен,
И  священному  страданию
Алигьери  Данта.

И  многих  других.
Если  бы не  случилось  так  тогда…
Всё  же  я  верю,
Что  всё  Промыслом  благим
Устроено,  Вечностью.

Тогда,  значит,  я  родился
Духом  благородства  от  Девы,
От  насекомой  дикости  -
К  жажде  великих  дел.

Не  стрела  Афродиты  пошлой
Прошила  тебе  душу,
Не  заурядный  Эрот
Моральных  уродств.

И  ты,  что  искру  заронила,
Виждь,  как  Промысл  пощадил
И  сохранил  от  кухонных  дел,
От  грязи  и  пыли!

Есть  счастливые  пары.
Часто  слышу  их  разговор:
Матерщиною  осыпают
Друг  друга  двое.

Так  и  вижу  это  теперь  -
Дорога  на  княжий  Мост
И  Новый  Завет  старенький,
Что  отец  из  ФРГ  привёз.

Он  мог  триста  рублей  вывалить,
И  смотрел  со  своей  точки,
Что  эти  жёлтые  листочки
Будут  цениться  ещё  выше.

Каким  же,  если  не  Святым  Духом
Одушевила   мои  искания?!
Я  словно  получил  санкцию
И  жить,  и  думать.

Но  я  молчу,  молчу.
Хоть,  кажется,  больше  христианства,
Именно  в  духовном  плане,
Где  всё  девственно  и  чисто.

Так  составлю  ль  барокковую  скорлупу,
Чтобы  влить  в  неё  пустошь?!
Или  нет,  пусть  лучше,  пусть…

Пусть  в  рамке  из  сосен,
Луны  и,  если  другого  не  нашлось,  -
Автовазной  пластмассы.

Была  мистическая  встреча.
О  чём  же  ещё  говорить?
Значит,  не  блуд  и  не  грех,
А  луч  Небесной  святости.

Люблю  общаться  с  Петраркой.
Лаура  стала  ему  дверью,
Отпирающей  горний  мир.

Эта  любовь  редчайшая
Из  мира  духов  источается.
И  Ангелы  восходят  и  нисходят,
И  Петрарка  в  их  хоре.

Александр  ЕльчАнинов  сказал,
Что  для  него  священство  и  брак  -
Две  точки  кристаллизации.
И  это  подлинная  правда.

И  для  меня  что-то  так  же  -
Новый  Завет  Христов…
И  Княжий  Мост  стал  мостом
В  жизнь,  человека  достойную.

Хорошо,  что  стало  так.
Лаура  -  лишь  икона  святая.
Поклонюсь  я  Новому  Завету,
Кому  же  повелит  мне  быть  верным?

Духу  сатанинскому  и  зверскому
Или  мемуарному  и  вечному?

Петрарка  уже  пишет  письма.
Счастливчик!  Для  него  реальна  мысль.
А  мир,  что  колесится  близко  -
Море  пенобрЫзжейное.

Так  и  моя  любовь.
Время  позаботилось
Убрать  её  в  гербарий.

Любовь  в  виде  поэмы
Недоступна  гадищам  зЕмным.
Болезни  в  ней  дыр  не  прогрызут,
Не  воздаст  тебе  зуб  за  зуб.

Она  началась  идеально,
И  так  продолжалась  далее,
Создав  из  тебя  апострадамуса,
Существо  полулегендарное.

Это  только  так  в  песне  поётся:
Оркестр  гремит  басами,
Думайте  сами,  решайте  сами,
Хотя  у  вас  ничего  нет.

Вот  Петрарка  среди  своих  книжек.
Он  духовен  и  поэжествен.

И  он  желал  бы  так  умереть.
А  вот  Шевченко  в  стихах  исповедуется,
Что  высматривает  смерть  из  стЕпи,
Смерть,  её  святейшество,  -
Со  всеми  простись!

И  это  был  любви  престол,
Словно  картина  «Тайной  вечЕри»,
Которую  видишь  часто,
Но  до  свершения  нужно  дойти.

Если  и  художественные  интуиции
Не  возмогут  в  этом  разобраться,
То  вполне  иррационален  брак,
Нужно  молиться  и  смиряться.

На  Небесах  люди  не  женятся.
Там  продолжается  блаженство, 
Начатое  здесь  в  приближении.

Логос  Небесного  брака!
Или  ты  засох,  как цветок,
И  уступил  место  покрикиваниям
Недоумным  и  недодостойным?

Жизненная  сапожная  проза,
Желчнокаменная  грязь,
Твоя  всё  дурнеет  рожа
От  кофия  и  телевизора!

Наверное,  напрасно
Я  в  ночном  полумраке
Вызываю  логос  брака
И  бумагу  мараю.

Тогда  тщетно  и  читать,  и  думать,
Ни  к  чему  и  память,  и  ум.

Надо  быть  смиреннее.
Любовь  ведь  не  ко  зрению
И  не  к  ощущению  форм  её,
Особенно,  если  дура!

Так  мучился  бедный  Лермонтов.
Он  был  чувствителен  к  формам,
Но  не  мог  терпеть  разговора
Мусороизвергнутого.

И  я  понимаю  Шевченко.
В  его  речи  иногда  журчит
Что-то  большее,  чем
Ваше  научно-значительное!

Он  говорит, что  в  его  доме
Кротко  поёт  Дева.
И  я  понял  теперь,
О  чём  этот  стих-дерево.

Шевченко  собирал  корни
В  словах,  в  истории,
И  они  в  нём  росли,
Страданиями  политые.

Но  мне  после  долгой  песни
Нужно  на  полночную  кухню:
Ведь  человек  о  двух  естеств  -
Пить  чай  и  вкушать  прах.

                1999 г.