Тексты к CD Мюнхенская Золушка

Елена ЗЕЙФЕРТ
Elena SEIFERT


МЮНХЕНСКАЯ ЗОЛУШКА
Cтихи. Переводы


DAS M;NCHNER ASCHENPUTTEL
Gedichte. Uebersetzungen


Музыка и исполнение – Юрий ВАЙХАНСКИЙ
Vertont Juri WAJCHANSKI





























INHALT
СОДЕРЖАНИЕ

CТИХИ
GEDICHTE

1. Поэт
2. Мюнхенская Золушка
3. Der rote Sand
4. Красный песок
5. Russlanddeutsche. Российские немцы
6. «Виток за витком…»
7. «Spiralartig wird…»
8. Почтовый солдат
9. Грегор Кафка
10. Баллада о бумажных маках
11. Тенёта
12. «Не беспокойся. Не болей. Не бойся…»
13. Но как мы много знаем друг о друге…
14. Белая молитва Schnee
15. Сонет воскресения апельсинов
16. Buona notte. Caspar Hauser, meinem Findling               
17.  Buona notte. Каспару Хаузеру, моему найдёнышу
18. О странной независимости предметов
19. Ueber die seltsame Unabhaengigkeit der Dinge
20. «Du liest Noten…»
21. «Ты читаешь ноты…»
22. Икона
23. «На запачканном привокзалье…»
24. «Die koestlichsten Kraeuuter wachsen auf Steinen…»
25. «Самые вкусные травы растут на камнях…»

ПЕРЕВОДЫ
UeBERSETZUNGEN


26. Else Lasker-Schueler. Gebet
27. Эльза Ласкер-Шюлер. Молитва. Перевод с немецкого Елены Зейферт. Uebersetzt aus dem Deutschen von Elena Seifert
28. Else Lasker-Schueler. Gott hoer...
29. Эльза Ласкер-Шюлер. Бог, слышишь…  Перевод с немецкого Елены Зейферт. Uebersetzt aus dem Deutschen von Elena Seifert
30. Annette von Droste-Huelshoff. Letzte Worte
31. Аннетте фон Дросте-Хюльсхофф. Последние слова. Перевод с немецкого Елены Зейферт. Uebersetzt aus dem Deutschen von Elena Seifert



СТИХИ
GEDICHTE


                ПОЭТ

За званым ужином Он вёл себя, как все.
Но в поволоке глаз гнездилось нечто –
ночные тени и дневные свечи,
и время шло: парсек, парсек, парсек…

Часы пробили полночь, как сигнал…
Он встал, желая всем спокойной ночи.
Из глаз Его, как из весенних почек,
навстречу воле стрелы свет пускал.

…У настежь растворённого окна
Он в комнате, как волк в глубокой яме,
втянул прохладу хищными ноздрями
и шкуру дня снял, словно тину дна…

Пот капал на пол с дикого чела…
И, обнажённый (хоть и был в костюме),
Он плыл вперёд, скукожен в тесном трюме,
и, пенясь, быль во рту Его жила.

Пришелец с непридуманных планет,
вампир, апостол, оборотень, зомби,
Он бормотал слова… Их мир запомнит,
поняв когда-то – рядом был Поэт…


        МЮНХЕНСКАЯ ЗОЛУШКА

Чужестранке Золушке здесь невмоготу:
Лечь на мостовую бы, под шины, и молчок…
Выронила зёрнышки в полночь – красоту,
Ёкнувшее сердце и хрустальный каблучок. 

Стерпится и слюбится… Виновато принц
Мюнхен смотрит Золушке в нежное лицо.
– Фройляйн в белом платьице, ах, зачем же ниц
Вы упали, милая? Будьте молодцом.

Фабула закончилась: брак на небесах,
Флаги на рейхстаге или на дворце…
Русская принцесса спит не на бобах –
На дорожном вымощенном, вымытом кольце.


DER ROTE SAND


Der Junge war kerngesund.
Aber der Schamane sagte ihm: „Du stirbst in drei Tagen“,
und er streute von dessen Huette roten Sand aus.
Der Junge wollte nicht sterben, doch
der rote Sand erinnerte ihn stets an den Schamanen
und zwang ihn jede Sekunde, an den Tod zu denken...

Der Junge starb.

Ich war schon frei von dir.
Aber du sagtest mir: „Du liebst mich“,
und verstummtest, gingst weg, verschwandest...
Ich wollte dich vergessen, doch
deine Abwesenheit erinnerte mich stets an dich
und zwang mich jede Sekunde, an die Liebe zu denken...

Ich liebe dich.

In den durchsichtigen Adern deines Schweigens fliesst der rote Sand.



      КРАСНЫЙ ПЕСОК

Мальчик был совершенно здоров.
Но шаман сказал ему: “Ты умрёшь через три дня”, –
и насыпал возле хижины красного песка.
Мальчик не хотел умирать, но
вид красного песка постоянно напоминал о шамане,
ни на секунду не отпускал мысль о смерти…

Мальчик умер.

Я была уже свободна от тебя.
Но ты сказал мне: “Ты любишь меня”, –
и замолчал, ушёл, исчез…
Я хотела забыть тебя, но
твоё отсутствие постоянно напоминало о тебе,
ни на секунду не отпускало мысль о любви…

Я люблю тебя.

В прозрачных жилах твоего молчания струится красный песок.



RUSSLANDDEUTSCHE*. РОССИЙСКИЕ НЕМЦЫ

Рот, вмещающий два языка.
– Отче, Vater, скажи, чья дочь я?
Точит кирху на дне река…
– Твой удел – терпеть, Russlanddeutsche…

Две души истомились в груди.
– Сердце! Herz!
                – Иссякает аорта.
– Голос! Stimme!
                – Я слаб и один.
– Liebe Heimat!
                – На карте я стёрта.

Ржавый плуг как могильный крест.
Лютер – в ветошь завёрнутой книге…
Волга! Mutter! И в тысяче мест
остаёмся мы Wolganigger.

Крылья – вширь, и – поверх голов – 
станем, делая тысячный круг, мы 
двуязыкими магами слов,
Руссланддойче с большой русской буквы.
 
Две культуры, два духа… Вдвойне
нам достанет родительской речи…
Плуги нежны на новой стерне
прежних кладбищ… Озимые крепче.




* * *

Виток за витком
идёт черновая работа Бога.

Люди становятся похожи на горы,
горы на ветер.

Пока не остановишь взгляд внутри себя,
вертишься волчком.

Но Бог несёт тебя по серпантину.
Тебе решать – стать человеком, горой или ветром.

Несомым.
Несущим.
Не  сущим. 


         

             * * *

Spiralartig wird
Gottes Entwurf ausgefuehrt.

Menschen werden den Bergen aehnlich,
die Berge – dem Wind.

Solange du den Blick nicht auf dein Inneres richtest,
drehst du dich wie ein Kreisel.

Aber Gott traegt dich auf der Serpentine.
Du sollst selbst entscheiden,
ob du Mensch wirst, Berg oder Wind.

Ein Getragener.
Ein Tragender.
Ein Nichts.

               



ПОЧТОВЫЙ СОЛДАТ
    
                Любимой на родину

Мы с тобою похожи, палач мой, как хохот на плач.
Тёплый клёкот надрывный – из разных низин и глубин.
Я кладу в твои руки живой пластилиновый мяч –
своё сердце. Родная, играй, только помни: ich bin…

Я бытую. Жую опостылевший косный язык
в наших письмах, похожих на руны компьютерных скал…
И взыщу я за всё: за минуту, когда я привык
быть с тобою, за век – я так долго утрату искал…

За окном трикотажный сентябрь разукрасил листву,
Совершенно безвкусно зашторил холсты-небеса…
Мне не в радость природа, родная моя дежа вю.

Может, я не художник? Я, впрочем, об этом писал
в одна тысяча сорок четвёртом бумажном письме,
в миллионном воздушном конверте подружки “The Bat”…
Существо, что зовётся Господь, тянет руки ко мне…

Я тянусь к его солнцу, безрукий почтовый солдат. 
На мощёном лице тротуара – квадратам морщин
несть числа, как конца нет страданью…
Младенец мой, лист,
окунается в принтер, как в бездну, где выход один –
потеряв цвет лица, закричать: Дорогая, du bist…

                ГРЕГОР КАФКА

Грегор Замза, ты где похоронен?
У каких заржавелых труб?
Иль достался гигантской вороне
твой измученный, высохший труп?

Больно, больно, ещё раз больно –
словно яблоко жжёт в спине.
Боль бывает почти продольной
и сильнее, сильней, сильней…

Даже Кафке не дотянуться
до широкой спины твоей!
Звуки скрипки протяжно льются.
Недоступно небытие.

Жалко бледное слово “жалко”!
Толку-то, что его сказать.
Если пляшет отцовская палка
по твоим голове и глазам…

Нам, увы, не устать терзаться
и – жуком на спине – тужить.
Грегор Кафка, Франтишек Замза
в старой Праге в могиле лежит?


                БАЛЛАДА О БУМАЖНЫХ МАКАХ

Будет неинтересно,
Но ты послушать изволь.
Была я юной принцессой,
А ты был зловещий тролль.

Была я девочкой глупой.
Я нежно любила тебя.
Ты волхвом, актёрской труппой
Был. Ты жил не любя.

Быть может, любил кого-то
Потом – не любил тогда.
Ты мне говорил с зевотой,
Что я для тебя молода.

И, будто совсем малышке,
А может быть, от души
Принёс мне детские книжки,
Бумагу, карандаши.

Из красной бумаги тонкой
Я создала цветы.
Была я простой девчонкой,
Боявшейся темноты.

Недолго прожили маки,
Подаренные тобой.
Недолго бродил во мраке
Их огонёк за мной.

Набравшись глупой отваги,
Тебе рассказала о них.
Ответил: “Любовь из бумаги?
Это почти что стих”.

И, грубый, злыми устами
Таким же грубым друзьям
Ты хвастал моими цветами
С моею душой пополам.

Маки из красной бумаги.
Чувства, затёртые в пыль.
Колики детской отваги.
Первая страшная быль.

            

                ТЕНЁТА

Мне не шестнадцать, вдвое больше – чтобы
не знать, как вкрадчивы шаги беды…
Но выпутать ли пальцы из чащобы
его – такой короткой – бороды?

Как?.. Если губы и язык без спроса,
наперекор сознанью моему,
под подбородок, в лес и полутьму
его бредут, отбросив “почему?”…
На нежно-колкой шее всё так просто.

Я родинок воркующую россыпь
на напряжённом, тающем виске, 
как ангелков, целую, как детей…
С кем мне так несказанно нежно, с кем?..

С кем мне моя хрустальность так привычна?

Но я хочу себе накликать смерть 
и в клетке, в собственной грудной, как в птичьей,
в обнимку с новым чувством умереть.   

Тенёта вью из наших тонких тел!
И рву их, чтобы он ушёл колоссом…

Как?.. Если взор его голубоватый –
как тяжесть неба, лёгок и глубок…
А крылья носа – царские палаты…
А рот – как грог, хоть контуры нежны…
И как же больно даже не предвидеть,
а созидать самой блаженный срок, 
когда объятья станут не нужны,
хоть жилы будут, как княжны, в обиде...

                * * *


Не беспокойся. Не болей. Не бойся.
Как я возникла, так же и уйду…
И облачко моё растает вовсе
на небесах твоих нелёгких дум…

Что может быть раздольней и бездонней,
чем – это не мечта и не мольба! –
на млечном животе – твои ладони,
твои ладони – на моих губах?..

Ты мне ещё принадлежишь всецело.
Но пожелай – и сразу я умру,
я выскользну волнующимся телом,
русалочьим, из водорослей рук…

Ты выдохнешь меня, вдыхая холод… 
И облачком невидимым клубясь,
я, может быть, живая… очи долу,   
уйду, любя – тебя, тебя, тебя…


НО КАК МЫ МНОГО ЗНАЕМ ДРУГ О ДРУГЕ…

Я многого не знаю о тебе –
нерозовым туманом ты подёрнут…
Пускал ли ты мальчишкой голубей…
небритости твоей новорождённой…
твоих душевных тяжб с самим собой…
мой мост к тебе, ещё туманно-шаткий…
и тех, что взор твой бледно-голубой
не сохранил, прельщённый, на сетчатке…

И ты не видел девочки трёхлетней,
что, бросив в лужу мячик, замерла
от серых брызг… И, вся белым-бела,
растила душу, чтобы не болеть ей…
Что в радужках моих – метеориты
и океанов полноводных залп,
и только Ледовитый и сердитый,
увы, никак не мог попасть в глаза…

Но как мы много знаем друг о друге!
Как будто знались долгие века…
И на твоём плече, как на хоругви,
благоговея, спит моя щека... 


БЕЛАЯ МОЛИТВА SCHNEE

сон склоняясь в предложном скорее похож на снег
плавкий и незаконченный ангелов перистых пот
что стекая на землю становится легче пера
Schnee;! мой зыбкий не выпавший Schnee это имя идёт
твоим белым рукам целовавшим меня до утра
талой влаге висков и всему что весомо во сне

ты закрой меня Schnee от людей от тепла и золы
и целуй пока рот твоих рук розоватый мотив не забыл
божество моих снов белый снег кисея моих снов
не учи отучи меня знать как снежинок лучи
оплавляются с болью
в ладонях замёрзли ключи
водопады корзинка моих свежевыжатых слов

Schnee wer bist du прости что тревожит мой шёпот но кто –
снегобог снегочей снеговек снегомиг снегоснег
ты присядь у постели осыпься несердцем
пойму
что не надо любить жаркий мир тёплый шар шапито   
где снегурочка серною вновь начинает разбег
ты приходишь зимой или ночью лишь в холод и тьму

Schnee приносит с собою толчёное злое стекло
снежно сыплет на волосы крошку растёртых судеб
в зорких белых глазах отражается детский мой рот
это так безопасно щепотка и в мареве нот
поцелуев блаженство
но я выпрямляюсь иглой
на иконах не Schnee я не верю не верю тебе

я беру его в руки о бог мой не выпавший Schnee
я дышу тебе в уши любимый Неснег иль Веснег
подари мне себя но эфирен как эхо как смех
ты хохочешь так колко
взвеваешься ветром
поёшь
откликается блеском на песню зазубренный нож
ты не пепел ты тёплая белая кровь ты живёшь

Schnee обмяк как под снежным покровом дышать и творить
створки склепа захлопнулись я для тебя аналой
проникаешь под веки меж пальцев за ворот в живот
жить кричу я и ты разрешаешь небесный мне жить
я ослепла от снега ты мёртв снова лижет тепло
ты был снег просто снег белых ангелов перистых пот



СОНЕТ ВОСКРЕСЕНИЯ АПЕЛЬСИНОВ

Я тку стихи. Из тёплых, тонких жил…
Теряю кровь, сознание, терпенье,
Чтобы узнать, как текст стихотворенья
Ложится житом – благостным из жит…

Что может текст?.. В руках ребёнка – жизнь,
В оранжевом плоде живёт рожденье,
Глубокий первый вдох, и новый день, и…
Нет, зёрнышко уже в пыли лежит…

Но, в строчках ухватив сей мезальянс
Небрежной силы с помыслом невинным,
Что делать дальше жителям Земли?.. 

Да просто слиться в мировой романс!
Деревьями воскреснут апельсины
Из зёрнышек, растоптанных в пыли.


BUONA NOTTE

Meinem Findling Caspar Hauser               
               


* * *

Ich kuesste das Meisterwerk,
das Сaspar David Friedrich
auf dein Handgelenk
zeichnete...



          * * *

Wenn ich bei dir bin,
schaelt sich meine Haut:
jene Schichten, die Kraenkungen und Dunkel,
Splitter und Prosa
aufgesaugt haben.

Die Aura ist nicht aeusserlich, sie wirkt von innen.
Jetzt weiss ich es genau.


Ich und vers libre

Eine Nacht im Internet-Cafe ist nicht teurer als ein Hotelzimmer.

Weisst du, ich versuchte,
zwischen den Woertern in einer deutschen Zeitung Platz zu finden,
darin ist eine Rocklegende gestorben,
und ich mit ihr zusammen...
Ich war ja damals schon tot
und meine Legenden und Mythen waren es ebenso.

H;rst du, ich wollte Ruhe zwischen den Toenen
in einem Fragment von Rossini finden,
das in deinem Unterbewusstsein erklingt,
aber ich bin absolut taub, wenn ein Wort in meiner Naehe ist.

Siehst du, ich traeuumte davon, an die Rauchwolke
deiner Zigarette meinen Kopf anzulehnen,
aber sie sank unter der Buerde meiner Trugbilder.

Ich bin kein magnetisches Sandkoernchen!

Um Mitternacht war mein Handyakku leer,
und die letzte Rettungskutsche verwandelte sich in einen Kuerbis.

Lass dich im Schoss deiner liebenden Tochter in den Schlaf singen,
solange die Tasten unwaegbar die Waerme
meiner abkuehlenden Finger aufnehmen.

Der Tod ist auch ein Traum, aber ein leichter.

Buona notte.
Gute Nacht.



       BUONA NOTTE
               
                Каспару Хаузеру, моему найдёнышу


* * *

Я поцеловала шедевр,
который написал
на твоём запястье
Каспар Давид Фридрих…



         * * *

Когда я рядом с тобой,
с меня сходят слои кожи, –
те, что впитали
обиды и морок,
осколки и прозу… 

Тонкое тело не снаружи, а внутри.
Теперь я это точно знаю.



Я и верлибр

Ночь в Интернет-кафе не дороже, чем номер в гостинице.

Знаешь, я пыталась найти место
между слов в немецкой газете,
в которой умерла рок-легенда, и я вместе с нею…
Я ведь уже тогда была мертва,
и мои легенды и мифы тоже.

Слышишь, я хотела обрести покой
между звуков в отрывке из Россини,
звучащем в твоём подсознании,
но я абсолютно глуха, если рядом слово.

Видишь, я мечтала приклонить голову
на клубочке дыма от твоей сигареты,
но он проседал от тяжести моих грёз.
Я не магнитная песчинка!

В полночь разрядился мой мобильный,
и последняя карета скорой помощи превратилась в тыкву.

Пусть ты уснёшь на коленях любящей дочери,
пока клавиши невесомо вбирают тепло
моих застывающих пальцев.

Смерть тоже сон, только лёгкий.

Buona notte.
Спокойной ночи.


      
O СТРАННОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ ПРЕДМЕТОВ

До утреннего кофе
он спешил открыть её электронное письмо…

(Нежные, тёплые письма почти каждый день…
Если их не было, он бил в набат, и они приходили.)

Время шло.
Кофе и письмо постепенно менялись местами.

Заварив утром кофе, он с наслажденьем пил его
и читал очередное письмо.

Маленькими глотками выпив утром кофе на кухне,
он шёл вникать в новое послание…

Но однажды устал от полноты бытия!

“Да погоди ты с письмами!
Дай мне спокойно попить кофе!
Что за беда пошла – письмо вместо кофе…”.

Выпив свой утренний кофе, он ждал её письма…

Назавтра
с чашкой кофе в руках он всё ждал письма…

Он так и не дождался письма, и кофе после ожидания был горек. 

Как хотелось письма вместо кофе…


UEBER DIE SELTSAME UNABHAENGIGKEIT DER DINGE

Vor dem Morgenkaffee
beeilte er sich, ihre E-Mail zu oeffnen...

(Zaertliche, herzliche Briefe – fast jeden Tag…
Wenn keine Briefe kamen, schlug er Alarm, und sie kamen.)

Die Zeit verging.
Der Kaffee und der Brief wechselten allmaehlich ihre Reihenfolge.

Er kochte seinen Kaffee, genoss ihn
Und las den heutigen Brief.

In kleinen Schlucken trank er in der Kueche den Kaffee
Und nahm sich dann ihrer neuesten Nachricht an...

Bis er die Vollkommenheit des Seins satt hatte!

„Die Briefe haben Zeit!
Lass` mich doch in Ruhe meine Tasse Kaffee geniessen!
Wo sind wir nur hingekommen – Briefe statt Kaffee...“

Nach dem Morgenkaffee wartete er auf ihren Brief…

Am naechsten Morgen
wartete er mit einer Tasse Kaffee in der Hand auf ihren Brief…

Er erhielt aber keinen Brief mehr
und der Kaffee wurde vom dem langen Warten bitter.

Wie gern haette er einen Brief statt einen Kaffee...


* * *

Du liest Noten.
Sonntags liest du Gebete.
Du liest Plakate, Schilder, Laufschriften.
Wie im Wahrsagebuch liest du Schicksale von Bekannten.
Du liest Freud, Locke und die taegliche Post.
Als ich gestern gekommen bin, last du Shakespeare im Original
Und ruempftest dabei die Nase wegen „miesen“ klassischen Uebersetzung.

Aber du weisst keinen Buchstaben,
um mein Herz zu lesen.


                * * *

Ты читаешь ноты.
По воскресеньям ты читаешь молитвы.
Ты читаешь афиши, вывески, бегущую строку.
Как в книге судеб, ты читаешь судьбы знакомых.
Ты читаешь Фрейда, Локка и ежедневную почту.
Вчера захожу – ты читаешь Шекспира в оригинале
И морщишь нос от «дурного» классического перевода.

Но ты не знаешь ни буквы,
Чтобы прочесть моё сердце.



             ИКОНА

Умиление. Божья Матерь
С невесомой звездой на плече.
Деревянная рамка крадет
Свет бездонных её очей.

Синим шёлком накрыты плечи.
Взгляд потуплен, полураскрыт
Тонкий рот, готовясь ко встрече
С каждым, кто у иконы стоит.

Лоб прикрыт полотном легчайшим,
Лик в сиянии нимба горит.
На шажок к ней придвинусь – дальше
Не позволит неложный стыд.

Складки ткани синей свободно
Ниспадают. Я плачу, чтоб
Глубже видеть эту икону:
Брови птицами чертят лоб,

Руки сложены крестиком нежным,
Веки спущены к нашей судьбе.
Замечательна Ты – безбрежным
Чудным росчерком. Слава Тебе.


                * * *

На запачканном привокзалье
Снизу – снег, в поднебесье – смог…
К человечьим следам попали –
Гляньте! – крестики птичьих ног.

В грязной каше мужских и женских
Каблучков, каблуков, каблучищ –
Деревенским, вселенским, крещенским
Веет чудом, и неба свищ,

И незримого солнышка дым как
Лёгкий насморк – денёк, и пройдёт…
Здесь ходил ты, мой Птиц-невидимка,
И глядел на прохожий народ.

Лилипутик на нас, гулливеров,
Пялил пуговки выпуклых глаз…
Был ты белый, а может быть, серый
С белой грудкой дугой напоказ…

………………………………………...

На перроне – не в силах помочь я,
Защитить от людских каблуков, – 
Так беспомощен этот комочек
Серых пёрышек… зёрнышек… снов…

Прибыл поезд, тепло и железо,
И хороший сошёл человек…
Голубь стыл… Мокрой варежкой резал
Чей-то мальчик живой ещё снег…



* * *

Die koestlichsten Kraeuter wachsen auf Steinen.
Die besten Zeilen wachsen in der Seele.

Wer wirft den Stein nach einem Suender?
Wer legt den Stein in eine Bettlerhand?
Wer traegt den Stein im Herzen?

Die Seele.



                * * *

Самые вкусные травы растут на камнях.
Самые лучшие строки растут в душе.

Кто бросит камень в грешника?
Кто положит камень в протянутую ладонь?
Кто носит камень за пазухой?

Душа.








UEBERSETZUNGEN


Эльза Ласкер-Шюлер
Else Lasker-Schueler


           GEBET

Oh Gott, ich bin voll Traurigkeit...
Nimm mein Herz in deine Haende –
Bis der Abend geht zu Ende
In steter Wiederkehr der Zeit.

Oh Gott, ich bin so mued, o, Gott,
Der Wolkenmann und seine Frau
Sie spielen mit mir himmelblau
Im Sommer immer, lieber Gott.

Und glaube unserm Monde, Gott,
Denn er umhuellte mich mit Schein,
Als hilflos noch und klein,
– Ein Flaemmchen Seele.

Oh, Gott und ist sie auch voll Fehle –
Nimm sie still in deine Haende...
Damit sie leuchtend in dir ende.


            МОЛИТВА

О Бог, печали я полна…
Прими в свои ладони сердце –
Пока не разгляжу конец я
В движенье вечном, до темна.

О Бог, я так устала, Бог,
Волшебник облаков с женою
Играют в небесах со мною
Всегда лишь летом, милый Бог.

Я верю месяцу, о Бог,
Ведь он сияньем укрывал.
Ещё беспомощен и мал,
– Душевный лучик.

О Бог, и как грехом он мучим –
Прими его к Себе ладони…
Чтобы сиял в Тебе достойно.

Перевод с немецкого Елены Зейферт
Uebersetzt aus dem Deutschen von Elena Seifert



             GOTT HOER...

Um meine Augen zieht die Nacht sich
Wie ein Ring zusammen.
Mein Puls verwandelte das Blut in Flammen
Und doch war alles grau und kalt um mich.

O Gott und bei lebendigem Tage,
Traeuum ich vom Tod.
Im Wasser trink ich ihn und wuerge ihn im Brot.
Fuer meine Traurigkeit gibt es kein Mass auf deiner Waage.

Gott hoer... In deiner blauen Lieblingsfarbe
Sang ich das Lied von deines Himmels Dach –
Und weckte doch in deinem ewigen Hauche nicht den Tag.
Mein Herz sch;mt sich vor dir fast seiner tauben Narbe.

Wo ende ich? – O Gott! Denn in die Sterne,
Auch in den Mond sah ich, in alle deiner Fruechte Tal.
Der rote Wein wird schon in seiner Beere schal...
Und ueberall – die Bitternis – in jedem Kerne.

       БОГ, СЛЫШИШЬ…

Ночь обнимает возле глаз
Кольцом из мрака.
Пульс превратил мне кровь в огонь, однако
Был также сер и холоден мой час.

О Бог, я и в живом начале
Жду смерти в свете дней.
Я воду пью и хлеб, давясь, глотаю с ней.
Нет меры на Твоих весах для тяжести моей печали.

Бог, слышишь… Пела я в лазури самой
О кровле дорогих Твоих небес.
Но всё же дня не разбудить мне в дуновении к Тебе.
Стыдится сердце своего бесчувственного шрама.

Где я умру? – О Бог! Видны звезда же
И месяц мне, Твоих плодов долина мне одной.
Теряет ягод вкус уж красное вино…
Но как горчит оно внутри, в сердечке каждом.

Перевод с немецкого Елены Зейферт
Uebersetzt aus dem Deutschen von Elena Seifert



Аннетте фон Дросте-Хюльсхофф
Annette von Droste-Huelshoff


         LETZTE WORTE

Geliebte, wenn mein Geist geschieden,
So weint mir keine Traene nach;
Denn, wo ich weile, dort ist Frieden,
Dort leuchtet mir ein ew'ger Tag!
 
Wo aller Erdengram verschwunden,
Soll euer Bild mir nicht vergehn,
Und Linderung fuer eure Wunden,
Fuer euern Schmerz will ich erflehn.
 
Weht naechtlich seine Seraphsfluegel
Der Friede uebers Weltenreich,
So denkt nicht mehr an meinen Huegel,
Denn von den Sternen gruess' ich euch!



ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА

Друзья, как дух меня покинет,
Вы не жалейте обо мне;
Там буду в мире я отныне, 
Там мне сияет вечный день!

Где стихнет скорбь земной юдоли,
Не должен образ ваш пропасть,
Успокоенья ран и боли
Хочу я вымолить для вас. 

Ночные ангельские крылья
Навеют мир на Божий свет,
Не вспоминайте холм могильный, 
Ведь я со звёзд вам шлю привет. 



Перевод с немецкого Елены Зейферт
Uebersetzt aus dem Deutschen von Elena Seifert