Чужое перо. вторая часть

1.

В  жёстких  рамках  стихов  графоману  беда:
Их размер – окорот  для пера.
Растечёшься  по  древу – заслужишь  суда,
Ибо  краткость – таланта  сестра.

То ли  дело  поэма – простор  для души!
В  ней,  как в вольной степи,  благодать:
Сколько  хочешь  болтай,  что  угодно  пиши,
Не  пытаясь язык  обуздать.
Отвлекайся  от темы,  свободно  пари,
За  сюжетом  порой  не следи,
И  о том  говори,  и  о сём  говори,
И  свой опыт  в пример  приводи.
Что  в стихах  не сказал – можно  здесь  наверстать,
Здесь  раздолье,  как  в небе  для птиц.
Только вот в чём вопрос:  захотят ли  читать,
Поглядев на обилье  страниц?
Но,  была не была – продолжаю  рассказ,
За собой  оставляя  права
На  занудство  длиннот,  на точение  ляс
И  на прочее  тратить  слова.
Дорвалась  до поэмы – читатель,  прости! –
Остаётся  пришпорить  конька –
А  куда  он  способен  меня  занести –
Мне  самой  неизвестно  пока.
Но – довольно.  Пора  повернуться  лицом
К  персонажам,  припомнить  сюжет –
И  героя,  которого  знали  юнцом,
Навестить  через несколько  лет.
_______

Мы  опять застаём  его  на рубеже
Двух  эпох,  в переломный  момент:
Он  опять  выпускник,  но не  школьник  уже –
Старшекурсник,  дипломник-студент.
Жизнь  его  протекает  своим чередом,
Сообразно  порядкам  земным.
Вот  его общежитие – старенький  дом,
Неказистый, но  ставший  родным.
В  этом  доме,  где стены  в потёках  сырых,
С самых  первых  студенческих  дней
Обитает  он  в комнатке  на четверых –
Он  и  трое  таких же  парней.
Почитая  студенческой  дружбы  закон,
Все  они  словно  братья  близки –
Однокашники,  сверстники – все,  как  и  он,
Старшекурсники-выпускники. 
Что  ни  день – то  мечты  о дальнейшем  пути,
Планов,  замыслов,  помыслов  тьма…
До  диплома  осталось  полгода  почти –
Лишь  семестр.  А  покуда – зима.
А  покуда – каникулы.  Только  теперь
Это  больше,  чем  просто  досуг:
Это  грусть  и  предчувствие  близких  потерь,
Репетиция   долгих  разлук.
Первый  едет  домой,  в лыжный  лагерь – второй,
Третий – в  гости…
Из  всех  четверых
Остаётся  один – наш  знакомый  герой –
Ждать  друзей  в  этих  стенах  сырых.
Он  всегда  уезжал:  колесил  по стране,
Летом – к морю,  и  в горы  зимой,
Но  все годы  лишь  письма  писал  он   родне
И  ни разу  не ездил  домой.
На расспросы  друзей  нёс  какой-нибудь  бред,
Балагурил,  острил,  заливал –
И  поняв,  что  дружок  не откроет  секрет,
Любопытный,  вздохнув,   отставал.
Что  ж  он  нынче  поездку  решил  отменить?
Может,  снова – душевный  разлад?
Чтобы  это  понять,  чтобы  всё  объяснить,
Мы  вернёмся  немного  назад.

2.

Он  легко  поступил.  Без  особых  трудов
Он  втянулся  в студенческий  быт,
И  казалось,  тот  мальчик  из школьных  годов
Был  им  вычеркнут  и  позабыт.
Он  вписался  в  весёлый  студенческий  круг,
Он  учился,  кутил,  флиртовал,
Иногда  увлекался – но новых  подруг
Без терзаний  легко  забывал.
Он  почти  перестал  предаваться  тоске,
Жизнь  катилась,  легка  и  светла –
Но  в душе,  в заповедном  её  уголке
Заповедная  тайна  жила.
И  ни флирт,  ни учёба,  ни чтение  книг
Заслонить  от  него  не  могли
Ту,  которую  он  не забыл  ни  на  миг,
Город  детства  в  желанной  дали.
Регулярно  он  письма  родителям  слал,
А  ночами,  когда  все  уснут,
Из  глубин  чемодана  тетрадь  доставал,
Шёл  на  кухню – и брался  за труд.
И,  как  в памятном  детстве,  грызя  карандаш,
Он  глядел  в заоконную тьму…
И  с тоской  понимал:  пресловутый  кураж
Не  желает  вернуться  к  нему.
Он  листы  изводил,  он  себя  изводил,
Он  томился  до часу,  до двух –
И  к печальному  выводу  он  приходил:
Что  огонь  вдохновенья  потух.
Но  ведь  был,  но  ведь  был  поэтический  дар!
Он  ведь  помнил  тот  радостный  пыл,
Тот  прекрасный  полёт,  тот  туман,  тот угар –
Неужели  напрасен  он  был?
Он  уже  понимал,  но  признать  не  хотел.
«Нет,  любимая,  ты  не права!»
Сам  тогда  карандаш  по бумаге  летел,
Сами  в строчку  ложились  слова!..

И  достал  он  стихи  своей  школьной  поры,
И,  листая  тетрадки-тома,
Видел:  рифмы  корявы,  сравненья  стары,
Смысла – крохи,  банальностей – тьма.
И  вернулась  тоска.  Запоздало  томил
Горький  стыд,  всё  валилось из рук…
И  развёл  он  костёр,  и огню  он  скормил
Все  плоды  графоманских  потуг.
А  друзья  между  тем  заводили  невест…
Он  печально  глядел  на парней.
Да,  он  сам  виноват.  Сам  избрал  этот  крест.
Он  казнился – и  думал  о ней.
Вспоминал  он – а  сам  умирал  от стыда:
«Ты  прости  меня – я  не  со зла…»
Ну  за что  он  её  так  обидел  тогда?
Лишь  за то,  что  правдива  была…
Он  клеймил  себя,  горькою  пыткой  пытал
Чуть  не  каждую  ночь  напролёт:
Обманул  ожиданья,  любовь  растоптал,
Негодяй,  графоман,  стихоплёт!
Что же  делать  теперь?  Как  советовал  друг,
Пасть  к ногам,  попытаться  вернуть?
Но  явиться  ни с чем,  без побед  и   заслуг –
Значит,  снова  её  обмануть…
Кем  он  будет  тогда?  Как  такого  любить?
Только – что  себя  зря  истязать? –
Он  решил  наконец,  как  ему  поступить:
Надо  просто  учиться  писать.
Он  ведь  честен  с собой,  он  ведь  понял,  что  слаб, –
Перспектива  не  так уж  плоха.
Он  созрел.  Начинается  новый  этап:
Постиженье   науки   стиха.

3.

Он  засел  за учебники  и  словари,
Он  по  строчкам  стихи  разбирал.
Это ж  надо – ведь  раньше  до самой  зари
Он  без знаний  бумагу  марал!
Скоро  знал  он  все  виды  размеров  и  стоп,
Композиций,  фигур  и  фонем,
Скоро  в тексте  любой  поэтический  троп
Узнавал  безо  всяких  проблем,
Скоро  всю  стихотехнику  знал  назубок –
И  о прошлом  подумывал  так:
«Как  же  тёмен  я  был, неучён  и  убог!
А  ведь  метил  в поэты,  чудак!»
И,  теорией  вооружён  до  зубов,
Рассудив:  уж  теперь-то  пора! –
Вновь  он  начал  писать:  про  весну  и  любовь,
Про  деревья,  цветы  и  ветра.
Он  следил  за  собой!  Он  себе  не давал
Находиться  во власти  химер.
Он  не просто  писал – он стихи  создавал,
Подбирая  стопу  и  размер.
Он  промашек  и  сбоев  себе  не  прощал,
Он  любовно  выглаживал  стих,
Он  эпитеты  ловко  в строках  размещал
И  дозировал  образы  в них.
И  наивно  внушая  себе  самому,
Что  наука – залог  мастерства,
Всё  не мог  он  понять:  почему,  почему
Ткань  стиха  безнадёжно  мертва?
Вроде  гладко  снаружи – да  пусто  внутри…
Но чего  не хватало  в  строках –
Не давали  ответа  ему  словари
И  молчали  статьи  о стихах.
Он бы  бросил  затею – да  не было  сил:
Звал  вдали  притягательный  свет…

«Что  с тобою,  приятель?» – однажды  спросил
У  него  однокурсник-сосед.
И,  наверное,  крайний  момент  наступил:
Безысходность,  раскаянье,  злость
И  всё то,  что  в себе  он  таил  и  копил,
Прорвалось,  через  край  пролилось.
Он  не  думал  к  себе  состраданья  просить,
Он  пощады  себе  не  давал –
Просто  больше  не мог  в себе  это  носить,
Просто  душу  ему  изливал.
Волновался  и  даже  срывался  на  крик:
«Всё  не так!  Не пойму,  в чём  беда…»
И  сказал  собеседник: «А знаешь,  старик,
Я  ведь  тоже  пишу  иногда.
Я  немного  стеснялся  и  это  скрывал –
Что  подумают,  мол,  обо мне? –
И,  по правде,  значения  не придавал
Я  своей  дилетантской   возне.
Я  совета  не  дам:  я  не  мастер – скорей
Я  профан – и,  невежде  под  стать,
Как  Онегин,  не  знаю,  где  ямб,  где  хорей.
Но  стишки  свои  дам  почитать».
Тот  подумал: «Не  знает,  где  ямб,  где  хорей?
Видно,  парень  умом  недалёк…»
А  приятель  порылся  на полке  своей
И  тетрадь  со стихами  извлёк.
«Извини,  я  пишу  без  руля  и  ветрил,
Как положит мне  на  душу  Бог…» –
И  ушёл.  А  герой  мой  тетрадку  открыл –
И  уже  оторваться  не мог.
«Боже  мой,  этот  слог,  эта  твёрдость  руки!..
Он же,  дурень,  не знает  цены
Этим  ценностям… Боже,  как  рифмы  легки,
Как  сравненья  свежи  и  точны!
Боже,  мне  бы  такое  владенье  пером!
И  откуда  взялось  мастерство?» –
И  досада  Сальери – древнейший  синдром –
Охватила,  пронзила  его.
«Я  учился,  искал  себя  день  ото  дня,
От  бессонниц  ночных  изнемог –
Почему же  его,  почему  не меня
Так  отметил  Поэзии  бог?
Что  ему  этот  дар?  Он  оценит  едва
Счастье,  нужное  мне  позарез.
Я  тружусь,  а  к нему  золотые  слова
Будто  сами  слетают  с небес…»

И  когда  возвратился  приятель-сосед
И  спросил: «Ну  и  как – ерунда?» –
Он  ответил:  «Старик,  ты  от  Бога  поэт.
Мне  тебя  не догнать никогда…»

4.

За  ночь  выпал  густой,  ослепительный  снег.
Двор  блистал  в  серебре  и  мехах.
Он  стоял  у окошка  и  думал: «Вовек
Мне  не выразить  это  в  стихах.
Наконец  я  дошёл  своим  жалким  умом –
Всё  так  просто,  что  даже  смешно:
Кто я? –  бездарь,  поэт на  Пегасе  хромом.
Он – сумел бы,  а  мне  не дано…»
Он  оделся  и  вышел.  Он  шёл наугад
Вдоль  домов,   по колено  в снегу –
И  мучительно  думал: «Я  сам  виноват.
Я  зарвался.  Решил,  что  смогу…
Я  глупец!  И надеяться  не  на  что  мне.
Значит,  всё.  Я  домой  не вернусь…»
И  стихи  однокурсника,  будто  во  сне,
Почему-то  твердил  наизусть.
Снежных  улиц  крахмальная  голубизна
И  слоистого  воздуха  мгла
Уводили  всё  дальше… И  снова – Она
Возникала:  корила,  звала –
Но  мерцала  и  таяла – та  и  не та…
Он  её  вспоминал,  забывал –
И  портрет  её  зыбкий,  как  пар  изо  рта,
Расползался  и  прочь  уплывал.
Исчезало  лицо…  Неужели  забыл?!
Нет!  Вернуть,  воскресить,  сохранить!..
Но  туман  расстояния  краски  размыл,
Истончил  драгоценную  нить.
«Значит,  вправду – конец… Как  себя  ни  кляни,
Путь  назад  навсегда  перекрыт…»
И  впервые  за  долгие-долгие  дни
Он,  как  в детстве,  заплакал  навзрыд…
И,  не видя  дороги,  он дальше  шагал
В  никуда,  сквозь  сугробов  стада,
И  мороз  ему  мокрые  щёки  сжигал,
И  вползала  в него  пустота…
Только  вдруг  почему-то  внутри  пустоты,
Посреди  беспросветной  тоски –
Будто   снег  продышали живые  цветы –
Зазвучали  чужие  стихи…
Будто  руку  подав  через  край  полыньи,
В  этом  холоде,  в  белом  дыму
Друг-сокурсник  протягивал  строчки  свои
Из  знакомой тетрадки  ему.

...Он  не  мог  бы  сказать,  как  решенье  пришло, –
Но  уже  на обратном  пути
Он  отчётливо  знал:  вопреки  и  назло –
Он  обязан хоть  что-то  спасти…

5.

«Здравствуй,  радость  моя!  Ты  уже  не ждала…
Но  повинную  голову  сечь
Ты  не станешь,  я  знаю… Ведь  ты  не  смогла
Разорвать  на клочки  или  сжечь
Эту  исповедь… Ты  ведь  читаешь  слова
Этих  строчек – наверно,  браня,
Проклиная…  А  значит,  надежда  жива, 
Значит,  есть ещё  шанс  у   меня…
Что ж,  брани,  проклинай  меня – я  заслужил!
Но  излив  всю  обиду  и  злость,
Может,  всё  же  захочешь  узнать,  как  я  жил,
Почему  мне  уехать  пришлось.
Я  подлец.  Но  пойми:  я  иначе  не мог.
Для  тебя  я  всю  жизнь  изменил,
Для  тебя  я  гранил  и  оттачивал  слог,
Лишь  одной  тебе  верность  хранил.
Если  ты  разлюбила,  забыла  меня –
Я  не вправе  тебя  упрекнуть.
Но  поверь  мне,  любимая:  день  ото  дня
Лишь  к тебе я  прокладывал  путь.
Я  отрёкся,  провёл  между  нами  черту,
Проложил  роковую  межу,
Потому  что  мечтал:  дотянусь,  дорасту,
Восхищенье  твоё  заслужу.
Удалось  ли – не  знаю.  Лишь  ты  мне  судья.
На  прощанье – стихи  тебе  шлю.
Может,  всё  объяснят  они  лучше,  чем  я.
Жду  и  верю.  Надеюсь.  Люблю».


Он  заклеил  конверт.  Он  себя  убеждал:
«Что  с того,  что  стихи  не мои?
Я  ведь  их  не  украл – он мне  сам  их  отдал…
Это – ложь  во  спасенье  любви.
Нет,  не ложь – а  попытка  распутать  клубок,
Возвратиться  к  началу  начал.
Я  стихи  не  присвоил – суди  меня  Бог,
Лишь  об  авторе  я  умолчал…
Ну  и  что?  Может,  я  его  тайну  храню!
В  этом  нет  никакого  вранья…
А  любимой  со  временем  я  объясню,
Что ошиблась,  что  автор – не  я…»

________ 
    
«Мой  родной, моя  боль,  моя  радость  и  грусть!
Ты  ошибся:  я  очень  ждала.
Понимала  умом,  что  уже  не  дождусь,
Но  душе  запретить – не могла.
Мне  твой  друг  рассказал  о  решенье  твоём,
Объяснил  твой  поспешный  отъезд.
Он  сердился,  и  мы  осудили  вдвоём
Твой  нелепый  ребяческий  жест.
Я  действительно  злилась,  виня  и  браня:
Как  ты  мог  всё  решать  за  двоих?
Ты  меня  не  спросил,  просто  бросил  меня
Ради  глупых  амбиций  своих!
Для  чего  ты  уехал,  сжигая  мосты?
Мне  не  важно,  силён  или  слаб
Ты   в  искусстве  поэзии.  Главное – ты!
Будь хоть  трижды  бездарен – ждала б.
Всё  равно  бы  любила – такого  как  есть…
Я,  в  наивной  своей  простоте,
Не  хотела понять:  как  ты  мог  предпочесть
Свой  апломб – нашей  общей  мечте?!
Но – любила  и  мучилась… Так  и  жила:
Чуть  подумаю – слёзы  из  глаз…
Но,  письмо  получив,  наконец  поняла:
Ты  мудрей  меня  в тысячу  раз.
Ты  был  верен  назначенной  свыше  судьбе.
Я  готова  сгореть  от  стыда,
Что  когда-то  могла  усомниться  в  тебе.
Как  я  глупо  ошиблась  тогда!
Ты  был  прав!  Ты поклялся – и  слово сдержал.
Ты  буквально  за  несколько  лет
Так  развил  свой  талант  и  душой  возмужал!
Ты  и  вправду  прекрасный  поэт!
Не  казнись.  Ты  не должен  себя  обвинять.
Твой  талант – искупленье  грехов.
Я  тобою  горжусь!  И  мечтаю  обнять.
Жду,  как  радости,  новых  стихов».
_______

Сердце  билось – как  молот  в груди  грохотал.
Крупной  дрожью  дрожала  рука.
Он  читал,  перечитывал,  снова  читал
Драгоценные  строчки  листка.
Не  забыла… Скучает… Он  верил,  он  знал!
Да – но  хода  обратного  нет.
Что  он сделал,  в какой  себя  угол  загнал! –
Самозванец,  фальшивый  поэт…
Этот  почерк… Дыхание  ласковых  строк…
Больше  он  не  отпустит  её!
Ради  этой  любви  он пойдёт  на подлог,
На  любое святое  враньё!..
И  решил  он  каникулы  здесь  коротать
Этой – самой  последней – зимой.
И  дружка  попросил – дать  стишки  почитать
Перед  тем,  как  уедет  домой.
Говорил,  что   они  придадут  ему  сил
В  одиночестве,  в снежном  краю…
И  стихи все  каникулы  переносил
Из  тетрадки  соседа – в свою…
_______

Тихо  в мире.  В  окошко  глядят  фонари.
Над  трубою  колышется  дым.
Ночь  на улице – час,  а быть может,  и три.
Мы  с  героем  на пару  не спим.
В  это  время  сподручней,  чем  суетным  днём,
Рефлексировать,  рыться  в  судьбе…
Мы  с ним  думаем:  я  размышляю  о  нём,
Он – о  ней,  да  ещё  о  себе.
Оба  пишем,  и  оба прилечь  не спешим.
То,  что  нам  с  ним  известно  двоим,
Он  пытается  высказать  словом  чужим,
Потому  что  не  может  своим.

…Мой  читатель,  довольно  глядеть  в  эту  тьму.
Я  настольную  лампу  гашу.
Мой  герой  повзрослел – и теперь я  к нему
Снисхожденья  уже  не прошу.
Но  самой  мне  его,  заплутавшего,  жаль –
Он  ведь  всё-таки  мне  не  чужой,
Я  ведь – штрих  за  штрихом,  за деталью  деталь –
Наблюдала  за  этой  душой:
Как  он  двигался  к краю,  страстями  ведом –
Честолюбием,  тягой  к  перу
И  любовью… Читатель,  помедлим  с судом.
Да  и  время,  однако,  к  утру,
И  давно  о  ночлеге  подумать  пора.
Отдохнём – и продолжим  маршрут.
А  героя  оставим  сидеть  до утра
И  вершить  свой  неправедный  труд.