Гасан гусейнов советские идеологемы глава iii мате

Гасан Гусейнов Советские идеологемы ГЛАВА III Матерный пласт идеологического языка § 2

§ 2. Круги пользователей матерного языка: Партийно-государственная элита; военные и блатные;
интеллигенция и «простой человек»
Матерщина присутствовала в советском идеологическом языке в двух или, по
другому счету, в трех основных формах.
Во-первых, это приемлемый внутренний эмоциональный жаргон партийно-государственной элиты; здесь обсценный язык существует в своей традиционной, или дореволюционной, российской функции, описание которой применительно к средним и низшим слоям общества мы находим у Пушкина,
Достоевского, Толстого или Горького, которые, впрочем, не только описывали
матерную речь или цитировали других; некоторые из них и сами были деятельными или искусными матерщинниками, как Пушкин и Некрасов, Чехов и Горький.409 Традиция эта — вместе с гражданской несвободой — перекочевала и в советское время.
Мат — выражение своих гражданских чувств. И своего слабодушия. Непристойные слова уместно употреблять в высшем обществе.410
Можно предположить, что неупотребление сквернословия выделяло человека из микрогруппового сквернословного стандарта, а не наоборот.411
В кратчайшей формуле матерщина сводится к богохульничеству и плебейскому ёрничеству, преобразуемому в микрогрупповую игру. Заповедниками
и очагами распространения матерного языка остаются места скопления подневольных людей. В производственно-криминальном романе 1990-х гг. читаем:
За год работы в шахте [маркшейдером] Анфертьев ни разу не повысил голос, не отдал ни одного приказания, никого не послал по матушке, что уже само по себе ставило его в положение
почти безнадежное. [...]
— Ты полагаешь, что мат — это главный производственный фактор? [...]
Начальник шахты как-то боком отошёл [...].412
Подневольность ст;ит понимать широко. Согласно наблюдениям некоторых авторов, «чем выше был круг общения (академики, писатели), тем больше
мата слышалось на их интеллигентских кухнях».413 Широко известно, что на всех
уровнях партийно-государственной иерархии мат обозначал своеобразное понимание товарищеских отношений и «мудрого руководства».414 И наоборот,
«в тюрьме и лагере, — согласно другому авторитетному свидетельству, — матом
ругаются гораздо реже, чем на воле».415
Имеются и другие свидетельства, согласно которым мат в зоне существовал на
двух горизонтах общения: в нейтральном значении междометия, речевой смазки
с выхолощенным содержанием, и в буквальном физиологическом значении:
Конечно, это [речь девочек5заключенных] был сплошной мат; казалось, что они других слов не
знают вообще. «Махорку с****или» — это просто термин, равноправный с «украли»416. Мат
слышался со всех сторон, на всех уровнях: и под потолком, и посередине, и с пола доносились
те же выражения. Они так естественно звучали в «невинных детских устах», что я почти перестала их замечать, переключилась на этот язык. Но когда в камере вспыхивали ссоры (а они неизбежно и внезапно возникают в любой уголовной камере — здесь, в «детской», чаще и яростнее, чем во взрослых) — когда вспыхивали ссоры, матерные слова использовались в своей
основной функции, т.е. как брань. И нигде, никогда, даже в перебранке уголовников-мужчин
с конвоем, я не слышала такой грязной, такой омерзительной ругани. Девочки в минуты откро5
венности рассказывали, видно, в камере всю свою подноготную — и вот эти знания шли в ход,
бранные слова в конкретном контексте возрождались в своем первоначальном, так сказать,
словарном значении, каждое выражение становилось картиной: кто, когда, где, кого и каким
способом. Это было ужасно слышать.417
Неприменение мата в зоне может объясняться как наличием других рече
вых средств (переиначенным нормативным словарем и обилием локальных
жаргонов), так и парадоксальным на первый взгляд преследованием за мат со
стороны начальства, узурпировавшего право исключительного распоряжения
этим языком. На возможность такого истолкования указывают наблюдения Ла
рисы Богораз:
Лида сплетничала про подругу: «Вы с ней, тетя Лариса, не разговаривайте, она вредная. Она
в СВП была, на меня 40 браней записала», — это значит, что девочка была лагерной активист5
кой, доносчицей, записывала, кто сколько раз выругается матом. Лида, со своим ангельским ли5
чиком, материлась через каждое слово.418
Во вторых, это был прежде и есть по прежнему специфический простона
родный жаргон, широкое хождение которого традиционно объяснялось уны
нием и тяготами рабской народной жизни.419 Изюминка матерного словоупо
требления в советское время состояла в семантической пустоте, тем легче
отмечаемой, чем шире становилось поле применения жаргона.
Матерную ругань или матерные слова, бессмысленно вставляемые в фразы, у нас слышно еже5
дневно и ежечасно в любом месте. Эти слова, как правило, употребляются не в ссоре, что име5
ло бы какое-то оправдание, а в обычном разговоре между друзьями и знакомыми, мирно бесе5
дующими, идя по улице.420
Под возрастающим давлением другой семантически не прозрачной реально
сти — школьного пуризма и тотального господства «высокой культуры» — носи
тель русского языка был героем встречи матерного и нормативного языков. По
мере разрастания языка идеологии прибывал и всенародный матерный словес
ный продукт.
То говорит свобода. Как и молодежный сленг или интеллигентский жаргончик, блатная феня—
язык сопротивления, лексика воли».421
Поскольку открытое изучение этого массового продукта в советское время
не предпринималось, филология сосредоточивалась на установлении ритуаль
ного происхождения матерного языка, архаизировала его.422
Третьей формой бытования матерного языка можно считать массовую иг
ру с ним: те, кто не был в детстве или отрочестве активным матерщинником,
становились все же, в определенных ситуациях, пользователями матерного
языка.
Сверхтекст матерного языка представляет собою, как известно, непрерывное
описание полового акта. В плане речевого поведения мат считается чем то вро
де оргии воинствующего бескультурья; изоморфизм тоталитарной реальности
и матерного языкового подполья отмечался давно.423 На протяжении всей совет
ской эпохи это был пласт языка, которого как бы не было: официально он суще
ствовал только в уголовном кодексе как наказуемое деяние за «умышленные дей
ствия, грубо нарушаюшие общественный порядок и выражающие явное
неуважение к обществу».424
И в этом своем качестве — как основание для возбуждения дела — он автома
тически становился идеологическим объектом — критерием достоверности для
одних и критерием антисоциальности для других членов общества. (с.149)


Гасан Гусейнов  Советские идеологемы в русском дискурсе 1990х