Итальянские дневники. Рим, Амур и Золотая рыбка

             РИМ

Какое счастье дарить своему сыну Рим!
В ресторане, встретили оператора Арье.
Арье выпячивает губы трубой, будто посылает бесконечно-воздушный
поцелуй, и со свистом втягивает в свой поцелуй длинную,
как солитер, спагеттину. Какое мастерство!
Выловив из громадного блюда креветку, он с лету забрасывает ее в рот,
на сей раз распахнув его, как печную заслонку.
В. затеял стрельбу глазами между трубой и заслонкой.
Он отпускает свои комментарий на каждое попадание Арье в цель.
Губы Арье ввытягиваються в свист... 
- Ам! - командует В.,- спагетти усвистало в трубу - распахнулась заслонка.
- Шлеп!- приказывает В, - креветка провалилась!
Арье ест виртуозно, ничего не замечая.
В. дирижирует им, нас разрывает немой хохот.
Для Арье, как для старого Абрама, все умерло.
Насытившись, он икнул, ослабив ремень, откинулся на спинку кресла
и заявил, что не любит Рим.
Сказал, что развалины посреди города вызывают у него депрессию.
Кругом руины!
- Пусть им хоть тысячу лет, но они руины! А руины есть разруха,
как после катастрофы.
Мой сын сверкнул глазами.
Мне не хотелось, чтобы цинизм Арье замутил радость его первых впечатлений.
- Рим не путана! Чтобы его сходу заполучит, за ним надо ухаживать!
Рим требует затраты интеллектуальных резервов, не потратишь - не приобретешь!
Арье усмехнулся, мы вышли покурить.
Подношу ему зажигалку:
- Надеюсь, ты понимаешь, что мне одновалентно и даже однохуйственно
твое отношение к Риму, к тому же в нем есть доля истины, но не всем
время вкушать эту долю.
Он удивился насколько я церемонюсь с сыном.
- Особо не церемонюсь, просто не хотелось взвалить на него твой
и свой сорокалетний опыт!
Он захохотал, воткнув в  зуб мудрости толстую зубочистку.
Мы закурили, обсуждая руины.
Я рассказываю Арье, как смешно В. дирижировал его трапезой, а он
был поглощен едой, как Абрам из Бердичева…
Арье попросил рассказать про Абрама.
«В купе поезда Моше встречает Абрама, который ест курицу.
- Как там в Бердичеве? Как Циля, давно ее не видел?
- Умерла! - отвечает Абрам.
- Ай-ай-ай! А как бедный Изя?!
- Умер! - кивает Абрам.
- Ах! А как их милые дочки Роза и Хума?
- Умерли!
- Как?! Неужели все умерли! - растроился Моше.
- Послушай, когда я ем куру для меня все умерло!
Арье заколыхался, издавая крякающие звуки, голова запрокинулась.
Зубочистка торчала изо рта, как стрела Амура.

                "СКАЗКА О РЫБАКЕ И РЫБКЕ"

После просмотра длинной анимации про золотую рыбку режиссера Д. был банкет.
Все произносили тосты, хвалили друг друга.
Беседа за нашим столом увязла в «Сказке о рыбаке и рыбке».
Мне непонятно зачем нужна взрослая анимация «о рыбаке» в тех же
детских интерпретациях, как будто на безрыбье и золотая рыбка - рыба!
Рассказываю анекдот:
"Эстонец поймал рыбку, она ему свои соблазны откупа, а он ее об тротуар:
- Нэ надо, гаварит со мной по русски!» Смеются.
Д. - профессионал, ее работы удостоились «Эмми», хотя она сказала,
что предпочла бы премию поменьше.
Малые премии поощряются деньгами, а большие обходятся одним престижем.
За почетом  в Лондон она не поехала, не на что было.
После просмотра ей аплодировали.
А драматургия-дрянь - клише преподносит, как художественное кредо.

                МОЕ КИНО

Слово за слово - завелись.
- У тебя есть своя версия?
- Да! Начинать киносюжет о «Золотой рыбке» надо со свадьбы.
Юная дева, полная грез, выходит замуж.
В ее мечтах - джентельменский набор девичьих упований:
она с супругом и пультом от плазменного телека на диване
в терракотовой гостиной; на лужайке резвятся ее чада;
у дома серебрится шестисотый Мерседес.
Но получает дева в мужья, как водится, не олегарха, а дурачину
и простофилю, возможно даже пьяницу. И жизнь ее, плачевная,
не может состояться ни в одном из намеченных пунктов.
В итоге скупого и безрадостного быта у нее в наличии из недвижимости
ветхая землянка, а из домашнего инвентаря - разбитое корыто.
Но поскольку у нас жанр - фэнтази,то в суровые будни врезается чудо.
Чудо не должно заставлять себя ждать!
Непутевому мужу выпадает шанс поймать золотую рыбу!
Удача улыбнулась простофиле!
Господь сжалился над несчастной семьей!
Муж, известный олух, не способен ухватить фортуну за чуб,
и тогда измученная нищетой супруга берет бразды в свои мозолистые руки. 
Править она не умеет – алчность сильнее разума и опыта никого.
В итоге, оба остаются у разбитого корыта.
Сидят они на берегу, обнявшись, и проливают солидарные слезы.
Белые волны Черного моря, похожие на ионический орден греческих колон,
разбиваясь об их прохудившиеся башмаки, расплываются в насмешливой улыбке
и медленно отползают, наливаясь новой злобой.
Глядя в зыбкую даль, фатально обреченные друг на друга, горюют
старик со старухой.
Им невдамек кто Он, тот Непознанный и Непостижимый, кто зарядил их
несовместимость неодолимым притяжением разноименных зарядов?!
Ибо ее жадность и неуемность, так же, как его глупость и нерадивость,
стоят друг друга.
Сокрушаясь, они печалятся, душевно обнявшись, так как задуманы на совместность.
В их объятии - родственная неизбежность, и зритель чувствует это.
В схеме, данной Пушкиным, заключены моральные ценности позапрошлого века -
добрый старик и злая старуха живут у синего моря, как черное и белое,
как добро и зло. И в этом по шкале современных ценностей
существенный прокол.
Мы не воспринимаем мир в контрастах двух красок,
где один - абсолютно белый и пушистый,
а другой - совсем черный и щетинистый.
По существу, в незадачливости семейной жизни,
в той или иной степени, задействованы оба.
Потому, что оба принимают участие во всем совместном
и составляют единое целое общей судьбы.
На тему этой сказки бытует известное детское изречение:
«Глупый старик просил у рыбки то корыто, то избу,
попросил бы сразу новую старуху!»
- Малыш! А что бы он делал с «новой»-то старухой, когда ни избу поставить,
ни корыто починить, ни бизнес с рыбкой оформить толком не умеет.
Любая, за таким мужем с испорченным характером, неизбежно придет
к разбитому корыту.
Кто же тридцать лет и три года живя в подобном дискомфорте
не сделается сварливым и злым?
Разве что сам старик? Но такая доброта сродни юродивости.
Как же он жил у самого моря, где дары от жемчугов да кальмаров, и
дорос в карьере всего-то до ветхой землянки?
Чем он, собственно, занимался 30 лет и три года?
Коль он столь не амбициозный, что почти блаженный, то мог бы
прожить и в бочке, как Диоген.
Но в этом случае без бабы и с философией.
Предпоследний кадр моего кино.
Общий план – море.
Средний план – перевернутое, как гроб, корыто.
У изголовья православный крест.
Крупный план - одинокий старик прибивает к могиле эпитафию (наезд камеры):
«Здесь покоиться старуха, которая никогда не была счастлива в браке.»
Последний кадр, как штрих, постскриптум:
золотая рыбка, вынырнув из волны, видит над могильным корытом сутулую,
безвольную спину старика, с цветастой заплатой - последняя забота
несчастной старухи об этой бездаре.
Подмигнув, как пиковая дама, рыбка превращается в игральную карту и,
зловеще захохотав, обнажает в кровавом оскале острые зубы пираньи.
Волна, закрутившись рулеткой, увлекает ее в свою свистящую воронку,
и высокая луна, похожая на медный игральный шарик, медленно закатывается
в алмазную семерку небесного ковша Большой медведицы.

.