Трагический штурм рекорда 1934г

     Трагический  штурм.

Да,  стратостат  Пикаром  создан.
Бельгийский  физик,  инженер.
И  сам  его  он  в  небо  поднял,
В  шестнадцать  километров,  вверх.

И  вот  у  нас  нашлись  герои,
Рекорд  решили  тот  побить.
И  стратостат   решили  строить,
Объёмом  больше  должен  быть.

Шарообразная  гондола,
«Осоавиахим» - назвали,  ту.
Самой  большой,  тогда,  та,  стала,
Всех  обогнали  в  мире,  тут.

В  диаметре,  два  с  половиной  метра,
С  воздушным  шаром,  на  тросах.
Должна  лететь  легко  по  ветру,
Рекорд   должны  «достать».  Указ.

Люк  изнутри  крепился  крышкой,
Аж  на  двенадцати  болтах.
Их  просто  не  откроешь  в  спешке,
На  это  время  нужно  там.

К  шару  гондола  та  крепилась,
На  девяти  всего  тросах.
А  у  Пикара  та  цеплялась,
«Всего»   на  тридцать  два  троса!

В  Москве  решили  старт  устроить,
От  моря  дальше  было  чтоб.
Лететь  должны  были  лишь  трое,
Рассчитано  было  на  то.

Одиннадцать  всех  кандидатов,
Осталось  трое  лишь  всего,
Примерно  утвердили  дату,
И  дело  запустили  в  ход.

Усыскин,  Федосеенко,  Васенко,
Отобраны  на  тот  полёт.
И  тщательно  других  отсеяв,
Пусть  их  другое  дело  ждёт.

А  в  это  время  и  без  шума,
В  фирме  великой  «ВВС»
Огласки  не  было,  чтоб  бума,
За  дело  новое  взялись.

Свой  стратостат  успели сделать,
С  названьем  «СССР-1»
Трое  на  нём,  чтоб  полетели,
До  этого  остались  дни.

И  вот  в  году  уж  тридцать  третьем,
Трое  героев  в высь  ушли.
На  стратостате   уже  этом,
Рекорд  Пикара  превзошли.

Бирнбаум  вместе  с  Годуновым,
С  Прокофьевым,   шли  на  рекорд.
Очередной,  советский  новый,
Страну  прославил,  чтобы  тот.

На  девятнадцать  километров,
На  стратостате  поднялись!
Рекорд  побили  на  три  метра,
Побить  его  ж  теперь  взялись.

Шар  с  Федосеенко  решили,
На  год  почти - что  отложить.
Всех  потрясли  этим  решеньем,
Спокойно  не  могли  уж  жить.

Но  тот  пилот  всем  письма  пишет,
В  саму  Москву,  чтобы  лететь.
Сторонников  тогда  он  ищет,
Чтоб  разрешенье  заиметь:

«Нельзя  откладывать  тот  запуск,
Не  упускать  первенство  чтоб.
А  смена  даты,  просто  опус,
Кому-то  надо  значит,  то.

Полёт  зимой  настолько  важен,
То  вклад  в  строительство  страны,
Необходим  и  очень  нужен,
Скорей  лететь  на  нём  должны».

И  отменили  перенос  полёта,
Была  ж  причина  тут  другой.
Съезд  открывался,  дело  в  этом,
Подарок  нужен  и  какой!

Должны  рекордом  обозначить,
Семнадцатый  партийный  съезд.
Пускай  летят,  а  это  значит,
Объявят  всем:  «Рекорд  вновь  есть!»

На  улице  январь  холодный,
Пред  стартом  митинг  проходил.
Тридцать  четвёртый  год.  Год  новый.
Кто-то  уж  знамя  им  вручил.

И  командир  заверил  бурно,
Что,  мол,  готовы  сделать  всё:
«Высоты  дальние  взять  штурмом
Недосягаемые  всем!»

И  стратостат  освободили,
Минуты  три.  Их – унесло…
Девять  часов  часы  пробили,
Январь.  Тридцатое  число.

Уж  через  час  «вышли»  к  рекорду,
Уж  девятнадцать  километров   все.
Привет  шлют  Сталину  тут  гордо
«Побить  рекорд  желаем  сей».

И  полчаса  прошло  лишь  только,
Аэростат  побил  рекорд!
Всё  празднично  была  настолько,
Съезду  подарок  был   ведь  тот.

И  двадцать  с  половиной  километров,
Итог  рекордной  высоты.
Легко  дались  им  эти  метры,
Должны  вроде  и  в  низ  пойти.

Оттуда  вновь  шлют  телеграмму,
Вновь  съезду,  Сталину  и  всем.
Тут  начался  отсчёт  той  драмы,
Трагедию,  что  принесёт.

Минут  пятнадцать  сверх  летели,
Было  двенадцать  уж  часов.
Вновь  всем  приветы  передали,
Тут  прерываться  стала  связь.

По  их  последним  сообщеньям,
Аппаратура  подвела.
Подробности  все  сообщили,
Сказав,  причина  в  чём  была.

Газ  углекислый,  не   вбирался,
Тут  влажность  сильно  поднялась.
Не  так  уверенно  дышалось,
Другое  сразу  началось.

От  сильного  нагрева  солнца,
Теряется  у  стратостата  газ…
Но,  Федосеенко  в  высь  рвался,
И  начал  скидывать  балласт.

Мешки  с  свинцовой  дробью  брали,
(Для  спуска,   были   те  нужны.)
Кидали  вниз,  вес  убавляли,
Рекорд   побить  свой  же  должны!

Ведь  Федосеенко  же  помнил,
Наказы  партии,  страны,
Что  отступать  нельзя,  он  понял,
Рекорды  очень  нам  нужны.

Знамя  поднять  как  можно  выше,
Уж  до  предельной  высоты.
Сквозь  невозможное  тут  даже,
Но,  победителями – быть!

Нужен  рекорд,  но  необычный,
Нужен  теперь  уж  сверх  рекорд.
Любой  ценой,  и  не  иначе,
Достигнут  должен  быть  тут  тот.

Прошли  двадцать  два  километра.
Потерян  газ.  Балласта  нет.
От  них  известий  уже  нету,
И   «Сириус»,  их  позывной,  молчит.

Позже  уже  известно  стало,
Любитель  радио  поймал.
Сигналы  их  со  стратостата,
Радиограмму  их  принял.

«Попали  в  зону,  мы,  осадков,
Обледенел  наш  стратостат.
Не  можем  сделать  мы  посадку,
Не  управляемым  стал  тот.

В  безвыходном,  мы,  положенье,
Мы  падаем.  Мы  все  во  льду…
Принять  не  можем  мы  решенье,
Что  делать,  мы  не  знаем  тут.

Удара  ждём  мы  стратостата,
О  землю!  Это  будет  всё!».
Видно  прощались  уж  ребята,
Последние  слова  их  все.

«Плохи  два  члена  экипажа,
Кончаю.  Скоро  уж  удар…»
От  них  нет  сообщений  больше.
Момент  молчания  настал.

В  двенадцать  сорок  пять,  то  было.
В  девять  ноль – ноль   они  взлетят.
Лишь  только  ночью  поступили,
Известия: «Разбит  тот  стратостат…».

Случилась  явно  катастрофа,
Комиссию  собрали  тут.
Специалисты  в  ней,  все  «профи»
И  результат  на  всё  дадут.

«С  огромной  скоростью  спускались,
Создался  воздуха  напор.
Люди  в  гондоле  все  метались,
В   бессилии  уж  с  этих  пор.

Материя,  свисая  с  шара,
Взметнулась  резко   очень  в  верх.
Трагедия  пошла  уж  шире,
Кошмар  уже  внутри  у  тех.

Тут  резко  вышло  торможенье,
Одна  стропа  оторвалась.
Возникло  сразу  напряженье,
И   тут  всё  сразу  началось

Другие  стропы  рвались  так  же,
Оторвалась  гондола  тут.
И  начала  та  падать  тут  же,
Теряя быстро  высоту.

И  с  высоты  двух  километров,
К  земле  гондола  понеслась.
Что  ж   было  тогда  в  шаре  этом,
Тайной  останется  для  нас.

Крышку  открыть  те  не  пытались.
Уж  смысла  не  имело,  тут.
Болтами  крышка  прикреплялась,
Их  не  успели  б  открутить.

И  парашютов  не  имели,
Усыскин  был  одет  в  пальто?
К  победе  лишь  они  летели,
Не  думал  о  плохом  ни  кто.

К  гондоле  нету  парашюта,
Чтобы  спустить  её  смогли,
Даже  не  думали  об  этом,
До  этой  мысли  не  дошли.

Житель  мордовского  посёлка,
(Гондола  падала  туда)
В  лесу  охотился  средь  ёлок,
Падение  видел  тогда.

Сказал,  что  гул  раздался  сверху,
И  рухнул  чёрный  там  предмет.
Пошёл  туда  он  для  проверки,
И  увидал  тот  стратостат.

«Шар  врезался  в  сугробы  снега,
Нити  оборванных  тросов.
Не  одного  нет  человека,
Не  откликались  и  на  зов.

В  дыру  окна  я  сунул  руку,
Чья-то  рука  тёплой  была.
Видно  там  люди  были  в  муках,
Закрыты  были  ж.   Вот  дела!»

Комиссия  на  санках – «тут  же»,
Всё  щупали,  замеры - тут.
Болты  срезали  уж  снаружи,
Погибшим,   экипаж,  найдут.

Погибших  поместили  в  сани.
Потом  на  станцию.  В  Москву.
За  всем  следил  товарищ  Сталин,
Героями  тех  назовут.

Через  два  дня  похоронили,
На  Красной  площади.   Народ.
Прощальный  митинг  объявили.
Сам  Сталин  мрачный   стоял  тут

В  стене  кремлёвской  хоронили,
Замуровали  прах  их  всех.
Посмертно  после  наградили,
Орденом   Ленина,  всех  их.



   
 



     Трагический  штурм.

Да,  стратостат  Пикаром  создан.
Бельгийский  физик,  инженер.
И  сам  его  он  в  небо  поднял,
В  шестнадцать  километров,  вверх.

И  вот  у  нас  нашлись  герои,
Рекорд  решили  тот  побить.
И  стратостат   решили  строить,
Объёмом  больше  должен  быть.

Шарообразная  гондола,
«Осоавиахим» - назвали,  ту.
Самой  большой,  тогда,  та,  стала,
Всех  обогнали  в  мире,  тут.

В  диаметре,  два  с  половиной  метра,
С  воздушным  шаром,  на  тросах.
Должна  лететь  легко  по  ветру,
Рекорд   должны  «достать».  Указ.

Люк  изнутри  крепился  крышкой,
Аж  на  двенадцати  болтах.
Их  просто  не  откроешь  в  спешке,
На  это  время  нужно  там.

К  шару  гондола  та  крепилась,
На  девяти  всего  тросах.
А  у  Пикара  та  цеплялась,
«Всего»   на  тридцать  два  троса!

В  Москве  решили  старт  устроить,
От  моря  дальше  было  чтоб.
Лететь  должны  были  лишь  трое,
Рассчитано  было  на  то.

Одиннадцать  всех  кандидатов,
Осталось  трое  лишь  всего,
Примерно  утвердили  дату,
И  дело  запустили  в  ход.

Усыскин,  Федосеенко,  Васенко,
Отобраны  на  тот  полёт.
И  тщательно  других  отсеяв,
Пусть  их  другое  дело  ждёт.

А  в  это  время  и  без  шума,
В  фирме  великой  «ВВС»
Огласки  не  было,  чтоб  бума,
За  дело  новое  взялись.

Свой  стратостат  успели сделать,
С  названьем  «СССР-1»
Трое  на  нём,  чтоб  полетели,
До  этого  остались  дни.

И  вот  в  году  уж  тридцать  третьем,
Трое  героев  в высь  ушли.
На  стратостате   уже  этом,
Рекорд  Пикара  превзошли.

Бирнбаум  вместе  с  Годуновым,
С  Прокофьевым,   шли  на  рекорд.
Очередной,  советский  новый,
Страну  прославил,  чтобы  тот.

На  девятнадцать  километров,
На  стратостате  поднялись!
Рекорд  побили  на  три  метра,
Побить  его  ж  теперь  взялись.

Шар  с  Федосеенко  решили,
На  год  почти - что  отложить.
Всех  потрясли  этим  решеньем,
Спокойно  не  могли  уж  жить.

Но  тот  пилот  всем  письма  пишет,
В  саму  Москву,  чтобы  лететь.
Сторонников  тогда  он  ищет,
Чтоб  разрешенье  заиметь:

«Нельзя  откладывать  тот  запуск,
Не  упускать  первенство  чтоб.
А  смена  даты,  просто  опус,
Кому-то  надо  значит,  то.

Полёт  зимой  настолько  важен,
То  вклад  в  строительство  страны,
Необходим  и  очень  нужен,
Скорей  лететь  на  нём  должны».

И  отменили  перенос  полёта,
Была  ж  причина  тут  другой.
Съезд  открывался,  дело  в  этом,
Подарок  нужен  и  какой!

Должны  рекордом  обозначить,
Семнадцатый  партийный  съезд.
Пускай  летят,  а  это  значит,
Объявят  всем:  «Рекорд  вновь  есть!»

На  улице  январь  холодный,
Пред  стартом  митинг  проходил.
Тридцать  четвёртый  год.  Год  новый.
Кто-то  уж  знамя  им  вручил.

И  командир  заверил  бурно,
Что,  мол,  готовы  сделать  всё:
«Высоты  дальние  взять  штурмом
Недосягаемые  всем!»

И  стратостат  освободили,
Минуты  три.  Их – унесло…
Девять  часов  часы  пробили,
Январь.  Тридцатое  число.

Уж  через  час  «вышли»  к  рекорду,
Уж  девятнадцать  километров   все.
Привет  шлют  Сталину  тут  гордо
«Побить  рекорд  желаем  сей».

И  полчаса  прошло  лишь  только,
Аэростат  побил  рекорд!
Всё  празднично  была  настолько,
Съезду  подарок  был   ведь  тот.

И  двадцать  с  половиной  километров,
Итог  рекордной  высоты.
Легко  дались  им  эти  метры,
Должны  вроде  и  в  низ  пойти.

Оттуда  вновь  шлют  телеграмму,
Вновь  съезду,  Сталину  и  всем.
Тут  начался  отсчёт  той  драмы,
Трагедию,  что  принесёт.

Минут  пятнадцать  сверх  летели,
Было  двенадцать  уж  часов.
Вновь  всем  приветы  передали,
Тут  прерываться  стала  связь.

По  их  последним  сообщеньям,
Аппаратура  подвела.
Подробности  все  сообщили,
Сказав,  причина  в  чём  была.

Газ  углекислый,  не   вбирался,
Тут  влажность  сильно  поднялась.
Не  так  уверенно  дышалось,
Другое  сразу  началось.

От  сильного  нагрева  солнца,
Теряется  у  стратостата  газ…
Но,  Федосеенко  в  высь  рвался,
И  начал  скидывать  балласт.

Мешки  с  свинцовой  дробью  брали,
(Для  спуска,   были   те  нужны.)
Кидали  вниз,  вес  убавляли,
Рекорд   побить  свой  же  должны!

Ведь  Федосеенко  же  помнил,
Наказы  партии,  страны,
Что  отступать  нельзя,  он  понял,
Рекорды  очень  нам  нужны.

Знамя  поднять  как  можно  выше,
Уж  до  предельной  высоты.
Сквозь  невозможное  тут  даже,
Но,  победителями – быть!

Нужен  рекорд,  но  необычный,
Нужен  теперь  уж  сверх  рекорд.
Любой  ценой,  и  не  иначе,
Достигнут  должен  быть  тут  тот.

Прошли  двадцать  два  километра.
Потерян  газ.  Балласта  нет.
От  них  известий  уже  нету,
И   «Сириус»,  их  позывной,  молчит.

Позже  уже  известно  стало,
Любитель  радио  поймал.
Сигналы  их  со  стратостата,
Радиограмму  их  принял.

«Попали  в  зону,  мы,  осадков,
Обледенел  наш  стратостат.
Не  можем  сделать  мы  посадку,
Не  управляемым  стал  тот.

В  безвыходном,  мы,  положенье,
Мы  падаем.  Мы  все  во  льду…
Принять  не  можем  мы  решенье,
Что  делать,  мы  не  знаем  тут.

Удара  ждём  мы  стратостата,
О  землю!  Это  будет  всё!».
Видно  прощались  уж  ребята,
Последние  слова  их  все.

«Плохи  два  члена  экипажа,
Кончаю.  Скоро  уж  удар…»
От  них  нет  сообщений  больше.
Момент  молчания  настал.

В  двенадцать  сорок  пять,  то  было.
В  девять  ноль – ноль   они  взлетят.
Лишь  только  ночью  поступили,
Известия: «Разбит  тот  стратостат…».

Случилась  явно  катастрофа,
Комиссию  собрали  тут.
Специалисты  в  ней,  все  «профи»
И  результат  на  всё  дадут.

«С  огромной  скоростью  спускались,
Создался  воздуха  напор.
Люди  в  гондоле  все  метались,
В   бессилии  уж  с  этих  пор.

Материя,  свисая  с  шара,
Взметнулась  резко   очень  в  верх.
Трагедия  пошла  уж  шире,
Кошмар  уже  внутри  у  тех.

Тут  резко  вышло  торможенье,
Одна  стропа  оторвалась.
Возникло  сразу  напряженье,
И   тут  всё  сразу  началось

Другие  стропы  рвались  так  же,
Оторвалась  гондола  тут.
И  начала  та  падать  тут  же,
Теряя быстро  высоту.

И  с  высоты  двух  километров,
К  земле  гондола  понеслась.
Что  ж   было  тогда  в  шаре  этом,
Тайной  останется  для  нас.

Крышку  открыть  те  не  пытались.
Уж  смысла  не  имело,  тут.
Болтами  крышка  прикреплялась,
Их  не  успели  б  открутить.

И  парашютов  не  имели,
Усыскин  был  одет  в  пальто?
К  победе  лишь  они  летели,
Не  думал  о  плохом  ни  кто.

К  гондоле  нету  парашюта,
Чтобы  спустить  её  смогли,
Даже  не  думали  об  этом,
До  этой  мысли  не  дошли.

Житель  мордовского  посёлка,
(Гондола  падала  туда)
В  лесу  охотился  средь  ёлок,
Падение  видел  тогда.

Сказал,  что  гул  раздался  сверху,
И  рухнул  чёрный  там  предмет.
Пошёл  туда  он  для  проверки,
И  увидал  тот  стратостат.

«Шар  врезался  в  сугробы  снега,
Нити  оборванных  тросов.
Не  одного  нет  человека,
Не  откликались  и  на  зов.

В  дыру  окна  я  сунул  руку,
Чья-то  рука  тёплой  была.
Видно  там  люди  были  в  муках,
Закрыты  были  ж.   Вот  дела!»

Комиссия  на  санках – «тут  же»,
Всё  щупали,  замеры - тут.
Болты  срезали  уж  снаружи,
Погибшим,   экипаж,  найдут.

Погибших  поместили  в  сани.
Потом  на  станцию.  В  Москву.
За  всем  следил  товарищ  Сталин,
Героями  тех  назовут.

Через  два  дня  похоронили,
На  Красной  площади.   Народ.
Прощальный  митинг  объявили.
Сам  Сталин  мрачный   стоял  тут

В  стене  кремлёвской  хоронили,
Замуровали  прах  их  всех.
Посмертно  после  наградили,
Орденом   Ленина,  всех  их.



   
 



     Трагический  штурм.

Да,  стратостат  Пикаром  создан.
Бельгийский  физик,  инженер.
И  сам  его  он  в  небо  поднял,
В  шестнадцать  километров,  вверх.

И  вот  у  нас  нашлись  герои,
Рекорд  решили  тот  побить.
И  стратостат   решили  строить,
Объёмом  больше  должен  быть.

Шарообразная  гондола,
«Осоавиахим» - назвали,  ту.
Самой  большой,  тогда,  та,  стала,
Всех  обогнали  в  мире,  тут.

В  диаметре,  два  с  половиной  метра,
С  воздушным  шаром,  на  тросах.
Должна  лететь  легко  по  ветру,
Рекорд   должны  «достать».  Указ.

Люк  изнутри  крепился  крышкой,
Аж  на  двенадцати  болтах.
Их  просто  не  откроешь  в  спешке,
На  это  время  нужно  там.

К  шару  гондола  та  крепилась,
На  девяти  всего  тросах.
А  у  Пикара  та  цеплялась,
«Всего»   на  тридцать  два  троса!

В  Москве  решили  старт  устроить,
От  моря  дальше  было  чтоб.
Лететь  должны  были  лишь  трое,
Рассчитано  было  на  то.

Одиннадцать  всех  кандидатов,
Осталось  трое  лишь  всего,
Примерно  утвердили  дату,
И  дело  запустили  в  ход.

Усыскин,  Федосеенко,  Васенко,
Отобраны  на  тот  полёт.
И  тщательно  других  отсеяв,
Пусть  их  другое  дело  ждёт.

А  в  это  время  и  без  шума,
В  фирме  великой  «ВВС»
Огласки  не  было,  чтоб  бума,
За  дело  новое  взялись.

Свой  стратостат  успели сделать,
С  названьем  «СССР-1»
Трое  на  нём,  чтоб  полетели,
До  этого  остались  дни.

И  вот  в  году  уж  тридцать  третьем,
Трое  героев  в высь  ушли.
На  стратостате   уже  этом,
Рекорд  Пикара  превзошли.

Бирнбаум  вместе  с  Годуновым,
С  Прокофьевым,   шли  на  рекорд.
Очередной,  советский  новый,
Страну  прославил,  чтобы  тот.

На  девятнадцать  километров,
На  стратостате  поднялись!
Рекорд  побили  на  три  метра,
Побить  его  ж  теперь  взялись.

Шар  с  Федосеенко  решили,
На  год  почти - что  отложить.
Всех  потрясли  этим  решеньем,
Спокойно  не  могли  уж  жить.

Но  тот  пилот  всем  письма  пишет,
В  саму  Москву,  чтобы  лететь.
Сторонников  тогда  он  ищет,
Чтоб  разрешенье  заиметь:

«Нельзя  откладывать  тот  запуск,
Не  упускать  первенство  чтоб.
А  смена  даты,  просто  опус,
Кому-то  надо  значит,  то.

Полёт  зимой  настолько  важен,
То  вклад  в  строительство  страны,
Необходим  и  очень  нужен,
Скорей  лететь  на  нём  должны».

И  отменили  перенос  полёта,
Была  ж  причина  тут  другой.
Съезд  открывался,  дело  в  этом,
Подарок  нужен  и  какой!

Должны  рекордом  обозначить,
Семнадцатый  партийный  съезд.
Пускай  летят,  а  это  значит,
Объявят  всем:  «Рекорд  вновь  есть!»

На  улице  январь  холодный,
Пред  стартом  митинг  проходил.
Тридцать  четвёртый  год.  Год  новый.
Кто-то  уж  знамя  им  вручил.

И  командир  заверил  бурно,
Что,  мол,  готовы  сделать  всё:
«Высоты  дальние  взять  штурмом
Недосягаемые  всем!»

И  стратостат  освободили,
Минуты  три.  Их – унесло…
Девять  часов  часы  пробили,
Январь.  Тридцатое  число.

Уж  через  час  «вышли»  к  рекорду,
Уж  девятнадцать  километров   все.
Привет  шлют  Сталину  тут  гордо
«Побить  рекорд  желаем  сей».

И  полчаса  прошло  лишь  только,
Аэростат  побил  рекорд!
Всё  празднично  была  настолько,
Съезду  подарок  был   ведь  тот.

И  двадцать  с  половиной  километров,
Итог  рекордной  высоты.
Легко  дались  им  эти  метры,
Должны  вроде  и  в  низ  пойти.

Оттуда  вновь  шлют  телеграмму,
Вновь  съезду,  Сталину  и  всем.
Тут  начался  отсчёт  той  драмы,
Трагедию,  что  принесёт.

Минут  пятнадцать  сверх  летели,
Было  двенадцать  уж  часов.
Вновь  всем  приветы  передали,
Тут  прерываться  стала  связь.

По  их  последним  сообщеньям,
Аппаратура  подвела.
Подробности  все  сообщили,
Сказав,  причина  в  чём  была.

Газ  углекислый,  не   вбирался,
Тут  влажность  сильно  поднялась.
Не  так  уверенно  дышалось,
Другое  сразу  началось.

От  сильного  нагрева  солнца,
Теряется  у  стратостата  газ…
Но,  Федосеенко  в  высь  рвался,
И  начал  скидывать  балласт.

Мешки  с  свинцовой  дробью  брали,
(Для  спуска,   были   те  нужны.)
Кидали  вниз,  вес  убавляли,
Рекорд   побить  свой  же  должны!

Ведь  Федосеенко  же  помнил,
Наказы  партии,  страны,
Что  отступать  нельзя,  он  понял,
Рекорды  очень  нам  нужны.

Знамя  поднять  как  можно  выше,
Уж  до  предельной  высоты.
Сквозь  невозможное  тут  даже,
Но,  победителями – быть!

Нужен  рекорд,  но  необычный,
Нужен  теперь  уж  сверх  рекорд.
Любой  ценой,  и  не  иначе,
Достигнут  должен  быть  тут  тот.

Прошли  двадцать  два  километра.
Потерян  газ.  Балласта  нет.
От  них  известий  уже  нету,
И   «Сириус»,  их  позывной,  молчит.

Позже  уже  известно  стало,
Любитель  радио  поймал.
Сигналы  их  со  стратостата,
Радиограмму  их  принял.

«Попали  в  зону,  мы,  осадков,
Обледенел  наш  стратостат.
Не  можем  сделать  мы  посадку,
Не  управляемым  стал  тот.

В  безвыходном,  мы,  положенье,
Мы  падаем.  Мы  все  во  льду…
Принять  не  можем  мы  решенье,
Что  делать,  мы  не  знаем  тут.

Удара  ждём  мы  стратостата,
О  землю!  Это  будет  всё!».
Видно  прощались  уж  ребята,
Последние  слова  их  все.

«Плохи  два  члена  экипажа,
Кончаю.  Скоро  уж  удар…»
От  них  нет  сообщений  больше.
Момент  молчания  настал.

В  двенадцать  сорок  пять,  то  было.
В  девять  ноль – ноль   они  взлетят.
Лишь  только  ночью  поступили,
Известия: «Разбит  тот  стратостат…».

Случилась  явно  катастрофа,
Комиссию  собрали  тут.
Специалисты  в  ней,  все  «профи»
И  результат  на  всё  дадут.

«С  огромной  скоростью  спускались,
Создался  воздуха  напор.
Люди  в  гондоле  все  метались,
В   бессилии  уж  с  этих  пор.

Материя,  свисая  с  шара,
Взметнулась  резко   очень  в  верх.
Трагедия  пошла  уж  шире,
Кошмар  уже  внутри  у  тех.

Тут  резко  вышло  торможенье,
Одна  стропа  оторвалась.
Возникло  сразу  напряженье,
И   тут  всё  сразу  началось

Другие  стропы  рвались  так  же,
Оторвалась  гондола  тут.
И  начала  та  падать  тут  же,
Теряя быстро  высоту.

И  с  высоты  двух  километров,
К  земле  гондола  понеслась.
Что  ж   было  тогда  в  шаре  этом,
Тайной  останется  для  нас.

Крышку  открыть  те  не  пытались.
Уж  смысла  не  имело,  тут.
Болтами  крышка  прикреплялась,
Их  не  успели  б  открутить.

И  парашютов  не  имели,
Усыскин  был  одет  в  пальто?
К  победе  лишь  они  летели,
Не  думал  о  плохом  ни  кто.

К  гондоле  нету  парашюта,
Чтобы  спустить  её  смогли,
Даже  не  думали  об  этом,
До  этой  мысли  не  дошли.

Житель  мордовского  посёлка,
(Гондола  падала  туда)
В  лесу  охотился  средь  ёлок,
Падение  видел  тогда.

Сказал,  что  гул  раздался  сверху,
И  рухнул  чёрный  там  предмет.
Пошёл  туда  он  для  проверки,
И  увидал  тот  стратостат.

«Шар  врезался  в  сугробы  снега,
Нити  оборванных  тросов.
Не  одного  нет  человека,
Не  откликались  и  на  зов.

В  дыру  окна  я  сунул  руку,
Чья-то  рука  тёплой  была.
Видно  там  люди  были  в  муках,
Закрыты  были  ж.   Вот  дела!»

Комиссия  на  санках – «тут  же»,
Всё  щупали,  замеры - тут.
Болты  срезали  уж  снаружи,
Погибшим,   экипаж,  найдут.

Погибших  поместили  в  сани.
Потом  на  станцию.  В  Москву.
За  всем  следил  товарищ  Сталин,
Героями  тех  назовут.

Через  два  дня  похоронили,
На  Красной  площади.   Народ.
Прощальный  митинг  объявили.
Сам  Сталин  мрачный   стоял  тут

В  стене  кремлёвской  хоронили,
Замуровали  прах  их  всех.
Посмертно  после  наградили,
Орденом   Ленина,  всех  их.