Из книги Э. Горюхиной. Под тяжестью деда азри

Генерал-лейтенант  Леван Шарашенидзе –
один из самых интересных людей,  с кем меня свела война в Грузии.
Случилось так, что я забрела на запах хлеба в одну из комнат в военном штабе Временного правительства.
Она оказалась приемной министра обороны.
Когда вошел мужчина в генеральской форме,
я ничего лучшего не придумала, как спросить:
-Что это  вы тут делаете?
-А что вы здесь делаете, мадам?- выразительно ответил генерал.
Возможно, желая смягчить неловкость,
от которой хлеб застрял у меня в горле,
генерал протянул мне руку:
- Шарашенидзе – министр обороны, или член военной хунты,
если так угодно мадам».


Через полгода мы встретились на территории «Грузия-фильма» у конюшни.
Есть у Шарашенидзе страсть  - лошади.
Стоило генералу подойти к лошади, 
как она сама добровольно идет под властную руку.
Притяжение это удивительно и волнующе.
-А что, если собрать из таких лошадей эскадрончик…-
не то спрашивал, не то утверждал генерал.
Я со своими познаниями вклинилась в его мечтания:
- А танки Т-70? А танки Т-80?
Что может лошадь против танка?
-Послушайте, мадам, что вы можете знать о кавказской войне?
Ведь это горы… Знаете ли вы, что такое горы?
Я замолкаю, пораженная сходством интонации генерала с думбадзевской фразой,
которую однажды услышала.
«Они ничего не понимают в горах.
Что они могут понять в рассказах, если они не чувствуют гор?
Знаешь ли ты, Эльвира, что такое горы?» -
так Нодар Думбадзе отреагировал  на одного степного критика его рассказов.


Пока хозяин конюшни жалуется генералу на инфляцию,
на трудности содержания лошадей, каждая из которых
уникальна по родословной и своим возможностям,
я замечаю небольшую группу молодых людей,
чем-то отличающихся от актеров студии.
Ощущалась в них готовность к мгновенному выбросу энергии,
они были – словно ртуть.
Все записались добровольцами в гвардию.
Из-за нехватки оружия продолжают пока оставаться  на студии.
Шарашенидзе извлекает из кобуры пистолет  Стечкина.
Воздух сотрясается эффективными выстрелами.
Мы не успеваем опомниться,
как генерал с неожиданной патетикой,
полной вместе с тем неизъяснимой печали,
обращается к каскадеру:
-Скажи мне, есть что-нибудь на свете,
ради чего у тебя можно отнять твою единственную,
ни на чью другую не похожую жизнь?
Почему ты должен умереть?

Каскадер – я это видела собственными глазами-
сник под тяжестью вопроса.
Потом чисто по-детски протянул:
- А я не собираюсь умирать.
- И они не собирались, - сказал генерал.
Он еще что-то хотел сказать. По-видимому, очень важное.
В таких случаях грузины предупреждают: деда азри!
То есть главная мысль. Мысль-мать.

Больше я не видела генерала.
Уже никогда мне не ощутить с такой материальной,
биологической силой мысль о войне как убийстве всего живого,
как в тот миг, когда я видела молодого человека,
чья профессия – смертельный риск,
согнувшимся под тяжестью всего-навсего одного вопроса.
Вопроса генерала Шарашенидзе,
который знает, почем фунт военного лиха.

                1991-1992 гг.