Сказка о зекальце

( ПАМФЛЕТ)
Другу моему Н.И.К. посвящается.

Сказка ложь, мы это знаем.
И всё чаще понимаем,
И уже нажились всласть.
Какие мы – такая власть.
            

...Да, им там трудно, что скрывать
   Икру с бананами жевать...
...И в банкомат совать пластинки ...
...У них цинга и не кровинки
   В лице измученном “Боржоми “...
...Скажи, а? Вот пижоны. (голоса из народа)

I

Великая и гордая Россия,
Народов многих колыбель,
Когда же ты поднимешься с коленей.
Могила наша и купель.
Под ярким твоим триколором
Отражает времени река,
И тучных нив, широкие просторы,
И воссозданные храмы на века.
Храни Господь, народ России славный,
От напастей тех, что позади,
И поведи рукой своей державной
В светлые и радостные дни.


II

У нас в народе любят сказки,
И вам ответят без подсказки,
Кто правил миром на Руси.
Ну вот, хоть, у меня спроси?
Нас триста лет топтал татарин.
Народ губить и кровь мешать,
Никто не мог им помешать.
Род Калиты прошёл чредою,
Что государство укрепил.
Его царь Фёдор завершил.
Потом настало время смуты,
Мы знаем, что тому виной.
Нет твёрдой власти, баламуты...
Разруха кончилась в 13, зимой.

III

Доставили немало нам мороки,
  И лже-цари, и лжепророки.
  Их было много на Руси.
  Не веришь? У Карамзина спроси.
На это мы ещё сошлёмся,
Пока ж, к Романовым вернёмся.
Зимой 13 года Земской собор постановил,
И их к венцу приговорил.
Они скипетр в руки взяли
И триста лет его держали.
То было время перемен,
Увы, не нынешним в пример.
Окно в Европу прорубили
И земли все объединили.

IV

Уж я не знаю, как там жили,
Что ели там, и, что там пили,
Я не жил в эти времена.
Воды по щиколотку было,
А рыбы, слышал, до хрена.
Со мною Вы не согласитесь,
Из нас ведь каждый фаворит,
Почаще в зеркало истории смотритесь,
Оно порой о многом говорит.
И преподносит нам уроки,
Мы ж видим в них одни мороки.
Ломать нам с вами не пристало,
И о традициях забыв, мы их снесли,
И из умов, и с пьедестала.

V

И вот настала власть Советов.
Традиций нет, и нет обетов.
Кумиры новые в ходу,
Что с совестию не в ладу.
Нам счастье новое готовят
На нашу и на их беду.
Опять народ у нас герой,
Но стережёт его конвой.
Не избежали мы напасти.
Топор и плаха-символ власти.
Народу столько погубили
На мирных и иных фронтах,
Весь генофонд поистребили,
Что в страшных не увидишь снах.

VI

Покаяния нет у святых.
Краток миг наслажденья поспешных.
Легко быть здоровым среди больных
Но нельзя быть святым среди грешных.
Мой народ тебе славу пою.
Сколько ты пережил, перемерил,
И в звёздную учесть свою,
Ты пока, что ещё не поверил.
Отучили тебя рассуждать,
По уму, принимая решения,
И не можешь пока отличать,
Где твоё, где верховное мнение.
Усыплён ты “святым” идеалом.
Власть спокойна, ей мало, ей мало.

VII

Но в глубине народной,
Всегда созревал нарыв.
В нём был и Стенька безродный,
И сахаровский прорыв.
И Солженицын с “Гулагом”
Красным, катясь колесом,
Круги советского ада
Сжимал кольцо за кольцом.
И мы уже было, решили,
Что будет крутой поворот,
Но власть вместо нас свершила
Дворцовый переворот.
Власть Советов надорвалась.
КПСС приободрилась.
И перестройка началась.

VIII

Множество движений шумных,
И разных партий хоровод,
От казаков до дьяков думных,
Открыв глаза, создал народ.
То были дети перестройки,
К КПСС, как базису, надстройки.
Она сама их создала,
Потом к рукам прибрать хотела.
Частичку власти отдала,
Но удержать уж не сумела.
Тогда все разом зашумели,
Но все мы из одной шинели.
Скажите, много ли из нас,
“Родной”не отдал жизнь и глас. 
IX

Сказали нам: “Так жить нельзя”,
Но не придумали, как можно.
Когда за пешку отдают ферзя,
Понять всегда такое сложно.
И мы опять бредём в потёмках,
Превозмогая рубежи.
У большинства в руках котомки,
А всюду мрак и грабежи.
И опять от дел насущных
Отрывает нас нужда.
Опять хотели сделать лучше,
А получилось, как всегда.
Конца тому, увы, не видно,
И за Державу, вновь, обидно.

X

Не скрываю, путал бес.
И я был член КПСС.
Платил исправно я парт взносы,
С утра ходил на выбора.
И, изредка, за всё, за это
Получал выговора.
За то, что не любил начальство,
Его надменное нахальство,
И на собраниях молчал,
Ну вот, за то и получал.
Жена со мной не совещалась,
К начальству больше обращалась.
Порука в том – полно седин.
Спал вроде с ней, но не один.

XI

Как было много разных судей.
Моей и прочих граждан судеб,
Вершивших скорую расправу,
По моему, им отданному, праву.
Ум, честь и совесть попирая,
Они почти дошли до края,
Но их никто не запретил
И головы не отрубил.
Теперь, пожалуйста, смотри.
Была одна, а стало три.
Итак, знамён не опуская,
Они дошли до наших дней,
Опять о власти помышляя,
С мешком гнилых своих идей.

XII

Но отложим отступленья,
Посмотрим на партии и движения.
Партии у нас всегда на диво,
От партии Тетчер, до любителей пива.
А движений такая тьма,
Их трудно вспомнить, даже весьма.
Число их растёт и довольно смело,
Когда до выборов доходит дело.
Они хотят нас вести и спасать.
И могут спеть, сыграть, сплясать.
Но что б залезть на небеса
Нужны им наши голоса.
И голосов набрав нужную сумму
Они садятся в Государственную Думу.

XIII

Когда же ставят ногу в стремя,
Уже не наблюдают время.
Томятся, как наложницы в гареме
Движениям и партиям это премия.
Но что б народом управлять
Нужны мозги, а где их взять?
C мозгами нынче туговато
По всей России кучки не набрать.
А те, что были ой далековато
Ведь кто-то сделал так, ядрёна мать.
Я правда слышал что была утечка,
Их зелёным заманили за бугор.
Мозги на то мозги, им не нужна уздечка,
А нам плевать, для нас мозги не разговор.

XIV

Я тоже обожаю сказки.
Особо про царей и дураков.
И тех, да и других у нас в достатке
Они всегда нас вызволяют из оков.
Вы мне конечно не поверите,
Что у нас везде порядок и уют.
Ну а мозги? Мозги в Америке.
Их там, слыхал, с горошком подают.
Они умеют зёрна отделять от плевел.
И то зерно у них в большой цене.
У нас, его всегда везут на север,
И прячут на далёкой Колыме.
А мы привыкшие к мякине
И до сих пор сидим в трясине.


XV

В Думе собрались мартышки,
 Ослы, козлы и, кажется, два мишки.
Все умные такие просто страх.
Как говорят, как в ступе воду мелят,
Но больше все же лицемерят.
А рвать начнут, кого беги,
Да только под ноги гляди.
Не зоопарк, а волчья стая.
Одни в загон бегут играя,
На перехват другие мчат.
Но есть такие, что молчат.
И вот они расселись по скамьям.
Зазвучали до самозабвенья.
Узнаю их я по голосам
Звонких повелителей мгновенья.

XVI

Запел Владимир Жириновский,
Тот, что создал ЛДПР.
В руке стакан и парень броский,
Без отягчающих манер.
Он старый друг Садам Хусейна,
И освятил в Ираке всё.
Своим присутствием.
Вплоть до хусейного бассейна.
Знают все, что он удаленький.
И у него не будут щёки рдеть.
Он гений только очень маленький,
И его порою трудно разглядеть.
Его я так всегда хвалю,
Как Кабановский тёщу во хмелю.

XVII

А это наш Явлинский томный.
Умнейший парень хоть и злобный.
Но он за принципы стоит,
И Бог за то его простит.
Для власти он как в горле кость,
Для остальных как в стуле гвоздь.
И у него была программа,
Но он её не превозмог.
И от неё сейчас остался
Нижегородский лишь пролог.
Его я очень уважаю,
И потому ему желаю,
Хоть иностранный он агент
Что б был России президент!
XVIII

А вот родное большинство.
Главарь их красное лицо.
То соглашается то, нет.
У них на всё готов ответ.
Его помощник главный в Думе,
Он кандалы уж нам придумал.
Опять коварство, те же средства,
И отрекаясь от наследства
Опять жидами нас пугают,
А кто их создал, забывают.
Но я своё к ним отношение
Уже высказывал не раз.
И хорошо бы в этой Думе
Их наблюдать последний раз.

XIX

А это их народовластие.
Ну, им всем власть видать,
А нам всем счастье.
Пускай немного по глотку.
И для слёз всем по платку.
Лают словно злые фоксы
Коммунистов парадоксы.
Им Ленин подарил 8 марта.
Не помню уж, который том.
Они ему, что б было соответствие,
В Ульяновске родном публичный дом.
И коль ума у них палата,
Где они столько времени сидят.
Ужель не знают, что придёт расплата?


XX

Початок здесь грызёт аграрий.
Уже седой и с красой харей.
С хрущёвских пор его хранит,
И всех за всё благодарит.
Им до сих пор ответить сложно.
Чего нельзя, а чего можно.
 А вот в Саратове их сдали,
И земли пахотные продали.
И не кому-нибудь - своим.
Они своё, мы не дадим.
Вот им сейчас бы чеки,
Всех накормили бы навеки.
У них теперь вице – премьер.
Уж он покажет им пример.


XXI

А вот в очках “Наш дом Россия”.
Видать не зря у них стекло.
Россию видят нас никто.
Их лозунг “Время жить в России “.
Ну, им бы только проорать.
А я скажу вам по секрету.
В России лучше умирать.
А как у них вещает Черномырдин?
Это какой - то А-ТАСС.
А как это звучит в переводе?
И что они там думают о нас?
Он остался пока за дверями.
Пробивает кредиты, вот класс.
Не бойтесь, он всё время с нами.

XXII

Я здесь готов остановится.
И колено преклонить.
И тихо, тихо помолится.
Оборвалась здесь жизни нить.
Она сидела здесь, ей тоже хлопали.
И не одна была, а вот ухлопали.
Она кому-то там дорогу перешла.
В подъезде грязном смерь её нашла.
Над ней уже давно сгущались тучи.
Найти б его, да вверх ногами с кручи.
Но нет концов и нет ответа.
Кто виноват? И почему молчат?
Хотели многие услышать это,
Но на устах её печать.

XXIII

Забыл сказать,
Что наш парламент,
Без дополнительных затрат,
Состоит из двух палат.
Там тоже могут пить и есть.
Палата два, но номер шесть.
Все они прекрасные ораторы.
Президенты республик и губернаторы.
Они сидели многие в Крестах.
Теперь царёво око на местах.
Их избирает родной народ.
И потому они разных пород.
Но я не книжка по ликбезу
И глубоко туда не лезу.

XXIV

Что б описать тех великих умов.
Нужно как минимум сто томов.
Я бы их с радостью всех воспел,
Но уже готовится ЖЗЛ.
Однако хочу заметить в скобках.
Там лебедь раком щуку ставит на возу.
И тех, кто наблюдает эти сходки,
 Сходу в поликлинику везут.
Есть губернатор Иванушка Скляров.
Так он от государственных дел
Тысячелетие русской ложки
На бюджетные деньги придумать сумел.
И Шендерович это заметил,
А я моментально воспел.

XXV

А мы говорим, что у нас нет денег,
И это попирание основ,
Но в палате сидит такой вот “Рерих”
C горошком мозговых сортов.
Сидит здесь и лидер Отечества.
Представитель московского купечества.
Он создал счастье в отдельном городе,
А окраины пускай подохнут в голоде.
Хорошо когда отечество Москва,
Но не одна она, иль нет на вас креста?
И это всё не понарошку,
Но уж Вы судите сами.
Где мозги с горошком?
Где горох с мозгами?

XXVI

Хотелось бы продолжить эти сказки.
Там много замечательных людей,
Но вы их знаете и без подсказки.
Носителей демократических идей.
Их много вперёд смотрящих,
Сладкоголосых и осмотрительных,
О всенародном благе кричащих,
Но мало предусмотрительных.
Они уже водили от сих до сих
Колхозы свои и республики.
Блага всегда оставались у них.
У нас лишь дырки от бубликов.
С протянутой рукою снова на пороге.
Опять не понимаем, куда ведут дороги.

XXVII

В смутное время ведут дороги.
Об этом ведём мы рассказ.
Давайте поищем в нём аналогий.
Как было раньше, и стало сейчас.
Царь Фёдор бездетный в тоске умирал,
И символы власти по кругу пускал.
Борис Годунов эти знаки принял,
И дальше уже от себя не пускал.
Дует ветер сильным в паруса,
Но недолго длятся чудеса.
И коли чёрт тебе не ворожит,
То удача быстро убежит.
Что было с народом? Царю каково?
Надеюсь, ты знаешь спросить у кого?
 
XXVIII

Мудрый Борис был один из немногих
Защитником нищих, вдов и убогих.
Народ он любил и власть прижимал,
Однако всё больше врагов наживал.
Милостей царских не хватает на всех
И был кратковременным этот успех.
Голод прошёл, забрав жизни с собою,
Оставив притом грабежи и разбои.
На шайки Борис отправляет войска,
Но мучить его начинает тоска.
Понять он не может, как и чего,
Народ и бояре все против него.
О Боже отведи мгновенья,
И царской милости и царского презренья.

XXIX

Мужицкий царь, народа ожиданье.
Несёт ему одни страданья.
А в честь его народное веселье,
В чужом пиру кровавое похмелье.
И нам понять, как видно не дано.
Хороший царь бывает лишь в кино.
И смывая кровавую пену,
Зализывая рваные бока,
Мы другого зовём на смену, твердя,
Он лучше будет наверняка.
Из истории не вырубишь, не вытравишь,
Глас народа, это Божий глас.
Борис порождает Лжедмитрия,
Как Божию кару на нас.

XXX

Может это неувязка.
Может быть судьбы каприз.
Может быть плохая сказка.
Нами правит вновь Борис.
Он на гребне перестройки
Прилетел в Москву на тройке
Не буланых лошадей,
А перестроечных идей.
Стал секретарём горкома.
В поликлинику ходил,
Но с коллегами по службе
Общий язык не находил.
О людях, ведая заботу
В трамвае ездил на работу.

XXXI

Он с коммунистами не ладил.
Как только мог всегда им гадил.
Власть делить он не любил,
Но за ней в народ ходил.
Потому из партократа,
Превратился в демократа.
Но как ярый большевик
Лез всегда на броневик.
Он уже гонимый властью.
И с неистовою страстью
Рвёт в клочки свой партбилет,
А нам даёт святой обет.
Мы подробности опустим,
И в Кремль жить его запустим.

XXXII

Боже, спаси от напасти,
И просвети ты нас,
Что мы порождение власти,
А не власть порождение нас.
Что наши усилятся беды,
Если всё останется так,
И не видать нам победы,
Мы лишь отработанный шлак.
И твоего наместника, Боже,
Мы сами избрали, прости.
Он нового горя предвестник.
Не пусти, не пусти, не пусти!
Но Бог давно не слышит нас,
О том я и веду рассказ.

XXXIII

Итак, в кремлёвских он палатах.
Царь-батюшка в одеждах демократа.
Сам Патриарх его благословил.
Тем самым к смуте руку приложил.
Он хоронил последнего монарха,
Видать уже по воле Патриарха.
И никто не помнит уж о том,
Что он ипатьевский разрушил дом.
Что думал он, держа свечу во храме?
Где вместо прихожан его охрана.
Что может коммунист просить у Бога?
Конечно, только блага для народа,
Которым он теперь руководит,
И никогда ему не навредит.

XXXIV

Думы царские не суждено знать нам.
О них мы судим только по делам.
А что до дел, любой тому свидетель,
Какой царь-батюшка для нас радетель.
Он раньше жертвовал перстами.
Мы это часто видим с вами.
Советская власть отсекала их смело.
Ну что ж, понимаешь, наверно за дело.
Сейчас он нас руками, головой дразнит.
Но кто же сам себя казнит?
Готов он даже лечь на рельсы.
Покуда не зашла его звезда.
Такие, понимаешь, вот умельцы.
И жаль, что редко ходят поезда.

XXXV

Но конкуренты жмут со всех сторон.
Да мало ли таких как он.
Обкомов этих были тыщи.
В них интеллект, умы, умищи.
Как строить козни, изводить людей,
Они умели без затей.
То же самое в царских палатах.
Как он ловко извёл демократов.
В каких купался раньше он умах.
Теперь головки эти на колах.
Умело вытоптал придворный он Олимп,
Но лишь над ним остался мученика нимб.
Непросто знаете на гору ту залезть.
И начинает мучить его болезнь.

XXXVI

Сперва ему лечили долго сердце,
Затем запой, желудок, а потом,
Он не перенёс такого стресса,
И кажется, подвинулся умом.
Тогда ему мозги пересадить решили,
И говорят, был донором Немцов,
Гайдаром, Лившицем травили,
Но и Чубайс не совместил концов.
Мозги, дружок, такая штука,
Что их очень трудно совмещать.
Здесь, понимаешь, новая наука,
Что кентавристикою стали называть.
О совместимости несовместимого она.
Коль царь не превозмог её, ему хана.

XXXVII

Как бы хотелось написать о детях.
Которые должны быть лучше нас.
Что не сидят в подвалах, тюрьмах, клетях,
И жизнь для них сплошной Парнас.
Но они о нём не знают,
А нас всё чаще проклинают.
Мы ж киваем на смутное время.
Но кто вырастил это семя?
Бурлит и пенится жизни река
На перекатах  бед и ошибок.
Мы знаем это наверняка.
И теперь нам уже не до улыбок.

XXXVIII

Мы войну уже глядим по телевизору,
Что развязал с похмелья Паша Мерседес.
Они в Чечню залезли с главным визирем.
Уж лучше бы на бабу он залез.
Они детей своих туда не посылали.
На бинты другие рвали простыни.
Тюльпанов чёрных им не присылали.
Они росли лишь в семьях простеньких.
Всё это было для потехи самолюбия.
Им слава Жукова покоя не давала.
Такая, понимаешь, вот прелюдия,
Десятки тысяч в землю закопала.
Один сейчас посланником при НАТО.
Другой, как прежде, символ демократа.



XXXIX

Но у царя и царские замашки.
С горы он катит без отмашки.
Не может быть ведь царь-вредитель.
Он будет царь-освободитель.
Подумаешь в Европе НАТО.
У нас есть армия на то.
В Европе мир и нет возни.
Не правы все, мы лишь одни.
Скоро Пасха у нас, праздник вербы.
Нам родными опять стали сербы.
Я не кликуша, да и они не пророки.
Нам будет с ними немало мороки.
Виной всему считаю кардиопилюлина.
Вот такая получилась загогулина.

XL

Смутное время в разгаре.
И мы дышим запахом гари.
Впереди ещё много преград.
Ещё будут бомбить Белград.
Ещё будут орать нам Ура-патриоты.
Почему братьев сербов в обиду даёте?
Мы снова ощетинимся ракетами.
Взбудораженные старыми заветами.
И пока у власти будет царь Nestle
Нам тлеть, тлеть и тлеть.
На этом ритуальном костре,
Поджаривая чёртово семя.
Лишь когда в лету канет Nestle
Закончится смутное время.

XLI

Смутное время родило Бориса.
Седого и стройного, как кипариса...
То напишу, то снова вытру я.
Какого он родит Лжедмитрия?
То не чудовский монах, и не польский блеф.
Лжедмитрий наших смутных дней, лишь КПРФ.
Она, как зло, хитра и многолика.
Отец один, но много матерей.
Народной грудью вскормленная клика.
Любой волчицы матерей.
Но на них найдётся князь Пожарский.
И Мининых у нас не перечесть.
Я верю, что им скоро будет жарко.
И мы вернём России попранную честь!
XLII

Я всех, почти, ветвей коснулся власти.
Фемидой буду, знаю я, не обделён.
Прокуратуре буду я, шербета слаще.
Поскольку чтит она, как водится, закон.
Я на всё и всех готовлю пасквиль.
Но может мне поможет прокурор?
Хотя едва ли, он теперь как рашпиль.
И сам недавно произвёл фурор.
Он по долгу службы смотрит в скважину.
А что увидишь там? Мы все загажены.
Мы привыкли, мы простые люди,
И не часто нюхаем цветы.
А он чего нам выставил на блюде?
Образец моральной чистоты?

XLIII

Хотелось мне пройтись по прессе.
Но это делают все вместе
И президент, и две палаты,
И грозный суд, все тянут лапы.
Все оседлать её готовы.
А потому готовят шоры.
И шенкеля, и даже шпоры.
Ведь скоро выборы, Бог мой.
Какой теперь у ней покой?
Но дама с гонором она,
И сдачи им даёт сама.
Из косметички достаёт
И им показывает вот,
Ты посмотри, какой урод!

XLIV

Ещё хочу сказать на посошок.
К вам, обращаясь, братья-демократы.
От вас сейчас идёт дурной душок,
И вы сами в этом виноваты.
Не может растопыренная кисть
Нанести врагу удар достойный.
Вас не пугает эта мысль?
Почему она вдруг стала непристойной?
Ужель не можете понять.
Вы ж молоды, умны, учёны.
По одному вас будут убирать
Коммунистические старые матроны.
Вы умерьте амбиций парад.
И история вас не забудет.
Не по росту поставит, а в ряд.
И каждому славу добудет!

XLV

Вот вам без сахара памфлет.
Его не хочешь, ешь омлет.
Хочешь с сыром, а хочешь с луком.
Не терзаясь душевною мукой.
Но хочу Вам напомнить опять,
Потешаясь над властью всласть.
Чтобы не было снова, опять двадцать пять.
Какие Мы с вами – такая и Власть!
Такой мой простой совет.
А коли не так, то будет
Plus sonat quam valet!( Больше звона, чем смысла.)


Конец.

воскресенье, 21 Марта 1999 г.