Дом, окрашенный в солнечный цвет

Вас когда-нибудь охватывало беспокойство? Kогда все дрожит внутри и не знаешь, куда деться. Хочется выть во весь голос. Что это? Паника, тревога нескончаемая, удушающая, до полного отключения. Становишься нем, глух, незамечаем. Зрение сгущается в такой тонкий, острый пучок и пронизывает вещи, людей, мир насквозь, словно шилом...

Я сижу в кафе, читаю Борхеса. Не внимательно. Много раз перечитываю одну и ту же строчку. Что-то о мертвых, о возрождении, о том, какая она должна быть, смерть. Какая разница, думаю я... ну какая разница.

Смотрю по сторонам. Люди. Много людей. Они не видят меня, я их. По крайней мере, мне так кажется. Но я вижу массу. Лица наплывают на лица, старые, молодые, детские... вывернутые, чужие лица непонятных корней, смешенных этносов. Неестественно омоложенные старики. Молодые со старыми лицами. Дети-куклы с блестяшими розовыми щеками и белыми кудряшками... Детские куклы - почти живые младенцы... В них нет жизни. Чужой Мир. Улей, жужжащий улей. На каком языке они говорят? На языке трутней? Пчел? Цикад? Просто шум?
 
Вдруг высвечивается лицо. У окна старик. Знакомое лицо. Как часто он ходит сюда?  Кажется, каждый день. Ровно в полдень он садится за этот столик. Юг. Еда жаренная, сладкая, ватная... Ворчливая негритянка Дорис приносит ему картофельный суп, ватный белый хлеб, стакан сладкого чая со льдом. 

Сколько раз я видела его за этим столиком... Но он другой... другой. Бледный, с розоватыми пятнами на пергаментной коже. Белесые, тончайшие волосы. И взгляд... равнодушный, куда-то в пространство.

Не жилец, господи, думаю я и гоню от себя эту мысль. Нет, не жилец. Смерть, смерть - стучит в моей голове, сердце, гортани.

Старик встает. Жалость к нему, неосознанная, сжимающая все изнутри, поднимается к горлу. Я встаю, подаю ему руку. Мы выходим на свет. Солнце заливает нас, слепит... ничего не видно...

На следуюший день, в обеденный перерыв я снова сижу в кафе, за столком на улице. Жарко. Летает пчела. Жужжит и жужжит. Старика сегодня нет. Беспокойство снова охватывает меня. Захожу внутрь. Спрашиваю. Дорис крестится и снова ворчит. Вчера, дошел до своей квартиры, лег спать и...

Страх охватывает меня... Я знала это, я это чувствовала, когда подошла к нему, когда вела его под руку.. нет раньше.. в тот самый момент, когда увидела его. Я знала... Неужели я знаю?! Знаю, когда...?!

Я села у окна, на Его место... я ела салат с курицей в барбекью соусе. Да, это тоже юг. Барбекью на гриле... любое мясо... Я морщилась, не люблю этот сладковатый вкус...  Мимо меня, с палочкой, шла женщина. Я увидела пергаментный, меловый цвет кожы... Нет, подумала я, нет... Нет! я схватила свой поднос и заторопилась к двери...
 
-Деточка, - услышала я, - будь добра...

Я обернулась, взяла ее поднос, отнесла его к мусорке. Вернулась, взяла ее под руку... Я знала. Я не подозревала, не предполагала, не страшилась - я знала! Мы вышли на улицу. Солнечный свет ослепил нас...

Меня скрутило, было нечем дышать. Кто я, Господи, кто я?  Что я делаю в этом мире... нет, я не Харон... нет, я не чувствую ее, я не просто чувствую ее... я... я... я и есть она... Она. Я и есть - Смерть!

Солнце в этот день залило небо багровым закатом. Я сидела на скамейке во дворике больницы. С цветущих вишен падали белые лепестки...

- Словно снег, - удивилась санитарка. - Пациенты, пора за лекарством, скоро ужин.

Двойные железные решетчатые двери дома, крашенного в солнечный цвет, закрылись за нами на десять замков...

        8 февраля, 2011
        елена рейн
        шарлотт, севернaя кaролинa

---------------------------------------------------------
Картина Винсента Ван Гога : Желый дом