Гимн идеалисту

Так можно было писать только в восьмидесятые. И не только потому, что многие из нас были молоды и наивны. Тогда казалось, что новая жизнь, в которой  всё должно быть иначе, не за горами и вполне реальна. Это было время романтизма, хотя, как показало будущее, далеко не для всех. А потом романтизм объявили пафосом и надолго отправили на свалку. Но мне кажется, что теперь его понемногу оттуда извлекают, обтирают, стряхивают пыль, чтобы...
Не знаю, возможно, я ошибаюсь... Но я решила воскресить из небытия эти старые опусы. Не потому, что они очень хороши, а потому, что они могут помочь сегодняшним молодым понять то время и попробовать совершить то, что не было сделано тогда.


 ГИМН ИДЕАЛИСТУ


Идеалист смешон.
Да нет, он просто вечен.
Смешна в нем лишь эпох
и нравов пестрота.
А он душою чист
и иногда беспечен.
Ты видишь: рядом с ним
ступает Доброта.
Но,  если кто-нибудь
ее рискнет обидеть,
он бросится вперед,
достав свой ржавый меч.
Да, не способен он
рассчитывать, предвидеть.
Но может защитить,
утешить, уберечь.
И ты, и я, и он –
не будем ждать разлуки:
к чему высоких слов
стыдиться и добра.
Он прав, идеалист,  –
пожмем  друг другу руки.
Идеалист смешон?!
Ура ему! Ура!
 


НА ВОКЗАЛЕ


Не милости, но милосердия,
милосердия, милостивые государи,
прошу. Для себя и себе подобных,
неугодных и неудобных,
падших и выстоявших,
наперекор Всевышнему.
Не жалости, но сострадания,
милостивые государыни.

На задворках Европы случалось всякое,
как и в ее парадных залах.
Господа туристы, снимите шляпы
перед старым зданием вокзала –
памятником живым и павшим,
нашим.

- Не знала, что думать,
   и дети не спали.
- Отвез инженера Корецкого.
- Валю?!
   Но ты...
- Я – директор,
  мне приказали.

Эшелон – на запад.
Эшелон – на восток.
- Мама, скажи, где папа?
- Он вернется, сынок.

- Шура?! Вернулась?!
  Совсем седая. И куришь.
  Шура, почему ты молчишь?
  Как же теперь?
- Пока не знаю.
  Вот только малыш... –
  Ты  не слышала, Соня?
- ... Он умер, Шура.
  От дистрофии, в детдоме.

Господи! Дай нам, неверящим,
не мести, но памяти,
чтобы детям не вздрагивать
от стука в дверь по ночам.



ПРИНЦЕССА И МУЗЫКАНТ


Она легко сбежала  по тропинке.
За ней звенел тяжелый пряный воздух,
и море, задремавшее, вздохнуло
и откатилось мягкою волной.

- Я принесла тебе
смычок и скрипку.
Сегодня отчего-то мне не спится,
скучны давно привычные напевы.
По нотам,
что разбросаны на небе,
сыграй мне песни одиноких звёзд.

Хочу услышать тишину галактик
и шелест миллионов лет ушедших
и будущих движенье уловить.
Хочу костры увидеть неземные,
в которых возникают мирозданья,
рожденные сверхновою звездою
из пепла догорающих планет.
Хочу познать бездонные глубины,
куда манИт неведомая сила,
там время замедляет бег свой мерный
и даже свету нет пути назад.
Хочу хоть раз стремительной кометой
взлететь над миром и вдали растаять,
и разлететься на частицы пыли,
чтоб вновь воскреснуть в облике земном.

Прошу тебя – играй!
- Твоё желанье –
                закон.
Но после не жалей об этом.
Не каждому подвластна бесконечность,
которую так хочешь ты познать.

Играл он долго.
Только не по звёздам.
По памяти измученного сердца.
В глазах людей движения столетий
уже давно сумел он прочитать.

Костры он тоже видел неземные,
горели в них эпохи и народы,
и новый, обожженными руками,
из пепла создавали люди мир.

Он знал души бездонные глубины,
где борются любовь и жажда жизни,
где время то замедлит бег свой мерный,
то пролетит, оставив только след.

Он много раз взлетал и снова падал,
поверженный не силой притяженья,
но завистью, людским непониманьем,
несовершенством собственным своим.
Но он вставал лишь потому, что верил:
“Да будет так! И только так и будет!
И будут люди, и любовь земная,
и сила жить, и сила умереть.”
Да, сильные взлетать над миром могут.
Но лишь творцам, сгорая, возрождаться,
чтоб, жизнь увидев новыми глазами,
ее счастливей сделать для людей!

Последний звук – последняя струна
оборвалась...
                а он и не заметил.
Молчало всё.
                Лишь кто-то тихо плакал
у ног его
                обиженным ребенком,
которого лишили вдруг игрушки
и бросили,
                утешить позабыв.