То ли песни петь, то ль горе горевать...

То ли песни петь, то ль горе горевать –
что-то тошно в эту зиму зимовать.
Что-то тошно просыпаться в тёмный день,
что-то скушно жить без тени, словно тень.
И беда-то ведь не в том, что вновь мороз,
не в метелях, не в сугробах в полный рост,
и не в где-то заблудившейся весне, –
просто часто в эту зиму гаснет свет.
Просто часто приключается беда –
где-то снова обрывает провода,
то ли снегом, то ли деревом во льду,
то ли птицей, то ли зверем на бегу,
то ли ветром обрывает, и тогда
подступает к нашим окнам темнота.
Безнадёжно потухают фонари,
ни огня нигде, ни проблеска зари,
в беспросветье погружается страна,
пропадают в небе звёзды и луна.
все просёлки, все посёлки, города
темнотою затопляет, и тогда
заполняет наши души чернота,
и под сердце заползают холода...
Но не плачу в темноте я, не кричу –
зажигаю я тогда свою свечу.
Зажигаю я тогда свою свечу –
со свечой во тьме не страшно мне ничуть.
Ты гори, гори во тьме, моя свеча,
ты красива, негасима, горяча.
Я зажгу тебя, чтоб тешила глаза,
да поставлю я тебя под образа.
Не для церкви образа те, не в музей –
это лики всех любимых и друзей.
Помолюсь на них, в глаза им всем взгляну,
тихим вздохом недошедших помяну.
И когда я, помолившись, стану чист,
я внесу в круг света чистый белый лист –
чистый-чистый, белый-белый, словно снег,
словно ангел, улыбнувшийся во сне.
И пока во тьме горит моя свеча,
я ему доверю радость и печаль,
расскажу ему про Подлости закон
и про чёрное молчанье за окном,
и о том, чего хотелось, а вот нет,
и про то, что нынче снова гаснет свет.
А ещё – про пробужденье, про капель,
про сухую тополиную метель,
и про летний дождь, где радуга-дуга,
про рассветные июньские луга,
где на сонных травах дымная роса,
и про милые усталые глаза,
и про лодку, и про солнце на весле,
и про то, как стосковался по весне...

Белый ангел терпеливо всё снесёт
и на крыльях мои строки унесёт.