Пилигрим

Часть 1.

Коридоры. Зигзаги. Мигающий свет.
Грязный пол. Первобытная краска на стенах.
Здесь просторно — тому, кто успел омертветь.
Здесь не больно — тому, в ком вина неизменна.

Тишина. Гулкий отзвук шагов. Вдалеке
невесомое эхо во тьме колобродит.
Здесь не страшно — тому, кто прошёл турникет.
Здесь потеха — тому, кто взаправду свободен.

Сто дверей — заколочены, все до одной.
В их молчании словно бы смех раздаётся.
Здесь не тошно — тому, кто рождён в проходной.
Здесь привычно — тому, кто спускался в колодцы.

Я пришёл сюда сам. И никто не пинал,
и стволом автомата не тыкали в спину.
Мне всего лишь явилась во сне купина —
и покой мою душу навеки покинул.

И утратил я право себя выбирать.
Под каштаном предательски годы вздохнули...
Шаг вперёд. Я люблю тебя, Старший мой Брат.
А к затылку уже приближается пуля.

Что ж. Так проще — тому, кто боится больниц.
Чьи-то крылья чуть слышно к лицу прикоснулись.
Я разбит — и осколками падаю ниц,
чтоб воскреснуть в сиянии лучшей из улиц.

Часть 2.

Это — улица имени Первой Любви,
не нарядной, не яркой, как первое мая.
Все беседки здесь плющ аккуратно обвил,
а скамейки никто по ночам не ломает.

И никто не изгадит прекрасный фонтан,
и на клумбе не встретить бутылку пустую.
Здесь случайный прохожий не груб и не пьян,
и ничьи имена не помянут здесь всуе.

Нет колёс и похабных пугающих фар,
нет накрашенных вывесок, глупой рекламы.
И шеренгой столбов не стеснён тротуар,
и деревья не стянуты здесь проводами.

Старый дворник с утра улыбнётся в усы,
поливая из шланга седую брусчатку,
а под вечер из окон течёт Дебюсси,
невзначай разбивая на душах печати.

Но от этого света болит голова,
в сердце — скорбные слёзы да скрежет зубовный.
Я когда-то ведь тоже Её целовал
и мечтал, чтобы чтили в одной родословной...

А сейчас мне не место и в этих краях.
Я — всего лишь холодный, потерянный некто,
и гуляет с другим навсегда не моя...
Смена кадра. Вокруг — суматоха проспекта.

Часть 3.

Все кричат. Все бегут. Все куда-то спешат,
покидая родимые гнёзда и стойла.
Даже тот, у кого за душой ни шиша,
здесь пытается тоже казаться пристойным.

Все — в пути. И у каждого — если не цель,
то, как минимум, средства. А пришлых и праздных —
их всего-то процент, их протестный фальцет
поглотил инфернальный общественный транспорт.

Пассажиропоток. Пассажирополёт.
Пассажиропотери в пунктирах аварий.
Хищный взгляд контролёра грозит прополоть.
Кирасиры с "визиром" — грозят отоварить.

Кто-то песни поёт про свои авеню,
а по мне — так ничем здесь особым не веет.
И едва ли я в сердце своём сохраню
эту серую сирость родного хайвея.

Невниманием города в чём-то польщён,
я, однако же, дальше бреду без оглядки.
Но не манят ни глотки промозглых трущоб,
ни феерия парка с изящной оградкой.

Я — не жертва сегодня. Но чьё-то "Ату"
прозвенело в мозгу принуждением к бегству,
И дорога внезапно свернула к мосту —
и паломнику, в общем-то, некуда деться.

Часть 4.

Мост — особое место, причал для чудес.
Без мостов всякий город печально безвкусен.
Признаваться в любви надо именно здесь —
это так, между прочим. Для тех, кто не в курсе.

Плоть добротных опор обнимает река,
величавые волны доверчиво трутся
о бетон. А над ним, нереально легка,
геометрия гордых металлоконструкций

дерзновенной стрелой рассекла окоём.
Этот мост — словно путь в Ханаан или в Мекку.
И конечно, здесь лучше бы тоже вдвоём:
есть места, где пройти одному человеку

тяжелей, чем верблюду из притчи — в ушко,
чем прожжённому грешнику — в райские кущи.
Ну, а я прохожу — как обычно, пешком,
повторяя молитву о хлебе насущном.

И ступаю на остров, где мир — испокон,
где тропа в добрых травах проложена прямо.
Я по ней, словно в детстве, иду босиком
приближаясь к стенам белоснежного храма.

Тихий стук. Это посох мой выпал из рук.
Вдруг — затмение... только что грезилась паперть —
а теперь три стены обступили вокруг.
Я стою в тупике. И практически заперт.

Часть 5.

Три стены. Безразличный и мрачный кирпич.
Вот и всё, что досталось мне нынче в награду.
А вершина, которой пытался достичь,
для людей недоступна столетия кряду.

Мой любимый тупик! Знать, написано так
на роду — возвращаться в твой сумрак альковный.
Чтоб себя подготовить для новых атак,
прикорну, расстелив свой истрёпанный коврик.

Я устал. Отдохнуть бы чуток... Но пока —
преломляю сухарик, горелый и пресный,
и молюсь, приникая к стене тупика,
претворённой в основу немеркнущей фрески.

Две стены по бокам, два угла и торец,
за спиной — мирозданье. Прекрасная келья.
Здесь к тебе обратиться посмею, Творец.
Отпусти мне грехи. И прости — не сумел я

рассказать половины того, что хотел,
а второй половине поверят едва ли.
Но словами наполнены тысячи тел,
так что мир мы недаром с тобой создавали.

Сколь прекрасна извечная эта игра!
Продолжение, знаю, последует скоро:
вспыхнет свет. И услышу я слово "пора".
И шагну, развернувшись, в зигзаг коридора.