24 часа
День прибытия и день убытия – один день. Это не только старое командировочное правило, но и обобщенный опыт человечества.
Большинство приходит и уходит на рассвете. Как ни странно, я не только не помню, но и не знаю, когда, в какое время суток, родился. Все, что смог мне сообщить мой отец: «Скорее всего, утром» Клянусь, он так и ответил!
Могилев – Подольский, 4.00 – гипотетическое время прибытия. Увы, о своем нынешнем появлении на свет ничего сообщить не могу. До этого помню, был женщиной, домохозяйкой, а еще раньше - большим котом – людоедом где-то в Индии. Чуть дальше – каким-то полудрагоценным камнем в ювелирной лавке египетского скупщика краденого. В средние века побывал под кроватью венецианской синьорины в качестве ночного горшка. Дерьмовая жизнь, доложу я вам. Очень долго был деревом, обыкновенной рябиной. Ну и, конечно, кентавром по жизни. Не чистопородным, правда, а с примесью пегасьей крови. Об этом свидетельствуют рудиментарные остатки крылышек на спине и спорадические, робкие попытки взмахнуть ими и воспарить.
Погребище, 5.00, утро, мне три года. Детская фотография: матроска, короткие штанишки. Четко помню, что в тот момент, испугавшись вспышки, обмочился. И не помню дома, в котором тогда жил с родителями.
...там же, часа через полтора: сижу на первом в жизни уроке, окаменев и выпрямив до темноты в глазах спину, а «учительница первая моя» зачем-то вдруг врет родителям, будто я ударил одноклассницу. Дословно помню обвинение: «душил ее под партой», и чувство горькой обиды. Но не помню, как зовут эту школьную доброжелательницу, «училку первую мою», какое-то старинное и поэтому смешное еврейское имя.
9.00. Могилев – Подольский, 8 класс, телефон 35 – 55 , Надька Ч., постоянно исходящий от нее запах хорошего туалетного мыла и то, как перед каждым свиданием зубрю наизусть десятки анекдотов, т. к. понятия не имею, о чем с ней можно разговаривать. ...первые свидания и поцелуи, да еще и по ее инициативе.
9.30, десятый класс, Могилевчик тире Подольчик: вино продается на каждом углу, 8-10 копеек увесистый граненый стакан, на зубах хруст виноградной косточки, плавающей у дна и вкус желтой, как солнце, брынзы. Честное слово, это был совсем другой, особый вкус, не такой, как сейчас.
10.00. ...скверик, «вечный огонь» и поразившая меня неожиданно ласковая прохлада кожи над верхним краем чулка и то, как она, испуганно перехватила мою руку и, судорожно сжав коленками мои жадные пальцы, тем не менее, не стала их отталкивать. И меня и ее колотит крупная лошадиная дрожь, и слышу в этот момент «эти глаза напротив чайного цвета». Но не помню, не помню, кто она, и «где это, где это». Не Черневцы точно. Но пока еще не Козельск и не Харьков. Скорее всего, Коммунарск, горно - металлургический институт,
10.30 ...лес, армия, «боевые» дежурства, гитара, жаркое из диких горлиц с грибами, черносливом и помидорами на костре, /до сих пор, кажется, не едал ничего вкуснее/; сослуживец с кружкой горячей крови из брюшины только - что убитой лосихи в одной руке и куском хлеба в другой, и ...смерть мамы. За месяц до этого побывал в отпуске, и запомнил ее навсегда исхудавшую, сине – бледную, уже не покидающую постели, все понимающую и то, как она, прощаясь, вдруг скороговоркой выдохнула мне в ухо: «Пусть папа не женится!..» Я неловко ткнулся губами ей в шею, /прикосновения, объятия, поцелуи и другие нежности у нас в семье не были в ходу, а выражение «я тебя люблю» и вовсе было «выражением». Мне иногда непонятно, как я вообще появился на свет/, и поспешил обратно в часть, так ничего и не поняв.
...телеграмма о том, что она в тяжелом состоянии, пришла с опозданием. Я ехал к ней, живой, но не успел даже на похороны. Стоя у свежей могилы с эверестом венков, и, глядя на ее фотографию, вдруг понял, что у моей мамы волосы, лицо и печальная мудрая улыбка Джоконды.
Отец может вырастить ребенка солдатом, монархом, великим человеком. Но только мать может воспитать его хорошим человеком. Аминь, Мона Люба!
...11.00, Харьков, юринститут. Истошно визжит железо, меня вышвыривает из-под трамвая, и я сижу на рельсах, тупо глядя на кровавые лохмотья, оставшиеся от левой ноги. Лицо заливает теплым и соленым, вытираю – не вытирается, боли нет. Шок! Темнота!
...палата, напротив согнувшийся в три погибели столетний дед, сутками не спускающий с рук завернутого в ветхие пеленки …младенца. Из вороха тряпья иногда выглядывает багровая лысинка черепа, опутанного не по возрасту крупными венами. Удивительно молчаливый и невзыскательный ребенок. Судя по подначкам сокоечников, - девочка: «Дед, ты бы покормил ее, что - ли! - Попроси Валечку, пусть даст сисю. – Смотри, опять обделалась» Старик не обращает на них внимания. Бережно прижимая дитя к солнечному сплетению, выходит из палаты, чтобы перепеленать. Возвратившись, садится на койку и снова принимается баюкать сверток, напевая при этом что-то очень древнее, заунывное.
...Ночью не спится, и неожиданно я созерцаю сюр в духе Брейгеля, Босха, Дали, Хичкока и Лукаса оптом. Дед задремал и утратил контроль над свертком, из которого на тусклый свет ночника выкатывается его содержимое: огромные, в две человеческие головы, лоснящиеся от натуги, /вот-вот лопнут!/, багрово – синие шары …яйца динозавра. Причем, без скорлупы. У владельца, оказывается,- паховая грыжа. Опухоль мошонки достигла таких гомерических размеров и живого веса, что передвигаться можно только, держа ее в руках.
...плотный, приторно сладкий, жирный запах разлагающейся человечины. Гангрена. На каждой перевязке от меня отрезают очередной кусок нежизнеспособной плоти. Гнию. Безразлично уменьшаюсь. Становлюсь смрадом.
...«Когда же ты сдохнешь?! Такая вонь, что пожрать невозможно!» Сокоечник. Койка далеко и спит чутко. Жаль!
...12.00, Винница. Как-то все сразу, госэкзамены, свадьба, явление Андрея. Родильное отделение, багровые белки глаз Полины, огромный душистый пакет еще горячего зефира и печеное яблочко - личико сына с засохшим на щеке сладким соком младенческой слюнки.
...Винница, 14.00, 1980-й. Витаю под потолком реанимационного отделения. То, что лежит внизу на койке, как собственное тело, не воспринимается и не интересно. Гораздо заманчивее то, что вижу сверху сквозь стеклянную стенку в соседней палате: потрясающей красоты огненно рыжая и совершенно нагая женщина, почему-то привязанная бинтами к койке. Внизу входит врач и, глядя на мое тело, равнодушно резюмирует: «Не жилец!» Становится обидно! Спускаюсь.
...лежу один в отдельной палате, ни на что не реагирующий бессмысленный кусок равнодушной плоти, поэтому рядом уже в который раз, даже не глядя в мою сторону, переодевается медсестричка. Очевидно, в моем взгляде вдруг появляется интерес к жизни, т. к. она, стыдливо запахнув халатик, пулей вылетает из палаты, ...и поздравления от врача: «С возвращением!» Еще через день я его спрошу, как себя чувствует та, рыжая за стенкой и он, не скрывая изумления, ответит: «Уже неделя, как умерла. Но откуда ты знаешь?!»
...Там же, 1985 год, 16.00, полдень жизни. До зенита далеко. Пишу «Полуитоги»:
Уж тридцать пять! И берег дальний
все ближе. Буднично, нешумно.
Пора стать психом гениальным,
иль может гением безумным?!
Полусвятой и полугрешник,
в долгу у Дьявола и Бога,
Добра и Зла полуприспешник,
куда ведет твоя дорога?!
Куда грядешь? Зачем? Что ищешь?
Над чем смеешься ты и плачешь?
Полубогач и полунищий,
что в этой полужизни значишь?
Вода и кровь в твоей аорте:
отнюдь не зверь! увы, не ангел!
Полуживой и полумертвый,
ты – нежить в человечьем ранге!
Стишками «бОтаешь по фене»,
кентавр, придуманный из мести.
Посредственность: не псих, не гений,
ты – он, она, оно – все вместе.
Но тридцать пять. И берег дальний
навис проклятьем, как изжога,
и этой жизни ненормальной
подводишь ты полуитоги.
...Начиная примерно с 12. 30 на протяжении почти половины жизни - провальная суета. Наконец около 22.00 действительность приобретает новые очертания и смысл: появляется внук и мои первые книжки.
...Год 2005-й, 22.30. Глубокой ночью звонит незнакомая женщина, долго плачет и, не сказав ни слова, вешает трубку. Через неделю, признав факт ночного звонка, говорит: «Ни о чем не спрашивайте. Спасибо вам за книжку!» Почти сразу же получаю письмо с предсказанием «гениальной» книги в 24.00.
...были отпущены целые сутки. Сейчас 24.00. На все про все остается несколько часов. Зенит за спиной. До «гениальной» книги все дальше. Много? Мало? Добавку просить не очень хочется: бесполезно и не совсем удобно. Я бы даже сказал по - свински. Мириады жертв ежедневной смертельной уборки обеспечили тебе твое время. А ты, лентяй, жадина, трус и бездарь бОльшую его часть пускал слюни в подушку, использовал на тоскливое ожидание смерти, и теперь просишь у нее хотя бы временный самоотвод. И что же ты сделаешь, если тебе вдруг пойдут навстречу? Снова заляжешь?!
Три года - всего один час сна – минус целых шестьдесят минут жизни, три тысячи шестьсот мгновений творчества. Успех – это успеть? Не спать? Надо успеть!
1980-2010 г.г.
Свидетельство о публикации №111020708012