Чистилище

Мы в большом, мрачном доме. Мы в нём уже давно. Стены, высокие стены, они пыльной тканью камня свисают вниз, растекаются мозаичным полом, рисунок которого прячется по темным, неуютным углам. Мне кажется, что углы ждут, смотрят на нас густой темнотой. Равнодушно вздрагивают, когда чья-нибудь тень, нарушает их покой,..и на полу, появляется новый узор. Но меня, они не пугают. У меня, уже давно нет тени и им, нечего взять.

 Нас много, слишком много, даже для этого бесконечно большого дома с погасшим камином, широкой лестницей на второй этаж, и множеством комнат. Комнат, в которых клочками серого тумана спят  те, кто устал от суеты, бесполезных здесь мыслей. И потому, я даже прохладно рад, когда кто-то еще, становится рисунком на мозаичном полу. Я подхожу, сажусь рядом, и смотрю, смотрю, пока не услышу странную, тягучую музыку танца линий внутри меня.  Это гораздно лучше, чем  мутная слюна слов, стекающих с их языка. Они ходят, ходят, опустив голову и пытаясь разглядеть своё отражение в отшлифованном  ихними  ногами полу, словно ища подтверждения своего существования. Или сидят, около потухшего камина, медленно слушая печальные песни ветра в бесконечном туннеле дымохода. И сшивают, из нитей собственных и чужих воспоминаний непрочную ткань осознания. Сидят, пока не заснут, постепенно превращаясь в струйку дыма, ускользающую в темноту трубы. Неспешно в начале, и стремительно в конце, когда становятся слышны, тихие голоса, зовущие их по имени, которое они забыли.

 Ещё недавно, я спал. Дремал, лениво покачиваясь в густых испарениях своих снов, и время текло мимо меня, убаюкивая своим невниманием. Но однажды, я почувствовал всплески внутри себя, которые, разрастались, шли волнами, захватывая всего меня, пока не прорвались звуком....Этот звук, замесил пространство внутри, намял мне бока влажными лапками с острыми коготками и безжалостно сотрясал, пока мой ум, превратившись в мягкое стекло, не обрёл ясность, и глаза, научились видеть. В комнате, была маленькая девочка. Она раскачивалась из сторону сидя на полу и пела. Пронзительным, фальшивым голоском, она пела, почти кричала колыбельную для своей куклы. Она повторяла и повторяла, один и тот-же куплет из раза в раз из раза в раз. И закончив, начинала опять, еще сильнее и пронзительней. Я встал, подошел к ней, погладил по голове и, это оставалось на моей руке, пока свет дня не очистил ее. А кукла, сразу заснула, лишившись воспоминания о девочке. Глаза её были неподвижны, и даже неприятный скрип закрывшейся за мной двери не разбудил её.

Здесь нет ни утра, ни вечера, здесь всегда пыль, запах смерти и скуки от запертых собственным страхом людей. Запертых, потому-что здесь, всё-же есть дверь. Огромная двустворчатая дверь в холле первого этажа. Она закрыта изнутри, на огромный железный засов. Они, эти люди, говорят, что снаружи смерть, она прячется и неслышно ходит вокруг дома, но никто не знает, как открыть дверь и впустить её. Хотя, кто-то говорил, или это приснилось, смерть не может, не может зайти в дом, она убивает только в саду и только один раз. Мне всё надоело, я стою и смотрю на дверь. Слышно как снаружи, тоскливо кричит птица. Так может кричать, только птица, сидящая на мёртвом дереве. Она тоже ждет, давно ждет, успев позабыть свой голос, в лабиринте снов о полёте в небесах. Однако, именно её крик придаёт мне решимости.

Мне надоело, надоело, надоело! Я устал, от себя и от них и у меня, больше нет страха, да больше нет. Засов упал и рассыпался как хрупкий хрусталь, едва я коснулся его кончиками пальцев. Я с силой толкаю дверь и делаю шаг вперёд, к свету, свежему воздуху с запахом прошедшего дождя. Чувствую на себе, множество липких, неприятных рук. Они пытаются меня задержать, втащить обратно, в пыльный уют коммунального склепа. Глупцы, они думают, что желают мне добра. Но на самом деле, они боятся, смертельно боятся узнать правду, правду о том, что они мертвы, уже давно мертвы и суть их, блеклые тени чьих-то воспоминаний. Они, не могут меня остановить, во мне не осталось ничего, за чтобы они, могли ухватиться своими зыбкими чувствами. И они, в недоумении останавливаются, с ужасом вглядываясь в глубину старого, запущенного сада, откуда уже слышны мягкие и быстрые шаги. Еще мгновение, и они, давя друг-друга пытаются спастись внутри, но их выталкивают как прокаженных, и они тихо скулят от боли ожидания, около закрытой двери. Они обречены, но мне, не жаль их, мне спокойно и радостно. Интересно, что видят они, ибо ужас их безмерен.
Я вижу огромного, черного, лохматого пса, у него горят блёклым светом глаза и мокрая трава стынет инеем от его холодного дыхания. Он идёт не спеша и быстро, холодный воздух обжигает мне лицо, наполняя безразличием мои несуществующие члены.
-Я шагнул на встречу ему,...большая тень, на миг заслонила меня от остального мира, и земля, сад, дом, стали тускнеть, удаляться, растворяясь в моей памяти. Внизу раздался жуткий и одновременно грустный вой собаки, смерть упустила меня, я был первый и я успел.
 Меня нёс огромный и безразличный к своей ноше орёл. Подумалось,  быть может  он несёт меня в своё гнездо, и я тихо рассмеялся, даже такой исход не пугал меня сейчас. И еще, мелькнула озорная мысль, что собака, давно соскучилась по ласке хозяина, который почему-то прятался в старом доме.